Страшные NЕ сказки (СИ) - Соболева Ульяна "ramzena" (список книг .txt) 📗
Люк зло оттолкнулся ладонями от моего стола и повернулся к окну, запуская пальцы в темные волосы.
— Люк, оставь нас.
— Что?
Он обернулся ко мне, слегка склонив голову.
— Оставь, сходи попей кофе. Пожалуйста, — с нажимом, делая большие глаза и видя, как недовольно поджались его губы.
Да, я боялась. Я боялась одновременно ошибиться с подозреваемым и боялась поверить в то, что он невиновен. Я убеждала саму себя в том, что анализ ДНК не мог ошибиться, и тут же вспоминала реакцию Дарка на фотографии жертв. Я ожидала чего угодно: деланного равнодушия, омерзения, возбуждения от вида зверски убитых детей. Я ожидала даже удивления… но не ярости. Не чистейшей ярости, которую он резко выдохнул, слегка оскалившись, и сжав ладони, лежавшие на столе, в кулаки. Сильно сжал. Будто удерживался от того, чтобы не ударить ими по столу. Смотрел долго и неотрывно на фотографии, а потом скрыл эту самую ярость, неоновыми красными вспышками загоревшуюся в глазах, за закрытыми веками.
Люк ко мне склонился через весь стол и прошипел сквозь плотно сжатые зубы:
— Какого черта, Ева?
— Он сказал "изнасилует и прикончит", — также шепотом, глядя, как раздуваются недовольно ноздри помощника.
— И что? — Люк схватил меня за локоть… и мы оба с ним вздрогнули от неожиданности, когда в комнате грохот раздался. Дарк, оскалившись, пнул стул так, что тот упал, и как-то слишком пристально и зло смотрел на ладонь Люка на моей руке.
— Он сказал сначала "изнасилует", а потом "прикончит", понимаешь?
— Арнольд, прекрати играть со мной в шарады. Какая разница, что он сказал сначала, что — потом?
— Разница в том, что детей сначала убивали, потом насиловали.
— Очередность слов? Серьезно? ЭТОМУ ты придаешь значение? Послушай, девочка, это тебе не кражи мелкие расследовать, да редкие убийства пьяных бродяг. Здесь все куда серьезнее, и эта сволочь, — он кивнул головой в сторону Дарка, — переиграет тебя в этой твоей словесной шараде на раз-два, если будешь обращать внимание на такие глупости.
— Уходи, Люк. Мне нужно допросить подозреваемого. Одной.
К окну отвернулась, медленно выдыхая, собираясь с мыслями, ожидая, пока закроется за Томпсоном дверь. Усмехнулась, увидев небольшую толпу людей в грязной, рваной одежде не первой свежести. Они громко о чем-то разговаривали, передавая друг другу одну сигарету и нетерпеливо поглядывая на окна полицейского участка. Как шутил Люк, это была свита нашего короля с катакомб. Дежурили здесь день и ночь с тех пор, как несколько человек буквально ворвались в участок и потребовали допросить их по делу Дарка.
— Они тебя любят.
На этот раз усмехнулся он, и я не смогла сдержать ответной улыбки.
— Им просто больше некого любить.
— А разве человеку обязательно кого-то любить?
Спросила и замерла — его взгляд изменился, потяжелел, став свинцовым.
— Чтобы не скатиться в самую бездну — да. А вы никого не любили, мисс Арнольд?
Пожала плечами, отводя глаза.
— Почему не любила? Маму, папу. Как все.
И снова ухмылка исказила его рот, и я прикусила губу — в черных глазах холод появился, и желваки заходили на скулах. Невольно засмотрелась на его лицо. Запоминающееся, необычное. Хоть черты и правильные, но нет ощущения смазливости, скорее, мужественность в каждой линии. Прямой нос, ровные темные брови, губы… чувственные. Почему-то это слово пришло на ум. И глаза… черные глаза, в которых будто сама бездна затаилась. Он ими насквозь прожигал, казалось, особенно когда заходил в кабинет, хоть и закованный в наручники, но как к себе домой, по — хозяйски и медленно, чертовски медленно разглядывал меня с ног до головы. Молча. Уверенно. Так, будто искал, что во мне изменилось за ночь… или будто имел право так на меня смотреть. Взгляд, от которого в жар бросало, потому что впервые поняла, что взглядом действительно раздевать можно. И от такого взгляда действительно чувствуешь себя обнаженной. Слишком обнаженной.
