Огненный омут (Дикое сердце) - Вилар Симона (читаем книги онлайн txt) 📗
В глубине души Гизелла хотела лишь одного – посвятить себя Богу, уйти от мира и проводить дни в тиши и молитве. Однако едва она подросла, как вокруг нее все только и говорили о предстоящем ей замужестве и в качестве жениха чаще других называли Роллона.
Гизелла знала, что этот союз был давнишней мечтой отца и поэтому безропотно подчинилась. Но чем ближе подходил день ее отъезда в Нормандию, тем страшнее становилось робкой принцессе. Она заранее обрекала себя на роль мученицы – столь любезную ее сердцу, – ибо ее уверили, что именно ее брак с язычником сделает из него ревностного христианина.
И это было приятно Гизелле. И волновало. Как волновала сама мысль, что ей надлежит иметь мужа, с которым ей придется проводить дни и ночи. Поэтому ее так заняла идея встречи с Эммой, также христианской принцессой, прожившей немало времени среди язычников.
Конечно, ее шокировала недавняя выходка Эммы в церкви, где та пыталась сорвать с нее лисий плащ. Но Гизелла была девушкой доброй, готовой скорее оправдывать, нежели обвинять, поэтому она объяснила себе поведение этой дикой женшины тем, что та хотела вернуть принадлежащую ей вещь, а отнюдь не жестом отчаяния и ревности. И она чистосердечно верила, что Эмма откликнется на ее просьбу, поведает ей о Роллоне. Избавившись от руанского плена, она отнесется снисходительно к той, которой только предстоит ехать в Нормандию. О том же, что она идет к раненной душой, любящей, страдающей от предательства женщине, по сути, своей сопернице, такую мысль ограниченная головка Гизеллы уместить не смогла бы.
Несмотря на поздний час, во дворце было шумно. Челядь укладывалась спать на разостланной на полу соломе, люди ссорились за места у очагов, слышалась ругань. Кто-то судачил о прошедшем дне, тут же парочка, накрывшись одеялом, предавалась любви.
Гизелла чувствовала взгляды в свою сторону, шла, не поднимая глаз. Свернув в боковую галерею, она вышла на воздух. Парк аббатства Святого Медара застыл в морозной тиши. Над голыми ветвями старых деревьев, сквозь разорванные тучи светила одинокая звезда. Принцесса шла по длинной террасе, своды которой покоились на массивных квадратных столбах. Проход был вымощен плитами, и меж колонн виднелись каменные круги клумб с чуть присыпанной снегом землей. Гизелла шла, кутаясь в плащ. Он был такой теплый… Но сейчас принцесса вдруг подумала, что неразумно ей являться к Эмме в этих мехах. Она даже остановилась. Сопровождавшие ее охранники тоже замедлили шаги. Ей стало неудобно перед ними, и она продолжила путь.
Вход с террасы вел прямо к покоям Эммы. Здесь было маленькое окошко, в свинцовый переплет которого вставлены маленькие шарики стекла. Ставни были не закрыты, и изнутри пробивался свет. Гизелла невольно замедлила шаги, услышав громкий голос Эммы.
– Ты предал меня, Херлауг! – почти кричала она. – Ты нарушил свое обещание, заманил меня в Суассон и выдал королю!
– Неправда!
Голос мужчины был также повышен. Гизелла невольно замерла, не решаясь войти. К тому же ее разобрало любопытство. Сделав знак охранникам держаться в стороне, Гизелла замерла у окна.
– Ты не права, Эмма! – уже спокойнее говорил мужчина. – Я ничего не сказал о тебе, и я был еще у короля, когда пришел герцог Длинная Шея и сообщил, что ты при дворе.
– Значит, меня выдал Эврар, – устало произнесла Эмма. – Мелит, что служит герцогу Лотарингскому.
– Да, кажется, так и было. Но разве ты сожалеешь о случившемся? Ты живешь как принцесса, у тебя слуги, огонь, прекрасная еда.
– О чем ты говоришь? Теперь я пленница, за мной следят, у моих дверей дежурит стража. И король Карл сделает все возможное, только бы не допустить моего возвращения в Руан.
Они оба умолкли. Гизелла почти приникла к окну, но, кроме неясных бликов, ничего не могла разглядеть. Она поняла, что с Эммой беседует граф Санлисский, крещеный норманн, которого ее отец принял с почетом и к которому явно благоволит. Оказывается, эта Эмма и он – близкие знакомые.
Граф снова заговорил:
– Завтра я уезжаю, Эмма. Знаешь, у меня родился сын. Я должен быть в Санлисе.
