Болтливой избы хозяйка 2 (СИ) - Шкот НатАша (электронные книги без регистрации TXT) 📗
Домик был тих. Лишь на пороге прозвучал сонный голос Лукерьи:
— Куды?
— На Полняку, побегаю. Отдыхай.
— А, ну ладиком! Полянка — самое оно для хворобливого сердца…
На Полянку Степка пошла одна. Сперва упала посередке на прихваченное одеялко и заплакала. А опосля завыла, не стесняясь, да и не сдерживаясь более, наверняка зная, что не услышит никто.
История повторялась из раза в раз. Уже и не счесть, сколько она здесь слез пролила за короткий срок пребывания Слагалицей. И не одна она ведь. Чай не первая несчастная обладательница дара ревет здесь. И вдруг как-то неудобно ей стало, что ли, совестно. Что все в одну сторону. Потребительски по отношению к Полянке выходит. Слезы льет, утешения, успокоения ища. Опять же, водицу целебную потребляет для себя и женихов. А Полянке, что в ответ? Ничего…
Села она, ошеломленная этой мыслью.
— Ну и свинья же я… Как там говорят, колодец не бездонный. Того и гляди, все целебные силы иссякнут. Помнится и Лукерья мне что-то такое говорила… А интересно, как можно вернуть добро Полянке? Ну кроме как слагалить… Полянка, подскажи, а?
Прошлась Степанида медленно по теплой, влажной землице, склоняясь гладила траву, подходя к деревьям, проводила по ним ладошкой и все повторяла про себя: «Подскажи, Полянка… чего бы тебе хотелось…»
И, не то ответ от Полянки пришел, не то просто само в голову взбрело, да только увидала Степка в думах Полянку, цветами увитую. Тут и там петуньи разноцветные цвели, образуя яркие островки, а подле Ручейка — ландыши с гиацинтами.
Замерла женщина от дум этих и вдруг припомнилось ей, как раньше, очень давно, как была подростком еще, увлекалась цветоводством. Дома пройти было невозможно, так она загромоздила все горшками да кадками. А начиная с весны, до самой осени разбивала клумбу вокруг их многоэтажки. Соседи нарадоваться не могли, с других дворов любоваться приходили на красоту, Степкиными руками сотворенную. Любили ее цветы. Росли хорошо, никогда не пропадали, не болели. А она их любила. Разговаривала, гладила лепестки, хвалила, за красоту благодарила.
Степка крепко призадумалась. Нахмурилась, виски потирая. Даже голова разболелась немного. Что это? Откуда такое яркое воспоминание и почему она никогда не вспоминала об этом ранее? И что, еще более важное, когда любовь к цветам прошла? Она совершенно не помнила… Словно и не ее это воспоминания, а рассказал кто.
— Да нет, — размышляла вслух, ходя туда-сюда, — это точно я была! И любимые мои цветы — амаранты. Особенно те, что на гребешки петушиные похожи, — Степка отчетливо увидала в воспоминаниях, как росли они высоко, выше человеческого роста порою, красные, желтые, ярко-малиновые и фиолетовые.
— Почему же я перестала этим заниматься? — Степка даже сходила умыться, чтоб головная боль прошла и припомнить удалось. Ведь уже много лет она на цветы и глядеть не глядела. И дома у нее, там где с Николаем проживала, даже кактуса вялого не имелось, — странно, очень странно. Вроде, как с огневиком познакомилась, так и забросила это увлечение… Черт, неужели так сильно он на меня повлиял?
И сама себе ответила — сильно! Она ведь, словно и не она все то время была. Сейчас даже подумала, что, пожалуй даже программирование ее не интересует. И так жутко стало от осознания этого, аж ноги подкосились.
— Господи, что же это получается… Не встреть я того козла, совсем другой могла бы стать? Может даже… счастлива была, детей имела… домик с… клумбами… борщи варила и каждую ночь засыпала с любимым… мужем… Тихо, спокойно без хапунов-похитителей, двоедушников и прочей нечисти?! Мамочки…
Разволновалась Слагалица. Села на бережочке, еще поплакала, судьбу горькую поминая недобрым словом. А еще огневика проклятого, укравшего столько лет жизни и возможность сделать выбор самой, прожить иначе.
