Дилемма любви - Дэнтон Кейт (читать книги txt) 📗
— Нет, мне больше нравится Моне. По крайней мере я понимаю, что изображено на картине.
Гаррис рассмеялся:
— Это картина для настоящих ценителей искусства. Лет через сто критики назовут Антона Гэлзу величайшим мастером своего времени. Ты разве не читала в сегодняшней газете рецензию на его работы?
— Нет, пропустила.
Такого трудного дня, как сегодня, у нее еще не было за всю ее адвокатскую практику. Она старалась не думать о своей работе, особенно о Гордоне Гэллоуэе. Очередной раунд противоборства двух сторон состоится на будущей неделе, и пока у нее еще есть время подготовиться. Однако, как она ни заставляла себя выбросить Гордона из головы, это у нее не получалось.
За что ей такие испытания? Как восстановить утраченное душевное равновесие? Лишь только обида немного утихла, Мэкки поймала себя на том, что прямо-таки упивается несбыточными мечтаниями о Гордоне. Это надо немедленно прекратить. Они с Гордоном никогда не станут парой, потому что судьбе было угодно развести их по разные стороны баррикад.
Добавим к этому, что она буквально горела на работе, а он был вполне доволен тем, чего достиг, и не стремился делать карьеру. Монотонная жизнь, которую вел Гордон, ей была явно не по вкусу. Дом… ребенок… Но ведь… Вдруг Мэкки поняла, что Гаррис что-то говорит ей.
— …я попробую найти экземпляр газеты специально для тебя, — сказал он.
— А, статья… Разумеется… спасибо.
Гаррис отошел, а Мэкки стала рассматривать огромное полотно маслом — смелые мазки пурпурного и черного. Попробуй догадайся, что хотел сказать этим художник! «Пожалуй, это самая ужасная картина, какую я когда-либо видела», — подумала Мэкки.
— Да это самая ужасная картина, какую я когда-либо видел, — раздался за спиной Мэкки мужской голос.
Мэкки засмеялась и обернулась, чтобы посмотреть на человека, повторившего вслух то, что она только что подумала… О Боже! Это же тот мужчина, о котором она думает весь день, с самого утра. Да, это был Гордон Гэллоуэй собственной персоной, появившийся рядом с ней словно по мановению волшебной палочки. Она вся внутренне сжалась, сердце учащенно забилось.
— Надо же, — произнесла она ледяным тоном, — а я вас даже не заметила! — При других обстоятельствах она дала бы волю своему возмущению и негодованию, но сейчас сдержалась, как того требовали правила приличия.
— Или не хотели заметить, старательно избегая встречи со мной, — предположил Гордон.
Он был удивлен случайной встречей не меньше Мэкки и не горел желанием продолжать обмен «любезностями», так как знал, что Мэкки может ему ответить.
Положение осложнялось тем, что сегодня Гордон был еще неотразимее, чем обычно. На нем была черная кожаная куртка и черная водолазка. Он был одет так, будто на улице стоит его сверкающий мотоцикл «харлей-дэвидсон». В обаянии Гордона было даже что-то отталкивающее. «Так и должно быть у коварной и вероломной особи мужского рода», — подумала Мэкки. Он даже не удосужился придать своему лицу виноватое выражение.
Мэкки отдала бы свою недельную зарплату, лишь бы избежать этой случайной встречи. Она так много хотела ему сказать, но сейчас, столкнувшись с ним лицом к лицу, оказалась к этому совершенно не готова. Стоило увидеть его, и ее захлестнул ураган противоречивых чувств.
Но было бы нелепо покинуть в спешке поле боя — взять и скрыться в толпе посетителей. Перед тем как уйти, Мэкки решила переброситься с Гордоном несколькими ничего не значащими фразами.
— Сразу видно, что Антон Гэлза вам не нравится.
— На самом деле мы с Антоном давние друзья. Он пригласил меня на открытие, и я обещал прийти.
— Он знает, как вы отзываетесь о его картинах? Как бы он не пожалел, что пригласил вас!
— Он мне друг, но эта картина ужасна! — ответил Гордон. — Я не перестаю говорить ему, что это не искусство, а мазня.
— И он не обижается?!
— Нет. Говорит, что я ничего не понимаю в живописи. И я вынужден с ним согласиться, так как критики, несмотря на мое негативное мнение, считают его непревзойденным мастером.
Мэкки из вежливости улыбнулась, отпив немного шампанского, и они еще какое-то время постояли рядом, глядя на посетителей, чтобы как-то заполнить образовавшуюся паузу.
— Послушайте, Мэкки… — первым нарушил молчание Гордон.
Но тут подошел Гаррис.
— Статью найти невозможно, ее передают из рук в руки, — сказал он. Взглянув на Гордона, протянул ему руку. — Извините, что перебил. Позвольте представиться: Гаррис Нельсон. По-моему, мы незнакомы.
— Гордон Гэллоуэй.
— Антон Гэлза — его друг, — сказала Мэкки.
Лицо Гарриса просияло.
— Потрясающе! Не могли бы вы познакомить меня с ним? Я хотел бы договориться о приобретении этой картины. Она стала бы украшением моей приемной.
Мэкки и Гордон, не сговариваясь, обернулись к картине с беспорядочными пурпурно-черными мазками.
— Вы, должно быть, тонкий знаток современной живописи, — усмехнулся Гордон.
Тот улыбнулся, явно польщенный.
— Я вижу, вы с Мэкки поняли, сколько экспрессии в этой картине.
— Гаррис, подумай о своих пациентах! Эта картина может вызвать у них сердечный приступ, даже если они здоровы, — возразила Мэкки.
— Тогда я повешу ее в своем кабинете, — парировал Гаррис. У него в кармане запищал телефон, Гаррис вынул его и приложил к уху. — Извините, придется ненадолго вас оставить, — сказал он, закончив разговор, и быстро ушел.
— Приятный парень, — сказал Гордон, когда Гаррис скрылся из виду.
— Да, — кисло согласилась Мэкки. Она теперь застрянет здесь, поджидая Гарриса. «Было бы хорошо, если бы Гордон тоже ушел», — подумала она. Делать вид, что между ними ничего не произошло, довольно мучительно.
— Мэкки, — начал он снова, — я вам сейчас все объясню…
— Вам, как лучшему другу художника, непочтительно отвлекаться от созерцания его работ! — отрезала Мэкки.
Гордон стиснул зубы. Мэкки Смит — самая упрямая, самая невыносимая женщина. Он звонил ей весь понедельник, чтобы объясниться, но она не брала трубку. Когда же он позвонил ей домой, она не захотела его слушать. Ведет себя так, будто он нанес ей удар в спину. Может, так оно и есть. Ведь если подаешь судебный иск, то у тебя невольно вырабатывается особое, «судебное» поведение.
В любом случае Мэкки, как адвокат, могла бы не смешивать работу с… другими делами.
Он не собирается падать перед ней на колени и умолять, чтобы она его выслушала. Он уже уходил, когда вернулся Гаррис.
— Мэкки, мне нужно срочно ехать в клинику, — виновато сказал он.
— Врач никогда не принадлежит себе, — спокойно ответила она.
— Мне как-то неловко оставлять тебя одну…
— Не беспокойся. Я вызову такси.
Гаррис изменился в лице.
— Только этого не хватало! — Он хлопнул Гордона по плечу. — Гэллоуэй, вы не могли бы сделать мне одолжение — проводить Мэкки домой?
— Проводить домой?.. — Гордон уже внутренне настроился услышать реакцию Мэкки на это предложение. — Что ж, буду весьма рад, — ответил он, как и подобало истинному джентльмену.
— Очень вам признателен, Гэллоуэй. Ну, до свидания. Я завтра позвоню тебе, Мэкки.
Мэкки проводила Гарриса долгим взглядом. Тот явно чем-то расстроен. Тем не менее это не давало ему права оставлять ее на попечение такого человека, как Гэллоуэй.
— На самом деле домой меня повезет такси, а не вы. Лично меня такси вполне устраивает, — сказала она.
Гордон покачал головой.
— Разумеется, вы можете воспользоваться такси, но я дал слово. Если ваш друг узнает, что я не выполнил его просьбу, он очень расстроится. Своим отказом вы обрекаете его на мучительные угрызения совести.
Мэкки хотела возразить и наотрез отказаться от услуг Гордона, но, рассудив трезво, смирилась — ведь это всего лишь получасовая поездка.
— Хорошо, будь по-вашему, — согласилась она.
Они вышли из галереи и пошли к машине Гордона. Детское креслице Эшли на заднем сиденье заставило ее снова вспомнить перипетии недавних событий. Ребенок… дело об опеке… ее противоречивые чувства к Гордону… Единственным спасением в подобной ситуации было стиснуть зубы и не говорить о новом иске.