Голос его звучал словно бы виновато.
– Я рада за тебя, Херлауг. Ибо в отличие от тебя я не могу поехать к моему сыну.
В интонации слов женщины звучала такая грусть, что Гизелла невольно ощутила жалость. Она что-то слышала, что у рыжей женщины от Роллона был ребенок. Однако рано потерявшая мать и имевшая всю родительскую любовь от отца, Гизелла считала, что нет ничего ужасного, если и сын Эммы будет только с отцом. Но сейчас она почему-то подумала о чувствах Эммы. Но тут блики за окном задвигались, и она смогла даже различить, как один силуэт вплотную приблизился к другому. От любопытства она прижалась лицом к стеклу, пытаясь хоть что-то разглядеть. Вновь зазвучал голос графа:
– Послушай, Птичка, в том, что случилось, нет моей вины. Но все не так уж и плохо. Ведь Ролло сам отказался от тебя, и его брак с Гизеллой – дело решенное. Что бы ты делала, если бы была оставлена всеми? Теперь ты знатная дама и ни в чем не знаешь нужды.
– О, ради самого неба, замолчи! По-твоему, все счастье заключается лишь в мягкой постели и вкусной еде?
– В твоем положении и это немало.
– О, если бы я могла вернуться в Нормандию! – почти вскричала Эмма. – Они все боятся этого, опасаются моего влияния на Ролло, понимают, что я могла бы…
Она вдруг резко умолкла. Какое-то время стояла тишина, потом блики задвигались, шаги приблизились, и Гизелла поняла, что Эмма заметила за окном ее лицо. Она не успела отскочить, как дверь стремительно распахнулась и на пороге появилась разъяренная Эмма. Гизелла еле успела отскочить к охранникам.
– Подслушиваете, ваше высочество? – после недолгой паузы спросила Эмма.
Гизелла с трудом нашла в себе силы ответить:
– Я пришла… Мне желательно переговорить с вами.
Она испытала стыд от того, что ее застали с поличным. С трудом заставила себя держаться с достоинством и даже тогда, когда Эмма, отступив, сухо пригласила ее войти, велела охранникам ждать ее за дверью.
Со свету Гизелла не сразу разглядела Эмму. Зато граф, стоявший у камина, был ярко освещен. В невысоком покое с бревенчатым потолком он казался особенно рослым. Гизелла слышала, что все северяне очень высоки. Но выглядел граф как настоящий франк. Подстриженные волосы с короткой челкой, длинные усы. Плащ скреплен на плече фибулой в форме креста. Один глаз перевязан темной повязкой, другой, светло-голубой, в упор глядел на нее. Гизелла смутилась, как всегда, когда на нее глядели мужчины.
Эмма указала ей в сторону невысокого кресла.
– Садитесь, принцесса.
Любезная фраза, но в устах Эммы она прозвучала как приказ. Гизелла безропотно повиновалась, не смела поднять глаз.
– Эмма, этот лисий плащ… – начал на норвежском Херлауг, но она его прервала.
– Вижу. – И добавила, обращаясь к принцессе: – Ваше высочество позволит мне проводить гостя?
Не дожидаясь ответа, она завела графа под сень глубокой дверной ниши. Они о чем-то говорили, но Гизелла не понимала ни слова. Но за это время она смогла взять себя в руки, даже устроилась поудобнее в глубоком кресле с выполненными единым полукругом подлокотниками и спинкой, огляделась.
В этом покое давно никто не жил, он находился в стороне от общих построек аббатства. Но, поселив сюда Эмму, его привели в порядок. Дубовые половицы вымыли и навощили; грубую кладку стен занавесили полотнищами из синего и малинового сукна, вдоль них поставили лари и кресла темного дерева с резьбой. На возвышении устроили широкое ложе, покрытое белой овчиной. Очаг на полукруглом подиуме уходил в нишу стены, а сверху был подвешен конусообразный колпак-вытяжка. Топили вишневым деревом, и в комнате стоял теплый приятный аромат вишни.
Гизелла перевела взгляд на Эмму. Рядом с рослым графом Гербертом она казалась особенно хрупкой. Даже двойное широкое одеяние из зеленого сукна – нижнее мягкое до щиколоток, верхнее до колен с вышитой каймой по подолу и на рукавах – не скрывало ее изящества и грации. Украшений почти никаких, не считая маленькой золоченой пряжки, стягивающей ворот. Гизелла обратила внимание на прическу Эммы – блестящая масса красновато-рыжих, спускавшихся по спине волос перевита сеткой из собственных тонких кос.
