Подруга детства - Вудсток Кейт (серии книг читать бесплатно TXT) 📗
Она рассказывала ему все, пока не закончились слова, и тогда пришли слезы, горячие, обильные слезы, которые потекли по щекам, смывая ужас и обиду, страх и боль. Слезы освобождали, несли облегчение, и Гас, оказывается, это понял, потому что не стал ее останавливать. Просто сидел и держал ее за руку, поглаживая пальчики другой рукой и беззвучно шепча что-то ласковое и довольно бессвязное.
А потом она отправилась в ванную комнату и долго стояла под горячим душем, смывая с себя сегодняшний день, и Гас просунул в дверь свою футболку, которая доставала Дейзи до колен. Из зеркала на нее глянула почти прежняя Дейзи, только с синяком, но это уже и не страшно, это проходит.
Потом они устроились в гостиной, потому что именно там у Гаса стоял роскошный диван — весь мягкий и теплый, в складочках и изгибах, как щенок шарпея. Дейзи утонула в теплой мягкости, а Гас сидел у ее ног, и они пили горячее красное вино…
И напились! До полного раскрепощения, до раздвоения в глазах, до абсолютного отказа нижних конечностей, до смеха без причины, глупостей и дыма в голове.
И тогда Дейзи погрозила Гасу пальцем и заявила строго и сурово:
— Эт все ты! Ты мня не удржал.
— Тебя? Тебя не удержишь.
— Нправда! Надо было прсто сказать…
— Что сказать?
— Что надо, то и сказать! Сразу, понял? И точка!
— Дейзи, это ужас. Мы пьяные.
— Мы выпившие, а не пьяные. А ты не сказал…
— Да что не сказал?
— То, что должен был.
— Хршо. Тогда гворю счас. Дейзи, я тебя люблю. Вот! И ничуточки не страшно, и ничего не перепутал.
— Так что ж ты молчал?!
— Разве я молчал? Странно, а мне кзалось, я все время об этом гворил… Ладно, повторяю: я тебя люблю.
— Ох. Хорошо. А сильно?
— Очень. Так, что даже болит.
— Где?
— Везде. В груди. В голове. И носу щекотно.
— Гас, я совсем глупая. Я ведь тоже.
— Что?
— Тоже люблю тебя. И ты, дурак, не говорил мне этого, а я все напутала и вышла замуж… ой, не хочу, счас стошнит!
— Ты не выходила замуж. Это был кошмар. Он закончился. Я тебя больше не выпущу, а Красавчика убью.
— Не надо. Он сам умрет. От жадности. Ты, правда, меня не выпустишь?
— Чесслово.
— И не отдашь никому?
— Дейзи! Я больше никогда и никому тебя не отдам! Я тебя сейчас обниму и не выпущу, поняла?
— Не выпускай. Никогда, Гас. Никогда в жизни.
Они сами не знали, в какой момент все изменилось. Когда воздух стал густым и терпким, словно красное вино? Когда все звуки и запахи стали резче, явственней, отчетливее?
Непрочный хмель вина выветрился быстро, но на смену ему шло иное опьянение.
Когда кожа твоя мускус и мед, как скажу — уходи? Как остановлюсь?
И кожа, согретая пушистым халатом, розовела и распускалась, словно цветок персика, кровь быстрее бежала по жилам, а сердце билось с немыслимой, запредельной скоростью.
Когда голос твой пение и плач, как скажу — остановись? Как уйду?
Она не то всхлипнула, не то рассмеялась тихонько, когда он накрыл дрожащей ладонью гладкое и нежное плечо, и почудилось, что это птица доверчиво притихла в руках или котенок ткнулся носиком в горячую ладонь.
Когда вся ты — гроза и упование, как откажусь от тебя?
Его руки скользили по гладкой коже, и только на краю сознания мелькнула мысль: не испугать, не обидеть, не причинить боли! Но это и не получилось бы. Он не мог причинить ей вред. Это значило бы — убить самого себя.
Он даже не знал, как жить в мире, где нет Дейзи Сэнд. Как дышать воздухом, в котором не рассыпается золотыми бубенцами ее смех. Как встречать новый день, в котором нет места их неторопливым беседам и прогулкам.
Когда вся ты молоко и мед, и пшеница, и мирра — как закрою лицо свое и не взгляну на тебя?