— А мужчину?
Хриплый голос заставляет закрыть глаза, приходя в себя и возвращаясь в реальность, и сосредоточиться на его словах. И в ту же секунду раздражение испытать от собственной реакции на его голос… и на себя за то, что позволяю подозреваемому задавать подобные вопросы.
— С каких пор здесь вопросы задаете вы, Дарк?
— Мы давно уже перешли на "ты", разве нет? — склонил голову набок, улыбнувшись, а у меня от этой улыбки мурашки по спине пробежали — самоуверенной, наглой. И на ум одно слово пришло — сильный. Силой от него веет мужской. Той самой, настоящей, которую женщина за версту ощущает. От бродяги, живущего за городом в маленькой лачужке на территории катакомб. С другой стороны, кем нужно быть, чтобы стать во главе десятков бездомных, маргиналов, не признающих ни власть, ни законы? Какой мощью нужно обладать, чтобы получить власть над подобными людьми? И да, мы давно перешли на "ты". Перешли, потому что Дарк отказывался отвечать на любой мой вопрос, в котором не будет звучать его имя.
— Не заставляй меня вернуться к началу нашего пути… Натан Дарк.
— Если это подарит мне еще неделю рядом с вами, мисс Арнольд…
Резко встала со своего места, с шумом отодвинув кресло. Иногда его наглость раздражала… чаще всего, да, чаще всего она раздражала.
— Послушай…
— Это вы послушайте, мисс Арнольд… — ударила ладонями по столу, когда он перебил меня, но этот хам даже внимания не обратил, продолжая, — ведь вы же интуитивно чувствуете, поэтому и сомневаетесь. Вы же чувствуете, что мы с вами по одному пути идем. Что мы с вами одного хотим.
— И чего же ты хочешь, Дарк?
— Вас. Я хочу вас, — пауза длиной в бесконечность, в которую я замираю, чувствуя, как словно легкие перехватило колючей проволокой, которая в диафрагму впивается, и больно сделать даже вдох. Не в силах поверить услышанному смотрю в его глаза, затянутые ожиданием… да, он ждет моей реакции на свою наглость. А я… я сама не могу объяснить себе, почему вдруг от этих слов стало жарко. Невыносимо жарко, и вмиг пересохли губы.
— Что. Ты. Себе. Позволяешь?
Срывающимся, таким непослушным голосом.
Пожал плечами, пробежавшись острым пронизывающе темным взглядом по моему лицу, по шее.
— Вы задали вопрос. Я ответил. Ведь именно так проходит допрос. Но я вам солгал.
Дарк приблизил корпус ко мне, и я невольно сглотнула, когда он посмотрел на мои губы.
— Точнее, сказал лишь часть правды. Больше всего на свете я хочу вас, — и снова молчание, заставляющее вцепиться пальцами в край столешницы, чтобы не выцарапать эти наглые черные глаза, — и найти суку, которая убивает детей. — Позволь мне помочь тебе, Ева. Просто поверь.
И на дне тьмы его яркими всполохами ненависть взвилась.
Двадцать три года назад.
Они всегда боялись его глаз. Все, кроме отца. Того ублюдка это завораживало. Он помнил, как еще маленьким подходил к маме, протягивая ей книжку с любимыми сказками, а она отстранялась от него, не позволяя коснуться себя и стараясь не смотреть в его лицо. Отводила глаза, выдавливая приторную улыбку, и начинала читать монотонным обреченным голосом очередную историю.
Он однажды услышал, как прислуга обсуждала это поведение матери. Тогда маленький еще был. Пробрался на кухню на четвереньках, представляя себя разведчиком, и спрятался, когда раздался голос его няни, пухленькой Бетти.
— Я так скажу, не готова-нечего ребенка брать. Дети тебе не игрушки. Сегодня взял, завтра отдал. Дите к ней ручки тянет, на колени просится, а она его из залы выпроваживает, говорит, чтобы из комнаты не выпускала, пока она не ляжет в своей спальне.
— Мне вообще кажется, что боится она его. Ты глаза его не видела, можно подумать. Как ими зыркнет на меня, так я то соль просыплю, то воду пролью, то тарелку уроню. Нехороший взгляд у него. Словно и не ребенок смотрит, а взрослый… или того хуже.