Долго плакала. То на жизнь обижаясь, то вчерашнее припомнив. Никак образ голого Мити, врывающегося в скользкое тело водяницы из головы не уходил. Ревность жгучая сердце палила. Ревность и зависть. Ведь она так и не познала того самого, заветного, интимного с ним. Ведь здесь, на Полянке, в положенный день хотела тот самый твердый, мужской орган в себе ощутить, девственность отдавая. А теперь не будет этого всего. Не сможет она, после той, другой. Аж затошнило от воспоминаний.
Разделась Степка, не вынеся столько боли от мыслей черных, да опустилась в Ручей. Только это ей всегда помогало. Мысленно обратившись к целебной водице и прошептала:
— Пожалуйста, дай мне силы вынести это все…
Водица помогла. Привычно вымораживая, а затем возвращая утраченные силы, покой и твердость духа. Постепенно вернулась уверенность, что все получится. Она выполнит долг, сохранит всех. А на свадебке пусть дальше боги решают, как им быть. Смирилась она. Все. Точка. Будь что будет!
И телу хорошо стало, не только душе страждущей. Умылась хорошенько, голову вымыла, попила, не забывая мысленно благодарить водицу за помощь.
А затем промчала пару кружков по траве мокрой, полежала на одеяле малехо подремала. И лишь через пару часов, спокойная, отдохнувшая, вышла к ожидающему жениху. Так как уже рассвело, домой они отправились его ходом. А именно верхом на Апгрейде, да через прорытый лаз. Степка прижималась к нему и даже улыбалась. Еще грустно, но уже имея силы вынести испытание. Испытание изменой.
— Чаво гулены, перебрали вчерась, а? — усмехаясь вещала Лукерья, — а я баяла, негоже смешивать наливочку с пивком!
— Не трынди ты, злыдня! — прервал клецницу Егорыч, — и без тебя башка, аки улей…
— Так те и надо, буш знать, пень сморчковый, как молодца из себя строить!
— Не гунди, сказал! Отвару краще, сваргань, того самого…
— Ладно, — смилостивилась Лукерья, — токмо заради девиц. Для тебя, обормота, не варила бы!
— Не ругайтесь, Лукерья, — простонала Беляна, — у нас случайно вышло…
— Ой, здорово-то так, — раздался еще один голосок, писклявый, — а я и забыла, что такое похмелье…
— Да что тут хорошего, Наташка? — прошептав пересохшими губами, спросила Веста, — голова болит, во рту какашка…
— О, а знаете анекдот? — Наташка взмахнула хвостом, разбрызгивая воду, — как раз в тему… Разговор по телефону двух друзей:
— Саня, мы вчера пиво пили?
— Пили.
— А водку пили?
— Пили.
— А ракетное топливо пили?
— Пили.
— А ты какать еще не ходил?
— Нет.
— Саня, не ходи. Я из Токио звоню!
Веста хихикнула, Егорыч хрюкнул, а Лукерья пробормотала:
— И чаво смешного?
— Ой, а я еще вспомнила! Экзамен в зооинституте. Студент с бодуна ничего не может вспомнить, профессор изо всех сил пытается вытянуть его на "3"…
— Ладно, последний, очень простой вопрос. Сколько у коровы сисек? Студент морщит лоб.
— Не помню… Но у доярки — точно две.
— О, енто я понимаю, смешно. А-ха-ха, две титьки! — засмеялась Лукерья.
Степанида улыбнулась и вошла в кухоньку. Раз дома все хорошо, то и она со всем справится.
— Привет, народ! С Новым годом! — произнесла бодро.
— Привет!
— Спасибо!
— И тебя!
— Как ты? — это была Веста, глядя на нее с сожалением и сочувствием.
— Хорошо все, на Полянке была, окунулась, в себя пришла. Лукерья, можно тебя кофеек попросить?
— А-а?
— Не надо об этом, — оборвала возможные вопросы, сгладив грубый тон улыбкой, — все нормально!
Степка пила кофе, а остальные отвар клецницы и оживали прямо на глазах. Степка огляделась и присвиснула.
— Ого! Елочка! Откуда?
— Это Апгрейд принес, — ответила Беляна, — ты не против хоть? Так праздника захотелось…
— Нет, от чего же. Красиво… — ответила Степка, но небольшой укол в сердце все же ощутила. Ревность. Хоть и понимала, что они все живут под одной крышей, однако по непонятной причине Слагалице было неприятно, что ее мишка общается с девчонками. Взмахнула головой, мысли неприятные гоня. «Везде соперницы мерещатся»
