Институт благородных убийц (СИ) - Малахова Валерия "Валерия_Малахова" (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
Ну и… наверное, нужно предупредить девочку ещё об одном аспекте нашей с ней общей проблемы.
«Ты только не нервничай, ладно? А то у нас голова заболит. В общем, то, что ты жива… что мы живы… это временно. Недели на две, в лучшем случае, месяц. Затем… в общем, ты растворишься, исчезнешь. Сможешь уйти в свои эмпиреи, там тебе самое место. Светлые проводники уже заждались, наверное».
Подумав, я добавила:
«В этом ты мне точно можешь поверить: в бездну ты не попадёшь. Уж я-то знаю».
Неоспоримый факт: я знаю. Талина до того милая и хорошая девочка, настрадавшаяся по жизни, что от пары её реплик у меня голова болит. Наша с ней, между прочим, общая голова. Ей от меня тоже наверняка не полное лукошко восторга прилетает.
Так что если за эту пару недель я не успею её развратить — а я не успею, с чего бы мне? — то лететь Талине даар Кринстон в эмпиреи без задержек и пересадок. Ей там наверняка заготовлена какая-нибудь райская долина с деревенской пасторалью, овечками и хорошеньким пастушком. Ладно, хорошенького пастушка я дорисовала для полноты картины, но остальное-то правда! Насколько я знаю. А я не слишком много знаю о горних эмпиреях.
Кажется, Талина в моей голове захихикала. Ну и что тут смешного?
«А ты куда направишься?»
Ещё один хороший вопрос.
Как рассказать хорошей человеческой девочке о цикле жизни грязи обыкновенной? Когда овладеваешь человеком — и постепенно словно бы проявляешься в этой жизни, становясь им, напитываясь его мыслями, эмоциями, желаниями. Последнее наиболее важно: у демона нет желаний, есть лишь постоянный голод, который не дано утолить. А желания людей такие разнообразные, такие… иногда удивительно милые. К исходу второй недели счастье достигает пика. Потом же ты выцветаешь, и чужая душа покидает выбранное тобой тело, забирая с собой человеческие страсти. Всё стирается, становится серым и никчемным, ты вновь превращаешься в то, кем была до этого. В грязь, сквозь разводы которой проступает демонический голод. И ты ищешь новое тело, новую душу…
Похоже, Талина на какое-то время ощутила мои эмоции. Или воспоминания прочла: для меня ситуация с незахваченной и непоглощённой душой тоже была в новинку, так что скрыть от соседки боль и голод я не сумела. Не то чтобы не старалась, но… а как скроешь-то, если одно тело на двоих? Несчастная девочка молчала минут пять — я уж думала, что она постарается замять тему и поговорить о чём-нибудь менее болезненном, когда меня ошарашили заявлением:
«Бедная ты, бедная!»
И не успела я опомниться, как Талина сообщила, что будет молиться за меня Всеблагой Праматери. Вот только молитвы в нашей общей голове мне для полного счастья и не хватало!
«Ой. Извини-извини-извини. Ты… на меня не сердишься?»
«Извиняю. Не сержусь. Давай спать уже».
А что ещё я могла ей сказать? Совершенно не хотелось отпущенные мне часы и дни проводить в драках за собственное сознание. Кроме того…
Вот это желание отомстить за Талину, уничтожить тут всё и выжечь дотла — чьё оно? Она точно ничего подобного не желала — разве что в самых тёмных и запущенных уголках души, куда не заглядывала, пожалуй, с самого своего рождения и до смерти. А значит, оно… моё? И ярость тоже моя? Вот всё то, что я чувствовала за сегодня, включая отвращение к рукоделию — чьи они, бездна всё заешь?
Над этим определённо стоило поразмыслить на досуге, но сейчас я слишком устала — или по крайней мере устало моё нынешнее тело.
Так что пришлось дать ему отдых. Сон был беспокойным, но к этому я давно привыкла. Когда демон вселяется в человека, тому не спится. Такая вот маленькая неприятность.
Утро началось со звона гонга — ужасно громкого и ужасно мерзкого. Меня подбросило на кровати. Рядом со стонами и смачными зевками просыпались остальные обитательницы спальни. От чудовищных звуков ломило зубы. И как люди могут привыкнуть к чему-то подобному?
