На изнанке чудес (СИ) - Флоренская Юлия (список книг .TXT) 📗
К тому времени паника сделалась осязаемой и приобрела формы шипящего, отчаянно царапающегося кота Обормота в руках у Теоры.
— Отвечай, куда ты дел мою подругу! — с пристрастием выпытывала она. — Признавайся, в какое измерение отправил!
Гедеон и Марта, не сгорвариваясь, покрутили пальцем у виска и выдали в унисон:
— Совсем ку-ку.
Кота с Теорой пришлось разнимать, как бойцов на ринге, чересчур увлёкшихся поединком.
Пелагея воззрилась на Эремиора с непониманием. Тот, имитируя человеческое поведение, пожал плечами и сообщил:
— Антея долго смотрела коту в глаза. И вот, что вышло.
— Так надо ее вернуть! Я мигом, я сейчас!
Она засуетилась в поисках ключа и лишь спустя пару минут сообразила, что ключ болтается у нее на шее.
— Сбегаю к Амелии и вызволю бедняжку из междумирья. Там это… Шкаф! — выпалила она с совершенно безумным видом и ринулась за шубой. Эремиор вытянул руку, как шлагбаум, преграждая ей путь.
— Оставь пустое. Если ты ее вернешь, нет гарантий, что она не станет прежней и не примется за старое.
Пелагея с тяжким вздохом опустилась на табуретку.
— Что же получается? Конец?
Конец — не конец, а изумруд на кольце оповещать Теору о завершении миссии не спешил. Она вертела его и так, и эдак. Без толку — не зажигается. Тут следовало хорошенько пораскинуть мозгами. Поэтому, смирившись с исчезновением подруги, Теора отправилась в небезызвестное идейное место. То бишь в ванную.
Ей нужно было много о чем подумать. Много что переосмыслить. Словом, одного часа явно недостаточно. Да и двумя навряд ли обойдёшься. Вдобавок у нее обнаружился упадок сил, что неудивительно, учитывая недавние обстоятельства.
Пелагея, Марта и Гедеон не в самых приглядных позах по очереди осаждали вход в ванную. Сначала они мечтали стать созданиями высшего эфира, как Незримый, чтобы не испытывать нужды в удовлетворении низших потребностей. Потом жалели, что не залегли в спячку за компанию с Юлианой и человеком-клёном. Но, в итоге, не вытерпели и отправились во двор — протаптывать в свежевыпавшем снегу тропинку к летнему скособоченному туалету.
Мерда исчезла навсегда. Этот факт никак не мог уместиться у Теоры в голове. Да и остальным верилось с трудом.
За уродливой оболочкой Мерды скрывалась Антея — вот что поистине чудовищно и невероятно! Антея, чьей целью было покорить башню и достать звезду без помощи покровителя, попала в Вааратон незащищенной и полностью утратила себя.
Выжав волосы, Теора выбралась из бассейна с родниковой водой на решетчатую деревянную подставку. Под досками зашипели от капель горячие камни.
Она не собиралась выносить из этой истории уроков, слишком уж всё было неоднозначно и запутанно. Внутри у нее никак не мог улечься колючий сгусток эмоций, названия которому не придумали ни в верхних, ни в средних мирах. Он ворочался с боку на бок, пытаясь устроиться поудобнее, но только больше царапал душу своей шероховатой поверхностью.
До красноты растерев кожу полотенцем, Теора облачилась в чистое платье и вышла в гостиную. Эремиор мастерски притворялся вытесанным из шингиита памятником. Справа от него, на стене, умиротворяюще тикали ходики (чем не снотворное средство?).
От стола плыл запах липового сбора с едва уловимыми медовыми нотками. Пелагея обсуждала рецепты блюд для новогодья сама с собой, потому как Марта, которой адресовалась ее прочувствованная речь о картофельных оладьях, снова начала цапаться с Гедеоном.
Теора приложила руку к груди: шершавый ком никуда не делся. Но его медленно обволакивало что-то сладкое, янтарно-солнечное, отчего хотелось улыбаться и делить свою маленькую радость с другими.
Марта была из тех людей, к которым при всём желании не приклеишься. Чужое обожание (в основном, спонтанное и непродолжительное) липло к ней, как малярная лента к точильному камню из породы песчаников. То есть совсем никак. Чего не скажешь о чужих распоряжениях.