Ему становилось все горячее и светлее, под веками вспыхивали зарницы, и горячий ветер пустыни вышвыривал из головы скучные ежедневные мысли и обрывки чужих слов, прочитанных им за всю жизнь. Истины и смыслы роились радужными бабочками, и он все яснее понимал, что не может оторвать рук, отвести глаз, разомкнуть объятия…
Я такую глупость сделал, Дейзи! Я чуть тебя не пропустил. Чуть сам не отдал другим собственное бессмертие.
И если весь ты гроза и сияние, как не склонюсь перед тобой, ибо ты мой, и я твоя?
Она была легкой и горячей, как лава, невесомой, как радуга, беспечной, как дождик.
Руки спаяны в кольцо, кожа перетекает плавно, как река — вот твои плечи, а вот мои руки… Она прислушивалась к себе и с радостным изумлением понимала, что больше нет измученного тела и больной души, нет обид, нет страха и нет боли. Нет темного пламени похоти и холодного равнодушия, нет ничего — есть совсем новое, иное чувство, которое и чувством не назовешь, скорее, дуновением ветра, отблеском огня, отзвуком песни…
Ей навстречу распахнулись теплые и надежные объятия человека, которому она безгранично верила и которого очень любила. Странно: тысячу раз она говорила это слово и себе, и Гасу, но ни разу — тому, другому. И все же вышла за того. Другого…
Не думать, не вспоминать, забыть. Да и нет ничего, только тепло и ослепительный свет под веками, только теплое кольцо рук и губы, пьющие твое дыхание, твой смех или плач, или песню, или стон — я люблю тебя!
И когда свет стал нестерпимым, а губы — жадными, тогда куда-то делись и одежда, и диван, и вообще все в мире куда-то делось, а остались двое юных и бесконечно влюбленных людей. Одно на двоих дыхание, и доверчивый вздох на твоей груди, и гордость, растущая внутри тебя, перехлестывающая через край и затопившая тебя с головой…
Это — моя любимая. И если молоко ее и мед для меня, то как стану слабым? Как уйду? Как остановлюсь?
Потолок опрокидывается в бесконечность, звезды отражают счастливый вздох, и ангелы на небесах эхом откликаются двум первым и единственным людям на земле:
Я люблю тебя.
Я люблю тебя.
Навсегда.
Дейзи открыла глаза. Золото утра расчертило белый потолок, приласкало широкие листья пальмы и медленно ползло к босой девичьей ноге. Благодаря немалому умственному усилию, а также шевелению пальцами, Дейзи поняла, что босая нога — ее собственная.
Потом она приподняла одеяло — и увидела, что босая не только нога, но и вся, так сказать, Дейзи. Собственная нагота не смутила ее, как раньше, и Дейзи решительно откинула одеяло.
Дальше обнаружился Гас. Тоже совершенно голый и мирно спящий между Дейзи и спинкой замечательного дивана. Его рука обвивала бедра Дейзи, и почему-то это казалось очень значительным и приятным. Нет, не приятным. Единственно возможным.
Дейзи осторожно коснулась спутанных темных волос и беззвучно рассмеялась от счастья. Теперь ей было ни к чему вспоминать эротические сны и ходить к сексопатологам. Сегодня ночью Дейзи Сэнд стала настоящей женщиной, испытала самый настоящий и полноценный оргазм и проснулась совершенно счастливой. Рядом с мужчиной, которого любила и в котором была уверена на все сто тысяч процентов.
Солнце подползало все ближе. Дейзи показала солнцу язык и мирно заснула.
Они позавтракали на крыльце, часа в три дня. Соседке Гас помахал рукой и крикнул:
— Миссис Типоти, это моя жена! Будущая.
— Очень рада за вас, Гас, и за вас, мисс Дейзи. Желаю счастья.
Они ели тосты с медом, и мед капал с горячего хлеба, а чай благоухал лимоном, птицы пели и жизнь была прекрасна.
Потом Гас подобрал ей обувь — ее же собственные теннисные туфли пятилетней давности — и серьезно посмотрел на свою любимую.
— Послушай меня, мой Храбрый Заяц…
— Не хочу слушать. Хочу еще меда.
— Ты сейчас останешься одна и будешь есть столько меда, сколько влезет. А я поеду к твоему адвокату и все выясню.
— Мистеру Бленчли вполне можно просто позвонить. А вот поедешь не ты и не туда. Поеду я. К Эшкрофтам. Там мои вещи.