Девицы поднимались, явно ещё не готовые к дневным трудам, с полузакрытыми глазами заправляли постели, натягивали дневные нижние рубахи и платья, а затем длинной вереницей шли к зеркалу и оттуда — к выходу из спальни. Мне оставалось лишь последовать их примеру, благо моё место явно находилось в конце очереди. Можно было просто повторять действия за другими.
Проклятый гонг всё не унимался. Интересно, в него колотит глухой? И когда ему надоест?
«Когда Око Пращура взойдёт достаточно высоко над горизонтом. Ну… минут через двадцать».
Понятно. Когда у глухого, но старательного идиота руки устанут.
«А куда мы сейчас идём?» — нет, вполне возможно, что экье некромант сознательно оставил в теле частичку души Талины. Куда удобней советоваться с человеком, вызубрившим здешний распорядок наизусть, чем метаться, словно заполошная курица, и набивать шишки самостоятельно. Ну не с Лоисой же мне сейчас советоваться — мол, дорогая, я тут случайно подзабыла, что люди с утра делают, не можешь подсказать?
Но если так — то некроманту следовало бы сообщить о таком подарочке заранее.
Талина секунду помедлила с ответом — видимо, удивлялась моей абсолютной неосведомлённости.
«Умываться и на молитву».
Так. Замечательно. На молитву, значит…
В этом мире крайне распространено заблуждение, что демон не в состоянии зайти в храм — вообще ни в какой, вообще никогда. Результат для людей, ищущих в храмах спасения от тварей из бездны, иногда бывает… удивительный. И плачевный.
Общий принцип я бы описала как «смотря какой демон, смотря какой храм». Иначе говоря, всё сильно зависит от пастыря и паствы. Да, есть намоленные, святые места, и там нечисть действительно не сумеет разгуляться. Однако большинство храмов — это обычные дома, просто в них молятся, и далеко не всегда и не все прихожане подходят к молитве с потребной истовостью. Демоны же смотрят обычно не на святые амулеты, но в душу тому, кто амулеты держит. Святой сумеет задержать нас безо всяких реликвий; грешник должен быть хорошим волшебником; закоренелый грешник — превосходным волшебником. И, как водится, между святостью и грехом, между эмпиреями и бездной существует бесконечное множество промежуточных точек.
Сумею ли я зайти в храм при Институте благородных девиц? Хм-м… Опыт моих предыдущих жизней подсказывает, что если регулярно сгонять на молитву всех без исключения, то среди них обязательно заведётся несколько паршивых овец. Молитва — дело глубоко личное, она между человеком и божеством. Превращать её в ритуал могут лишь праведники и святые. Замечала ли я в Институте благородных девиц праведниц? Ха-ха. А вот грешниц — сколько угодно.
Что не означает, будто грешницы не способны истово каяться. Искреннее раскаянье ударит по мне лишь чуть слабее, чем святость.
Я сердито фыркнула. Чего гадать — вот сейчас умоюсь и разберёмся. Брр, ну и гадость эта ваша ледяная вода! Кто вообще придумал, что надо умываться, дрожа от холода?
«Девица должна быть скромной и воспитываться в умеренности», — неуверенно сообщила мне Талина. Угу, похоже, здешние служанки оправдывают этим свою абсолютную и неумеренную лень.
«Здесь вообще нет служанок. Только уборщицы и поварихи».
Час от часу не легче. Стало быть, здешняя администрация мало того что украла горячую воду, так ещё и уморила голодом — или холодом — всех служанок. Остались только воспитанницы, но они тоже скоро умрут.
«Не надо так говорить!»
Нет, я понимала, что ворчу попусту и что даже если в администрации сидит записное ворьё, то сверху их контролируют и время от времени лупят по рукам. Столичный Королевский университет, не сельская школа какая-нибудь. Но вода от этого теплей не становилась. Принято у них так, ну надо же! Скромность, понимаешь, умеренность! Да от такой воды даже самой распорядочной девушке вспомнятся все-все слова, которые говорил деревенский староста, когда ему в темноте полено на ногу упало! И вот после этого, значит, умывания их всех тащат на молитву? Да я не просто в этом храме выдержу, мне в нём спокойно и вольготно будет, как в самой бездне!
