Сороковник. Книга 3 (СИ) - Горбачева Вероника Вячеславовна (лучшие книги онлайн .TXT) 📗

ГОРБАЧЁВА ВЕРОНИКА

СОРОКОВНИК 3

ГЛАВА 1

" Собирайся!" — велел Мага.

А что собирать? Всё моё при мне, разве что куртку Ника свернуть и запихать в рюкзак вместе с немногими его пожитками. Переодеться в любимые удобные джинсы, надеть свежую рубашку, взять с собой смену белья, запасную футболку, на всякий случай собственную куртку — ночи уже прохладные. Что ещё?

— Много не набирай, — подгоняет суженый. — У тебя всё будет. И опять ты в штанах? Так и быть, в дороге потерплю, а дома будешь носить платья.

"Дома…" Негодующе фыркаю. Раскомандовался… Мой дом — здесь, Мага.

— Мне в брюках удобнее, — коротко говорю. Выуживаю из шкафа свой рюкзачок, тот самый, из мира двойной звезды. Пусть ещё послужит.

— Что удобнее? Работать? В своей крошечной квартирке полы мыть и с мебели пыль стирать? Тебе больше не придётся этим заниматься. Почему у дочек полный гардероб одежды, а в твоём шкафу единственное платье, и то, судя по всему, десятилетней давности? Ты женщина или нет?

— Я не люблю платья, — отвечаю с досадой. Что-то я забыла… что-то важное. Иду в детскую и, скользнув взглядом по полкам, нахожу искомое.

— Почему? — спрашивает Мага напористо, выхаживая за мной по пятам.

Оборачиваюсь с нашим семейным альбомом в руках. Очень хочется двинуть этим предметом в упрямый лоб, но сдерживаюсь.

— Наверное, потому, что не хочу быть женщиной, — отбриваю. — С меня достаточно быть матерью. Женщин слишком часто используют и бросают одних, это, знаешь ли, не радует. И ты ещё упрекаешь меня в том, что я привыкла всё решать за себя сама?

Стоп, спохватываюсь, довольно. Не провоцируй, у него и так желваки на скулах ходуном ходят.

— Прости, — говорю, впрочем, без тени раскаяния. Собираюсь пройти мимо, но он неожиданно отбирает у меня альбом. Взвешивает на руке.

— Уверена, что нужно тащить с собой эту тяжесть?

— А ты загляни в него и реши сам, — огрызаюсь. — У вас в замках, поди, у каждого своя портретная галерея, а у меня своя. Мы, хоть и не аристократы, но своих родителей и предков помним.

Хотя она действительно увесиста, наша родовая книга, а в каждом походе может настать момент, когда любая мелочь в рюкзаке будет к земле гнуть. Но бросить альбом — это же как от самой себя кусок отрезать. Что у меня останется там, в месте, которое Мага считает домом, и которое никогда не станет для меня родным?

Я не цепляюсь за прошлое, я хочу сохранить себя.

…Он не из нынешних альбомов с пластиковыми облегчёнными страницами и прозрачными шуршащими кармашками, что через несколько просмотров норовят отклеиться. Нет. У нашего — плотные картонные листы со специальными ажурными прорезями для фотографий разного формата, бархатный переплёт с золотой тиснёной надписью "Моя семья". Читать умеешь, Мага? Так прочти, загляни вовнутрь, полюбуйся. Сколько мгновений застыло здесь на кусочках бумаги, глянцевых и матовых чёрно-белых, ретушированных, цветных, с ровными краями и фигуристой обрезкой, на парадных фотографиях и на кадрах, схваченных экспромтом, на первых… и для кого-то уже на последних. В самом хвосте встречаются и поляроидные снимки, уже выцветают, а вот мои детсадовские по-прежнему свежи.

Мага небрежно раскрывает наугад страницу. Приподнимает брови — совсем как Николас! — и озадаченно вглядывается. Да, для него ведь это в новинку! Его мир не знает фотографий.

— Это отец забирает нас с девочками из роддома, — поясняю. И вдруг невольно улыбаюсь. — Не на что там пока смотреть, всего два кулька в одеялках. Дальше пролистай.

— Нет, погоди, — хмурится он. — А это кто — ты, что ли? Почему такая худая? Ты же никогда такой не была!

— Всё-то тебе надо знать. — Я хочу забрать альбом, но Мага не позволяет. — Никогда… Ты меня знал-то всего неделю — в прошлом, и несколько дней сейчас, а сразу "никогда"…

— Почему? — повторяет он настойчиво. — Болела?

