Безнадёжная любовь - Владимирова Эльвира (версия книг TXT) 📗
Он сел, поймал ее ладонь и, дождавшись, когда она повернется, произнес:
— Мне холодно без тебя.
Она опустилась на колени, обняла его голову. Ее губы чуть заметно шевельнулись, и несказанные слова беззвучно растаяли в уходящей ночи.
Аня вернулась домой возбужденная и встревоженная. Она дрожала, пока открывала дверь, и растерянно, беспричинно весело улыбалась.
Она осторожно вошла, удивившись тишине, прошептала насмешливо обрывающимся голосом: «Спят!», развернулась и вдруг встретила взгляд старых мудрых глаз, которые знали все.
Баба Сима молчала, Аня улыбалась и пожимала плечами.
— А где Алешка? — беззаботно-наивно спросила она.
— Уже ушел на работу, — спокойно ответила баба Сима. — Аня!
— Что? — в ее голосе звучала невинность.
— Аня!
— Ну и что! — Аня воскликнула устало и упрямо, прошла на кухню, увидела в раковине грязные тарелки и чашки. — Я посуду помою.
Она чувствовала, что баба Сима стоит позади и смотрит ей в спину. Аня, кажется, реально ощущала на себе прикосновение этого взгляда — осуждающего, конечно. Но она не испытывала чувства вины и сухими глазами ясно замечала каждую царапинку на сверкающей от воды тарелке.
— Я объяснила внуку, что ты поехала на день рождения к одной своей недавней знакомой куда-то за город и обещала вернуться только утром, — рассказала баба Сима.
Аня никак не отреагировала на известие о столь благородном, защищающем ее честь поступке. Чисто вымытая тарелка стукнула о металлические перекладины сушилки, и вдруг что-то случилось с водой: из крана хлынула горячая, нестерпимо обожгла пальцы.
Аня вскрикнула, потекли слезы.
Аня вцепилась в край раковины, ее плечи вздрагивали, а баба Сима молча стояла за спиной, неподвижная и молчаливая, с пронзительным обвиняющим взглядом. Ане так казалось. И она сейчас ненавидела и бабу Симу, и ее справедливое негодование. Аня решительно развернулась, вызывающе глянула сверкающими от слез глазами, но бабы Симы не было. Не было.
Аня усмехнулась, ощутила на губах соленый привкус, вытерла влажной рукой мокрые глаза, взяла полотенце да так и прошла с ним в комнату, села на диван и задумчиво произнесла: «Богдан!», хотела добавить еще что-то и не смогла.
Вошла баба Сима.
— Анечка! — так незаслуженно тепло, так ласково.
Аня посмотрела на нее, сжала губы и вдруг сказала:
— Я Алешку люблю.
У соседей наверху громко заиграло радио: обещали погоду ясную и солнечную. Во дворе визгливо залаяла собака.
Баба Сима принесла плед и укрыла Аню.
— Отдохни. Усни.
Аня вжалась в подушку и закусила губу.
— Знаешь, — сказала баба Сима, — в юности у меня был роман с одним молодым человеком. Так складывалось хорошо! Все вокруг уже представляли себя гуляющими на нашей свадьбе и раньше нас самих назначали число, но… Мы расстались: разъехались да так и потеряли друг друга из вида, и никаких новостей от него. Наконец через несколько лет он решил-таки меня отыскать. Ему удалось. Но я уже была замужем. Да с двумя детьми.
Баба Сима замолчала, а Аня, делавшая вид, что совершенно не слушает ее рассказ, повернулась.
— И что дальше?
— А дальше, — улыбнулась баба Сима, — дальше мы поженились. Лет этак через десять-пятнадцать.
Аня просыпалась тяжело, будто выныривала из-под толщи плотной, неподатливой воды, и неведомая сила тянула и тянула назад; тело устало, в висках стучало. Еще не открыв глаза, она почувствовала чье-то присутствие. Кто-то сидел совсем близко, на краю дивана, и ждал, когда она проснется. Она удивилась и неосознанно спросила:
— Это ты?
— Я, — услышала в ответ Алешкин голос и испуганно распахнула глаза.
— Алешка! Как хорошо! Алешка! Давай уедем отсюда. Здесь плохо. Здесь, конечно, тепло, солнышко, море. Но здесь так плохо. И я никого не знаю. И все чужие. Давай уедем отсюда!
Лешка коснулся ладонью ее волос, погладил. Она чуть было не отстранилась.
