Ветер Безлюдья (СИ) - Татьмянина Ксения (лучшие книги .txt) 📗
— Я к Алтыну и не сунусь даже, пусть сам гадает. Я с балкона уже на другой Мост перекинусь, ищи ветра! Гонцы на то гонцы!
Я успела…
Гонец, едва вышел в дверь квартиры на Лазурном, как обернулся и выжидательно посмотрел мне в лицо.
— Без резких движений, и можешь идти.
Парень шагнул на Мост спиной — исчез за порогом балкона, и Нюф только фыркнул. Я гонцу поверила, не получит Елисей из якобы «своей» коллекции больше ни ампулы. Снова посмотрев на глухой к сообщениям и звонкам персоник, потянулась к браслету, чтобы перезагрузить его и попытаться связаться, но пес внезапно подскочил с разворотом, гавкнул и толкнул башкой входную дверь.
— Нюф!
Он рванулся вниз по лестнице, и я не могла его бросить, уйдя по Мостам одна, я побежала следом. Неизбежно отстав, я вылетела во двор уже к разгару схватки и возне с оглушительным тонким лаем. Рычал Нюф… мужчина, которого он повалил, не кричал, но издавал что-то похожее, хрипящее, со злостью и болью в глухом голосе. Это Алтын, подставив предплечье, извивался на земле, пытаясь что-то сделать, пока черный пес держал его капканом за руку.
Это первое, что я увидела. А потом взгляд выхватил в стороне маленького стриженого Йорика, который близко не подходил, а танцевал в своей мелкой ярости в пыли и звонко лаял. Второй песик — натальин такс, крутился ближе, рычал, задрав хлыстом хвост и пытался раз или два цапнуть противника за ногу.
Алтын лягнулся, смог немного отползти… и я увидела, как он потянул свободную руку к упавшей железке. Арматурина, спиленная с раскуроченных лестничных перил! Я успела почти в прыжке поднять ее первой.
— Сука!
Почти до визга сорвался его голос, и он заизвивался еще сильнее. В прошлый раз при нападении Нюф отступал, не держа долго хватку, менял тактику, а теперь почему-то не разжимал челюстей. Таксофон жалобно тявкнул, получив один удачный пинок по своему небольшому телу и отбежал.
Что делать? Как помочь Нюфу, не навредив? Пока я лихорадочно думала, упуская решающие секунды, Алтын вдруг извернулся с тяжелым стоном, дотянулся до чего-то на поясе и замахнулся на зверя. Тот мотнул башкой, и я увидела, как он перехватил укусом запястье, но пальцы успели вонзить в щеку собаки инъектор и сжать тюбик… в эти секунды я уже была рядом, засаживая один, а потом и второй пинок в бок лежащему, но поздно.
Таксофон и Йорик, почуяв беду на своем собачьем тонком уровне, вдруг оба выдали скулежный вой раньше, чем я увидела действие вещества. Нюф вместо рыка выдал хрип, осел на человека всей тушей…
— Что ты сделал, скотина?!
Сердце у меня ухнуло, как в пропасть… Это не усыпление, это гибель! Алтын перевернул его, отпихнул, а я, остолбенев от ужаса, увидела, как безвольно распахнуты челюсти Нюфа, и как почернел его мягкий розовый язык. Пес был убит почти мгновенно, одним тюбиком концентрированного «зверобоя»…
Заорав, я размахнулась арматурой, и со всей возможной силой ударила убийцу! Изжованное предплечье, окровавленное, с разгрызеным персоником и запястьем, хрустнуло и Алтын заголосил не сдерживаясь. Это меня не остановило. Захлестнувшая душевная боль, родила во мне только ярость, и я ударила со всей силы в плечо, в ногу, снова в плечо.
В глазах от слез замутнело, горло сжало, железку пришлось держать двумя руками, но я смогла и пятый раз ударить человека, свернувшегося на земле в защитной позе. Последний вышел слабее всего. Энергия в мышцах перегорала… Я готова была покалечить, его, убить, но все же остатки благоразумия не позволили мне опустить эту железку ему на затылок или висок. Пудовые от тяжести руки у меня обвисли, я сжала кулаки и отступила, не бросая оружия, но и не в силах больше мстить.
Нюф огромным черным медведем лежал рядом с Алтыном, и на мгновение показался мне сдувшимся, словно плашмя лежала одна шкура, без тела. Плоским, усохшим. Зверь выдохнул всю свою жизнь, и даже шерсть опала и потускнела.
— Песель!.. — Потянулась к нему, чтобы обнять и заплакать.
