В постели с монстром (СИ) - Блэк Тати (читать книги полные TXT) 📗
Он не сразу понял, что произошло. Нино метнулась к выходу из номера, он — инстинктивно перегородил ей дорогу. Схватил за локоть, ведомый одним-единственным желанием — чтобы она не сбежала. И несмотря на желание отстраниться, дать Нино уйти, так и продолжал держать её руку в своей. И чувствовал при этом то, от чего сходил с ума.
— Мне… мне нужно подумать, — вглядываясь в его лицо, шепнула Нино. Ильинский понимал, что она видит — изуродованного мужчину, от которого хочется спрятаться как можно быстрее и дальше. Потому просто отступил, давая ей возможность уйти.
Когда за Нино закрылась дверь, Алина посмотрела на него серьёзно, даже лепетать перестала. Что ж… он снова умудрился испортить то, что ему самому казалось бесконечно важным. Значит… Герман Ильинский напрочь не умел строить нормальные взаимоотношения. И с этим, наверное, нужно было смириться.
Часть 15
Только оказавшись в уединенном пространстве отведенной ей спальни, где царили тишина и полумрак, нарушаемый лишь миганием праздничной гирлянды, Нино смогла перевести дух. Прислонившись спиной к двери, она прислушивалась к тому, как постепенно затихает бешеный стук сердца, сменяясь более размеренным и спокойным ритмом. И сама при этом не знала, что было причиной этой аритмии — испуг перед тем, что сказал Герман, или то, что он сделал.
Ей казалось, что след его прикосновения и сейчас ещё горит на коже в том месте, где он коснулся ее локтя. Но ещё острее, чем это касание, она ощущала его взгляд, в котором сплелось столь многое, что невозможно было отвести глаз. И отказать ему в чем бы то ни было — являлось невозможным тоже.
Сейчас, когда к ней вновь вернулась способность спокойно и здраво мыслить, Нино вынуждена была признать, что, вероятнее всего, поняла все абсолютно неправильно, увидев в словах Ильинского то, чего там вовсе не было. А именно — желания стать одной семьёй, чтобы вместе воспитывать Алину. Да и откуда оно могло в нем взяться, это желание? Все же она была и для него, и для Алины совершенно посторонним человеком. Но, тем не менее, он хотел, чтобы она взяла над его дочерью опеку. Вот только зачем — Нино этого совершенно не понимала. Также как не имела ни малейшего понятия о тонкостях подобных дел. Разве не должна она состоять в законных отношениях с Ильинским, чтобы иметь право оформить опеку над Алиной? И имел ли он тогда в виду, что они должны будут заключить между собой фиктивный брак? В голове вертелось так много вопросов, что от этого безумного хоровода стало болезненно пульсировать в висках. И, наверное, ей следовало бы просто пойти и спросить обо всем Германа, но Нино к этому была совершенно не готова. Тем более, что и у нее самой пока не было ответа на его предложение.
Присев на кровать, она задала себе самый главный вопрос — а сможет ли она когда-нибудь вообще расстаться с Алиной? И сама себе ответила: нет. Ещё в тот момент, когда решила вернуться к этой работе, Нино уже понимала, что девочка значит для нее гораздо больше, чем просто ребенок, за которым она должна временно присматривать. И предложение Ильинского — это ее шанс стать для Алины кем-то куда более близким и важным, чем просто няня. Но вместе с тем, спрашивая себя, готова ли она остаться для самого Германа всего лишь прислугой, пусть и той, которой он решил доверить свою дочь, Нино понимала, что эта перспектива тоже вызывала в ней неприятие. И в этом плане абсолютно ничего не поменялось — что много лет тому назад, что сейчас, ей мучительно не хотелось быть в жизни этого мужчины всего лишь проходным эпизодом.
Она вспомнила, каким привлекательным он казался ей тогда — в их первую и единственную встречу. И была вынуждена признать — это для нее не изменилось тоже. Пусть даже сейчас она уже была не той беззаботной девчонкой, а его лицо теперь рассекали шрамы — рядом с ним она не замечала ни этих чудовищных отметин, ни прожитых лет, наложивших на душу свой отпечаток. Но также, как и в то время, понимала — данный человек для нее недосягаем. Какими бы ни были причины этого, итог получался один и тот же.