— Токсикоз был сильный, всю беременность, — нехотя отвечаю. — Считай, все девять месяцев есть не могла, ничего не удерживалось. Как родила — всё прошло.

Он садится на диван, пристраивает на колени нашу семейную хронику. Капитально устроился, надолго… Листает дальше, молча отстраняет мою руку, когда я пытаюсь снова забрать реликвию, решив, что хватит ему пялиться на чужую родню. С досадой плюхаюсь рядом, а то получается, что стою перед ним, как наказанная. Теперь он полночи смотреть будет, а я потом буду виновата, если мы опоздаем к порталу.

Мой… вроде бы муж внимательно просматривает снимки до конца, затем возвращается на первые страницы. Начал-то он с середины теперь хочет добрать, что не видел.

— Это кто? — сурово спрашивает.

— Прадед.

— Воин?

Молодой совсем ещё, лет двадцати, не больше, отец моего деда запечатлен с шашкой наголо, в парадной форме Донской казачьей конно-артиллерийской батареи: штаны с лампасами, погоны, мохнатая шапка лихо сдвинута набекрень… Серьёзен, статен, усат, взгляд орлиный. Хоть и давнишнее фото, сепия пожухла, а смотрится предок молодцом.

— Пожалуй, что воин. Из казаков.

— А это?

— Дед. Со стороны отца.

— Тоже воевал?

— Да, но полгода всего. Руку на войне потерял. Вернулся — в колхозе председательствовал. В общем, на земле работал.

— Понятно. Это тоже дед?

— Да. Мамин папа. Этот всю войну прошёл, была у нас такая…

— Знаю, Гала рассказывала. После войны кем был?

— Учителем. Директором школы.

— Это?

— Родители женятся… Ты меня допрашиваешь, что ли?

— Хочу знать родословную. Почему бы и нет? Мне нравится, что в вашей семье всех помнят, это хорошая традиция. А кем были родители?

Он продолжает расспросы, пока не доходит заново до последней страницы. Закрывает альбом. Оглаживает переплёт. И, кажется, делает это с уважением.

— Итак, у тебя в роду воины, земледельцы, учёные, священнослужители, причём и с материнской, и с отцовской линии…

— Это хорошо или плохо? — Я стараюсь говорить нейтральным тоном.

— Это очень хорошо. — Мага протягивает, наконец, мне альбом, нехотя, как будто не мою собственную вещь возвращает, а отдаёт дорогой его сердцу раритет. — Сильные крепкие гены, отличная наследственность. Безусловно, его нужно взять.

Спасибо. А то я без тебя не сообразила бы! Так и хочется съязвить, но догадываюсь промолчать. Целее буду. Укладываю альбом в рюкзачок. Спохватившись, спрашиваю:

— А мы никуда не опоздаем?

Мага, прикрыв глаза, к чему-то прислушивается. Качает головой.

— Проход ещё закрыт, нужно подождать. Ты в котором часу к нам попала?

К нам? Ах, да, в его мир. Пытаюсь вспомнить.

С Норой мы вышли на прогулку около восьми вечера. Час точно кружили по городу, пока не попали на улицу Победы, потом ещё минут двадцать-тридцать, только-только начинались сумерки…

— Около половины десятого вечера.

Мага скептически поднимает бровь — до чего же, мол, вы, женщины, бестолковы в своих формулировках, не можете точно сказать… Но, как и я, вслух не высказывается. Говорит только:

— По моим расчётам твой портал должен открыться на приём к девяти. Может, чуть позже.

— Мой портал? А причём здесь я? Или… — меня озаряет: — Ты хочешь сказать, что прошёл сюда через мой портал? Ну, то есть не мой…

Блин… Правильно я предположила, что можно им ещё раз пройти, правильно! Вот только как это сделать? И не поторопилась ли я с обручением?

— Тот самый, — обрубает Мага. И неожиданно смягчается. Заметил видимо, что мне до смерти хочется его расспросить, а боязно. — Ива, я обнаружил интересное явление. Ни один портал между мирами не закрывается до конца, всегда остаётся какой-то след, контур. Портал можно закрыть, заблокировать, замуровать, но шрам в межмирном пространстве останется навсегда, как рубец на коже. Поняла?

А-а, вот оно что! Это как в ткани дырочки от иглы остаются: распорешь неудачные крестики — и зияет ткань прорешками.