Слух опять резанул собачий рык, не такой сильный, как был у зверя, а потом визг таксы, и пронзительный вой йорика в стороне. Я даже не успела обернуться, как удар прилетел уже мне в спину, перешиб дыхание и заставил упасть. Силы куда-то растратились все и до нуля. Даже гнев не мог меня быстро поднять, чтобы я хоть как-то успела увидеть, что происходит.
Железка отлетела. В поле зрения попал Таксофон, живой, припадающий на лапу, отскочивший в траву. Кто-то второй пнул его, и выбил меня. Я смогла подняться на локти и колени, но в живот прилетело ядро… и земля сменилась небом, — сила удара ослепила болью, отшвырнула, заставила опрокинуться уже на спину. Звуки тоже притупились, один звон в ушах, и сквозь него прорывалась ругань, другой знакомый голос, и все тот же не прекращающийся лай… заунывный и плачущий.
Воздух еще не вернулся, а человек надо мной уже навис и крепко схватил за руку. Скорее судорожно, чем в настоящем сопротивлении, я дернулась, но сделать ничего не смогла — в мышцу зашла игла, инъектор сработал…
— Предупреждал же барышня… а трех часов не прошло! И где твои тигры?
Елисей недовольно рявкнул своему сподручному что-то про гонца, про сумку, тот в ответ слабо и прерывисто говорил. Я не разбирала слов… я приготовилась к черной смерти, сжавшись и замерев, но в тело не приходило ни холода, ни большей боли. Наоборот — вернулся воздух и ядро в животе сдвинуло свою тяжесть, отпустив спазм.
— Это «орхидея», — снова рядом, сверху, раздался более спокойный голос Елисея, — сейчас тебе будет все лучше и лучше.
Действительно. Меня расслабляло очень быстро, только тело оставалось безвольным, непослушным. Как будто по крови пошел парализатор. Мозг хотел, чтобы я встала и побежала. Или хотя бы замахнулась и ударила рукой. Да просто бы сжала пальцы обратно в кулак! Мышцы обмякли ватой и не подчинялись.
— Все, пьяненькая? Иди в машину, я тут закончу и тебе помогу. И хватит скулить! Все тут воют…
Елисей приподнял меня за пояс на джинсах, перевернул лицом вниз, перехватил поперек живота, как куль, и понес к открытому подъезду. Язык послушался. С трудом, но я выдавила:
— Не смей… меня трогать… гад…
— Ой ли! Боюсь-боюсь… — Даже весело откликнулся он, передразнивая. — Где гонец, а? Где мои инъекции? Где мои люди? Не жить тебе, сука поганая… сейчас повыше поднимемся, а там я на тебя полюбуюсь!
Тон только казался непринужденным. С каждым словом он все больше леденил ненавистью и отдавал предвкушением мести. Мое пьяное тело и поплывшее сознание никак не хотели договориться действовать вместе. Я чувствовала, как волочатся ноги по площадке и ступенькам, как пальцы щекотят волосы, спадающие вниз с поникшей головы, а шевельнуться в сопротивлении не могла. Из всех чувств на первое место вышла жгучая обида на бессилие! Не так страшно было умереть, как умереть такой тряпкой!
— Какая же ты тяжелая, дрянь!
Зачем-то он тащил меня вверх. Отпустил, чтобы сменить руку, и я разбила нос и губу о ступеньки. Без боли — только увидела, как закапало красным. А лицо запульсировало. За порогом пустой заброшенной квартиры, Елисей уже дотолкал меня до залы ногами по полу. Тоже без боли. Тело ощущало, но сносило с отупляющим равнодушием. А время дало свой результат, — минуты после инъекции по чуть-чуть, но все же стали мне возвращать управление.
— Вторая стадия пошла…
С усталым выдохом прозвучали слова опять где-то рядом, и он помог мне сесть на полу, привалив спиной к стенке под подоконником комнаты.
— А красивая какая! В пыли, в кровавой юшке, глаза счастливые! За что я люблю «орхидею»… скажи спасибо, барышня, за то что подарю тебе сладкую смерть. — Он достал откуда-то второй инъектор и покрутил у меня перед лицом. — Мое любимое. Переодз и прыжок из окна. Умрешь, как ангел, в эйфории полета. Счастлива?
— Да…
Правду сказала. Мне было так тупо хорошо, что я, кажется, даже улыбалась.
— Мог бы иначе, но брезгую. Зверства не по мне. А тут изящно, со вкусом, инсталяция будет, когда найдут. Только упади красиво. Волосы разметай. Такое янтарное с красным на асфальте…