Впрочем, она должна думать сейчас совсем не об этом. Алина — вот что было и оставалось действительно важным для нее. И только ради этой малютки она находилась здесь. Пусть даже врала совершенно безбожно, когда повторяла эти слова себе раз за разом, пытаясь сама в них поверить. И не веря при этом ни на грош.
Следующим утром они втроём снова гуляли в заснеженном парке санатория, собравшись на эту прогулку без лишних слов, будто так было заведено всегда. Словно этот утренний променад — некая семейная традиция, не требующая обсуждений и не вызывающая вопросов. И пусть даже это была всего лишь видимость, в эти тихие праздничные дни отчаянно хотелось поверить, что все происходящее — единственно настоящее, что только может быть. Думать о том, что скоро этой иллюзии может наступить конец, Нино попросту не хотела.
Да, возможно, эти короткие каникулы не были воплощением идеальной мечты, но она уже очень давно не чувствовала новогодней атмосферы вовсе, начисто забыв, что это такое — предвкушение и ощущение праздника. Постоянные проблемы с деньгами и волнение за здоровье мамы совершенно не способствовали ни появлению волшебного настроения, ни ожиданию чуда, в которое под Новый год верят не только дети. Просто Нино уяснила для себя раз и навсегда — никаких чудес на свете не бывает. И вера во что-то хорошее была давно отправлена туда же, куда и надежды на лучшую жизнь, и мечты однажды поехать на родину отца.
И все же, несмотря на все это, теперь, рядом с Германом, Нино ощущала себя… комфортно. Впервые за долгое время чье-то общество рождало в ней незнакомое, но приятное чувство надёжности и спокойствия. Хотя после произошедшего накануне между ними так и не было сказано ничего, кроме самых общих фраз, Нино не испытывала неловкости, когда они шли сейчас рядом по припорошенной свежевыпавшим снегом тропинке вдоль озера и просто молчали. Возможно, им стоило бы обсудить то, что волновало, должно быть, их обоих, но нарушать эту установившуюся между ними безмолвную гармонию ей казалось в данный момент настоящим кощунством. Пусть она и понимала — убежать от стоявших между ними вопросов все равно невозможно. Рано или поздно им все равно придется это обсудить, но не сейчас. Только не сейчас.
Сильный порыв ветра ударил в лицо, заставляя инстинктивно поежиться, и Алина, словно в унисон со своей няней, что-то недовольно прогукала вслух. Нагнувшись к девочке, Нино инстинктивно поправила на ней капюшон и, не глядя на Германа, предложила:
— Может быть, пойдем обратно? Сегодня очень ветрено.
И скорее почувствовала, нежели увидела, как он кивнул ей в ответ.
Самый страшный кошмар Нино воплотился в жизнь той же ночью.
Будто почувствовав неладное, она распахнула глаза, резко очнувшись ото сна и прислушалась — не плачет ли Алина? Стоявшая в комнате тишина совершенно не успокоила растревоженных нервов, и Нино, быстро поднявшись на ноги, подошла к колыбели, стоявшей здесь же, в ее комнате, и коснулась щеки девочки.
От жара, которым обожгло пальцы, по позвоночнику пробежал парализующий холодок страха. Алина буквально пылала и, нагнувшись к ней, чтобы взять малышку на руки, Нино обнаружила, как тяжело и надсадно она дышит.
Объятая ужасом, на подгибающихся ногах, Нино, все также держа Алину на руках, поспешила в спальню к Герману, которую с ее комнатой соединяла общая дверь. Стучать не стала — в этот момент, когда каждая секунда казалась ей критичной, было совершенно не до проявления подобной деликатности.
Ильинский, по видимому, спал очень чутко. Едва лишь она вошла к нему, он, мгновенно уловив посторонний шум, заворочался в постели и приподнялся на локтях.
— Нино? Что случилось?
Она обнаружила, что от сковывающего все существо страха не в состоянии выдавить из себя ни звука. Крепко прижимая к себе Алину, словно от этого зависела жизнь девочки, она подошла к Герману ближе и, когда тот зажёг лампу на прикроватной тумбочке, с трудом выдавила:
