Уж замуж невтерпеж (СИ) - Тутова Надежда "Mihoshi" (читать полностью бесплатно хорошие книги .txt) 📗
"Тебе больно?" — но и так ясно.
"Зачем ты меня бросил?" — обида не позволит.
"Что ты хочешь?" — глупо, хотеть можно только одного: жить без боли.
"Как ты?" — откровенно выставить на показ чувства?
"Ты злишься на меня?" — это и без слов понятно.
"Где ты был?" — нелепо, все уже в прошлом.
"Для чего ты жертвовала собой?"
"Почему ты спас меня?"
И он молчит, только смотрит глаза в глаза, да кольцо на пальце теребит. Нет, не пытается снять, а… Будто бы оно ему сил придает, спокойствия, уверенности.
— Э… я… не знаю… Ты… как себя чувствуешь (И как себя может чувствовать вернувшаяся с того света?)? Болеть будет еще какое-то время (А то я не знаю!). Ты… может… воды хочешь? — Фларимон сбивчиво сыплет вопросами, пытаясь дать какие-то объяснения, но снова и снова уходит от главного.
А я не спешу помочь. Во-первых, нет сил. Во-вторых… Нет уж, тут и во-первых хватит.
— Где я? — ой, а голос-то как скрипит, что ссохшийся журавль на колодце в Скамме.
Фларимон сперва кинулся за водой и пока, аккуратно поддерживая, помогал напиться, поведал:
— Мы в замке князя Жданича, что в двух лигах от дома колдуна. Нам повезло удачно наткнуться на его детей, выехавших на охоту. Хотя какая тут охота? Любопытство тянуло в Темный замок. Княжич Южей наверняка зарекся впредь любопытничать — едва с лошади не свалился. А вот княженка повела себя совсем иначе, решительно командуя отрядом сопровождения (Кто бы сомневался! И одного принца достаточно было бы, а тут сразу оба. И как же себя не проявить?). Да и врача по пути найти сумела. Тебя разместили в комнатах, принадлежавших госпоже замка (Ну хоть не господина, и на том спасибо, иначе потом в ответ благодарности несоизмеримой потребовали!). Жданич лет десять как овдовел, так что никого мы не стесним, не переживай об этом.
Я и не переживаю — нет сил. Что Фларимон замечательный рассказчик — знала, но вот о его способности трещать без умолка и толка не подозревала. С чего бы так? Волнуется? Но это мне положено. Как же: сбежала от тетушки, нарушив запрет, вляпалась в неприятности, заставила рисковать. Почему тогда он волнуется и нервничает?
— Эредет… — Фларимон внимательно смотрел на меня, закончив наконец описание обстановки замка и его хозяев, хотя я большую часть пропустила мимо ушей. — Ты…
Что «я»? Пиктоли? Знаю. И совершенно не стыжусь этого.
— Послушай, нам… — вновь начинает фразу Фларимон, запинаясь и опять не договаривая.
Что «нам»? Не стоит разглашать свою тайну? Да кто ж против? Уж не я точно. Я ведь и искала его только чтобы обряд отменить. Зачем же мне портить себе жизнь? Ах, да, Фларимон об этом пока еще не знает: ну, за всей суматохой сказать и не успела. Вот сейчас воздуха побольше наберу в грудь и скажу.
Угум… Разбежалась, в смысле раздышалась! Резкая боль в груди полустоном-полукашлем вырвалась наружу, скрутив все тело судорогой.
— Эредет! Эредет! — Фларимон едва сумел обхватить меня, сдерживая, чтобы сама себе не навредила.
Боль отпустила, затаившись на время. И туман перед глазами рассеялся, лишь для того, чтобы смогла встретить обеспокоенный взгляд супруга. А еще там, глубоко на дне, в темно-фиалковой глубине мелькнуло что-то иное. Такое… желанное…
— Эредет, — прошептал Фларимон, едва касаясь пальцами моей щеки. — Я…
Что «я», точнее «он» узнать не довелось: в комнату, едва не сорвав дверь с петель (судя по звукам, естественно), влетела Сирин. Мда, куда ж без нее. И так столько дней не видела и не слышала. Кстати, надо уточнить — сколько времени я была без сознания.
— О, Ваше Высочество! Как она? Пришла ли в себя? — все тем же патетическим тоном, впрочем, как и всегда, выдала Благочестивая.
Если б не Фларимон, она наверняка пошла бы самостоятельно выяснять мое состояние. Чем это могло закончиться, даже думать боюсь.