— Давай уедем, — легко согласился он.
— Правда? — не поверила она.
Он кивнул.
— Я как раз хотел тебе сказать, но не решался. Мне предлагают новую работу. Только очень далеко отсюда.
— Это все равно! Это даже очень хорошо! — она засмеялась. — Уедем побыстрей!
— Уедем.
Богдан стоял неподвижно и наблюдал за счастливой семейкой: жена, муж и маленький ребенок. Они гуляли среди пышных зеленых деревьев. Ну до чего трогательное зрелище!
Иногда он хотел, чтобы его непременно заметили, но сам же предусмотрительно отходил в тень. Он не мог помешать этой идиллии.
Впрочем, конечно, мог, а временами упрямо желал подойти и сказать этому довольному глупому парню… Но что сказать? Что любит его жену? Что не в силах видеть ее рядом с ним? Что она тоже любит его? Но почему же тогда она так беззаботно и счастливо улыбается, гуляя рядом со своим мужем и своей дочкой?
Богдан ушел и вернулся на следующий день, решительный и уверенный в себе, но никого не встретил, никого не нашел, хотя долго ходил по разморенным жарой улицам. Он заглянул даже на пляж, но, увидев нескончаемую череду загорелых людских тел, словно мухами засиженное у берега море, безнадежно усмехнулся и, шаг за шагом повторяя пройденный когда-то маршрут, оказался в пустой, не по-летнему прохладной квартире.
Он подошел к окну, будто захотел выглянуть во двор, но только легко коснулся занавески, так и не решившись ее отдернуть. Даже с высоты пятого этажа он не смог бы увидеть Аню.
Ее не было.
Богдан развернулся, скользя бессмысленным взглядом по попадающимся на глаза предметам, и вдруг заметил на гладкой поверхности стола белый клочок бумаги. Светлый блик пробежал по металлической пластинке ключа. Богдан неторопливо придвинулся к столу, не дотрагиваясь до бумаги, прочитал бегущие по ней строчки.
«Я виновата, что когда-то решила представить случайный роман чем-то серьезным и значительным, что до сих пор верила в свои давние глупые мечты и искала счастья там, где его не могло быть для меня. Я втянула тебя в эту свою игру.
Но довольно. Я уехала.
Это не отговорка, не способ заставить тебя не искать со мной встреч, потому что их не будет и так. Они невозможны.
Я действительно уехала».
Почерк ровный и понятный, будто в контрольной по чистописанию, не дрожит, не срывается. И слова ненастоящие, сухие.
Он прикоснулся к записке, потянул ее пальцами. Ключ съехал с бумаги и жалобно звякнул о полировку стола. Богдан не верил. Как бы старательно Аня ни выводила, что ее письмо не отговорка, не уловка, он упрямо воспринимал его именно так. Просто она не выдержала, решила больше не обманывать мужа, не скрываться, не врать ему и себе самой.
А может, это муж, узнав обо всем, заставил написать глупые прощальные слова и спрятал свою жену от другого, который, по его мнению, не имел на нее никаких прав. Как он посмел?! Но действительно довольно! Больше сил нет делить ее с кем-то, пусть даже с законным мужем!
Богдан смял в руке листочек, презрительно скривил губы и решительно вышел из квартиры.
Он сам не заметил, как преодолел путь до ее дома, будто перенесся легко и быстро от порога своего жилища до ее двери, смело вдавил кнопку звонка.
Чуть слышные шаги, и дверь открылась. Перед Богданом стояла пожилая женщина, и в глазах ее было любопытство.
Он сразу понял, что той, которую он искал, здесь нет. С первого взгляда заметный, еще не исчезнувший после уборки беспорядок переезда ясно говорил об этом: распахнутый шкаф, коробки в углу прихожей, еще не до конца прибранные вещи да и лицо старушки с печатью недавнего слезного расставания.
— Вот ты какой! — ее покрасневшие глаза глянули пронзительно и остро с осуждением и пониманием одновременно.
Ох, Анечка-Анечка! Бесспорно, тут было от чего потерять голову. Смуглый высокий парень с огнем в глазах, притягивающий особенной красотой, заключенной не в правильности и тонкой гармонии черт, а в том, что всегда манит и нестерпимо влечет людей к сверкающему морю, жаркому солнцу, пышной зелени, раскаленному песку. Он появился столь отчаянно решительный, что об их отношениях трудно было не догадаться, особенно столь умудренной прожитыми годами бабе Симе.