Когда объявили о подготовке к новогодью, на ум, в первую очередь, пришли наряды, ёлочные игрушки и сладости. Но не тут-то было.
Диктатура Пелагеи приобрела поистине широкий размах. На Марту без зазрения совести повесили стряпню. Причем блюда (целую кучу блюд!) полагалось вынести на крыльцо для некой лесной девы, которую никто и в глаза-то не видел. Якобы ровно в полночь дева взамен вывалит туда же, под навес, гору подарков. Ну не стыдно потчевать байками взрослых людей?!
Пока Марта приходила в замешательство и к убеждению, что Пелагея в детстве сильно ударилась головой, ей вручили ведро картофеля, кабачок с морковью, нож и наставления, от которых сделалось кисло.
— Всё на мелкую тёрку. Много не соли, чесноку клади побольше.
Нет, ну в самом деле. От вампиров, что ли, спасаемся?!
Марта собиралась высказать накопившееся негодование вслух, но тут ее точно электрическим разрядом прошило. О ногу потёрся ненавистный Обормот. Ох уж этот маленький царапучий генератор тока! И ведь будет ей докучать, масло взглядом опрокидывать, разбрасывать картофельные очистки. Сущий ад!
Всё в Марте созрело для бунта. Свергнуть диктатуру! Совершить переворот!
…Переворот овощных лепешек на сковороде, двадцатый по счету, навел ее на мысль, что без блуждающих огней из шкатулки она пустое место, тефтеля и мямля. Ни дать отпор, ни за семью отомстить не может. Вертят ею, как хотят.
Пелагея проснулась посреди ночи от чьего-то присутствия, даже не пытаясь унять бешеное биение сердца. В него колотили нещадно, как в африканский барабан. А вблизи — пожалуй, даже слишком близко — шевелилась скользкая тьма.
— Кто здесь? — не отличилась оригинальностью Пелагея. Ее голос украли, оставив в качестве компенсации придушенный хрип. — Эремиор, ты?
Тьма откликнулась на обращение язвительно посмеивающимися шепотками и заструилась с противным шелестом, обвив ее руку мокрым чернильным выростом. Как будто куском шёлковой тряпки обмотали.
— Ты нужна мне…
Во мраке проявились пунктиром серебрящиеся контуры лица. И лицо это, без сомнения, принадлежало Незримому. Только вот, по логике вещей, он не должен был смотреть так плотоядно. Его глаза всегда выглядели как глаза незрячего, затянутые мутной пеленой. А теперь вдруг две черничины на фоне желтоватых белков.
Выбив остатки храбрости, молотом на Пелагею обрушилась страшная догадка: дух Мерды был изгнан неправильно. Вместо того чтобы исчезнуть, он вселился в Эремиора. И теперь этот дух вздумал покуситься на ее персону.
В плотном, словно начиненном взрывчаткой воздухе вслед за лицом соткалась фигура. Ее очертания мерцали и подрагивали, как звёзды в ясную ветреную ночь.
— Дай мне частицу себя, — подавшись вперед, алчно заявил Эремиор. Влажная плеть сжала запястье до режущей боли. — Хочу свой прежний блистательный образ. Теора не видит меня в этом жалком подобии человеческого тела.
Его одежды скользили с отвратительным змеиным шорохом. Голос пересыпался песками пустынь.
Пелагея оторвала плеть свободной рукой и отскочила к камину. Уповать на здравомыслие, когда его кот наплакал, — верная гибель.
— Это может быть опасно! Помнишь, что случилось в прошлый раз?
— Дай мне свою энергию, — настаивал Эремиор. — Я знаю, что получу образ и не обращусь в земное существо. А даже если стану человеком… Всё равно камень на кольце Теоры не загорелся. Возможно, мы навсегда застрянем в средних мирах. Я не хочу ждать.
Предвестие катастрофы грянуло в голове пожарным колоколом, и Пелагея, не успев влезть в тапки, в одной ночной сорочке подхватилась бежать.
57. Дорогу весне!
Грохот при отступлении можно было сравнить с канонадой. Падали скамейки, опрокидывались стулья. С похоронным звоном окончил земное поприще прабабушкин чайный сервиз. И дело не в том, что Пелагея была неуклюжей. Основам гибкости (дабы не сшибать на своем пути всё подряд) следовало поучиться кое-кому другому.