— Эредет в сознании, — не подумав, ответил мой супруг, но, заметив, слишком восторженное выражение лица Сирин, тут же пошел на попятную. — Но ей еще нездоровится, совсем нездоровится! Рана только начала затягиваться! Ее нельзя беспокоить! Ей необходим покой! — зачастил Фларимон, даже прикрывая меня собой от Благочестивой.
Интересно, а мне позволительно будет хоть слово вставить? Хотя о каком слове может идти речь, если даже дышать больно. Ну, не всегда больно, моментами, зато такими…
— О, да! Покой! Вы абсолютно правы! — согласно кивнула Сирин, устраиваясь на колченогом стуле — хорошо, хоть не на кровати. — Я буду беречь ее покой!
Тьфу ты, тут Фларимон что-то сказать важное хочет, а в Сирин вновь взыграли благородные порывы, точнее пафосное понимание оных.
— Э… Я думаю… не стоит этого делать, — попытался изменить ход событий принц. — Вы лучше помолитесь в часовне о её скорейшем выздоровлении. А как только она будет достаточно здорова, я тут же позову вас.
Угу, размечтался: заставить отступиться госпожу-леди Сирин Благочестивую практически невозможно. Черного мага и то легче было победить.
— О, нет! Как я могу покинуть дорогую подругу в столь тяжелый час? — буквально возопила Сирин, высотой голоса резанув по ушам — скривилась не только я, но и Фларимон.
Вообще-то на этой почве можно сделать весьма далеко идущие выводы, суть которых сводится к старинной поговорке про пару быков, меняющих либо масть, либо нрав. А не рано ли у нас вкусы и мнения совпадать стали? Ехидный голос совести тут же напомнил, что знать я этого в точности не могу, поскольку с самого начала, еще в Старом Лесу, обо всем не расспросила. Но ведь были схожести и тогда! Ой, что-то я сама себе противоречу. Может, я еще посплю? Желательно без присутствующей компании.
Разгореться спору Фларимона и Сирин не дало появление новых лиц: дверь сперва осторожно приоткрылась, в образовавшийся просвет заглянул Эфиан, довольно заулыбался и явил свою личность полностью, в смысле вошел в комнату. За ним, скромным таким хвостиком протопал Жармю. История пошла по второму кругу…
И все как-то сразу забыли, что я вообще-то умирающая. Точнее умерла, теперь вот жива, но до «здоровой» еще очень далеко. И мне вроде как покой необходим. А что они делают? Да, не кричат, не трогают меня, но такой шум создают, что голова болеть начинает. Ведь каждый говорит, но совершенно не слушает. И Фларимона тоже не слушают — все его призывы покинуть комнату на основании того, что мне нужен покой, пропали даром. Вот были бы у меня силы, сменила б ипостась, и знали бы тогда, как мешать честным людям приходить в себя после смерти! Однако проблема именно в том, что сил у меня нет. И с каждой минутой становится все меньше. Всевышний, как же сейчас необходимо чудо! Маленькое, негромкое, но чтобы все непременно его заметили.
О, счастье! Мои молитвы были услышаны: дверь резко распахнулась, с характерным звуком стукнувшись обо что-то большое и звонкое, и в комнату практически влетела… эльфийка. Не особо высокая, золотистые волосы по городской моде мелкими кудряшками рассыпаются по плечам, голубые-голубые глаза цвета летнего неба метают молнии, да и во всей фигуре чудится гроза. Особенно в лилово-сером платье, словно цвета грозовых туч.
— Так… — всего одно слово, произнесенное негромким голосом, водворило в комнате тишину. — Вам не кажется, уважаемые, что устроенный вами шум излишен, поскольку мешает выздоровлению бедной девушки? — эльфийка обвела всех грозным взглядом, даже Фларимону досталось. — Не кажется? Так я вам честно скажу: брысь отсюда!
— Но… — попытался заикнуться Эфиан, однако, получив в ответ еще один грозный и повелительный взгляд, подхватил под руки Жармю и Сирин и быстрым шагом покинул спальню.
А Фларимон остался. Чем вызвал новый прилив недовольства вошедшей эльфийки.
— Я не уйду! — тихий, едва слышный голос, только на слух я никогда не жаловалась.
Девушка обреченно вздохнула, видимо эту фразу она уже не первый раз слышит.
— Ты должен, просто обязан отдохнуть! Ты же сам видишь, ей лучше, она пришла в себя, сейчас, скорее всего, уснет. А вот когда проснется, тогда и будешь рядом. И желательно с большими силами, чем сейчас. Не изводи себя понапрасну, этим ты ей не поможешь, только хуже сделаешь, — с этими словами эльфийка таки вытолкала из комнаты моего супруга.
