Леди и горец - Гарнетт Джулиана (чтение книг .TXT) 📗
— Совершенно верно. Но, потеряв мужа, я потеряла для Кадделов всякую ценность. Моему отцу я тоже не нужна, он отказался предоставить в мое распоряжение даже жалкую ферму, чтобы мне было где жить в том случае, если бы я вернулась на родину. И с тех пор я у Кадделов словно камень на шее. Только малютка Мейри питает ко мне теплые чувства.
Все это было сказано спокойным голосом, без жалоб и упреков в чей-либо адрес. Простая констатация фактов — не более.
Выслушав женщину, Роб нахмурился.
— Быть может, тебя выкупит кто-нибудь из твоей собственной семьи?
— Разве что из соображений семейной чести? Впрочем, вдовая дочь, к тому же бездетная, без всяких средств к существованию, — обуза даже для самых близких людей.
В какой-то миг Роб уловил в ее голосе горечь, однако она тут же бесследно исчезла.
— Тебе все же придется попросить у отца денег, — стоял на своем Роб.
— Не стану я ничего ни у кого просить, — ответила женщина и, помолчав, негромко добавила: — Не хочу унижаться.
— Но отдаешь ли ты себе отчет в том, гордая леди, что твоя судьба отныне может стать весьма неопределенной?
— Она и была такой — задолго до того, как люди из вашего клана выкрали меня и Мейри из замка Каддел. И не тешь себя понапрасну надеждой, что, если ты пошлешь письмо моему отцу, расписав в самых мрачных тонах мое нынешнее положение, он раскошелится. Мой папаша не из тех, кого можно взять на жалость или испуг.
— Ты, как я понял, вся в папашу, — произнес Роб, размышляя над перспективами дальнейшего пребывания вдовы Линдсей в замке Лохви. Было ясно, что такую женщину принудить к чему-либо или застращать очень непросто.
— Судьба редко бывала ко мне благосклонна, поэтому я поступала не сообразно своим желаниям, а так, как должно.
— Так ты напишешь письмо или нет? С минуту подумав, она тихо ответила: — Нет.
— Нет? — Роб подступал к ней все ближе, используя свой рост и телесную мощь как своеобразное средство устрашения. — Ты не в том положении, чтобы мне перечить.
Щетка для волос, которую она сжимала в руке, задрожала, но взгляд остался прямым и твердым.
— У меня нет другого выхода, сэр.
— Ты рискнешь своей свободой из-за какой-то прихоти?
— Это не прихоть. — Он подошел к ней вплотную. Их разделял какой-то дюйм. Она с шумом втянула в себя воздух, но не отступила ни на шаг. — Мейри я не оставлю.
— Мейри? Девчонку, что ли? Мы ей дурного не желаем.
— Ну разумеется. Вы хотите ей только добра. Именно по этой причине вы выкрали ее из отчего дома, верно?
Роб нахмурился.
— Ирония здесь неуместна.
— А твои глупые рассуждения — тем более.
— Глупые?!
— Какие же еще? Неужели ты и впрямь думаешь, что я могу оставить ребенка на попечение таких жестоких и грубых людей, как ты? Ведь Мейри для вас прежде всего товар, который вы хотите повыгоднее продать. Нет, я не брошу ее, не лишу своей помощи и участия!
— Она здесь в безопасности, — процедил Роб сквозь зубы.
— Считалось, что в замке Каддел она тоже в безопасности, тем не менее мы оказались здесь. Твои братья тоже считали, что они в безопасности, но их печальная судьба всем известна. И если твой отец не сумел сберечь даже свою плоть и кровь, сможет ли он защитить чужого ребенка?
Напоминание о братьях ожгло его как огнем. Но он вынужден был признать, что в ее словах много правды. Тем не менее напряжение все росло.
— Миледи ступила на опасную почву, — заявил Роб.
— Я привыкла ходить по зыбучим пескам, сэр. Но я не настолько глупа, чтобы строить на них дом.
— Не понимаю, о чем ты.
— Я не привыкла верить пустым обещаниям. Мужчины дают клятвы лишь для того, чтобы их нарушать. Они много разглагольствуют о чести, но этими разглагольствованиями чаще всего прикрывают ложь. У меня нет никаких оснований доверять тебе, сэр.
— Я не сказал тебе ни слова лжи.
— Еще одна ложь.
Выпитое виски и вызывающее поведение заложницы привели Роба в бешенство.
— Когда же я солгал тебе в первый раз?
— Когда сказал, что Мейри в безопасности. Как известно, заложникам всегда грозит опасность. А Мейри — заложница.
— Ты не вправе распоряжаться судьбой заложников. Я тоже. Могу сказать одно: коль скоро девочка попала к нам, у нас она и останется. А вот твоя судьба пока не решена.
— Я — единственный человек, которого Мейри знает в этом мрачном замке. Ведь она совсем еще дитя. Я готова на все, только бы нас не разлучали.
— Так ли это?
— Да. — Она запрокинула голову и сурово сжала губы. — Но я не стану писать никаких писем.
Настало время указать ей ее место. Пусть знает, что она целиком в его власти.
— Ты говорила о том, чего не станешь делать. Остается выяснить, на что ты готова, чтобы остаться с ребенком.
Он явно насмехался над ней, хотел показать, что в этих стенах любые ее требования ничего не стоят. Однако она восприняла его слова совершенно серьезно.
— Я готова на все, чего бы от меня ни потребовали.
— Неужели на все? — Роб удивленно выгнул бровь. Нет, эта леди отнюдь не умна, коль скоро выдает такие авансы. Он ухмыльнулся. — Как ты понимаешь, леди Линдсей, эти твои слова можно толковать по-разному.
— Толкуй, как тебе заблагорассудится.
Роб перестал улыбаться и внимательно посмотрел на женщину. От нее исходил тонкий аромат, которого он прежде не замечал. Он находился от нее так близко, что рассмотрел золотистые вкрапления в радужной оболочке ее изумрудных глаз. Завороженный кошачьим взглядом этой женщины, Роб сам не заметил, как протянул к ней руку и коснулся ее золотистых, цвета пшеничных колосьев волос, которые оказались мягче, нежели он ожидал. Сжав золотистую прядку в кулаке, он медленно опустил руку. Шелковистые волосы заскользили у него в ладони; это нежное прикосновение ласкало кожу и зажигало огонь в крови. Она молча смотрела на него снизу вверх. Видно было, что ее снедало беспокойство, об этом свидетельствовало частое биение пульса у нее на шее. Полыхавшее в жаровне пламя бросало неяркие отсветы на ее черты, окрашивая в золотистые и алые тона высокие скулы, горделивые арки бровей и мраморный, без единой морщинки лоб. Глядя на ее выступающие скулы и несколько запавшие щеки, Роб подумал, что светловолосая леди из замка Каддел не только глуповата, но еще и костлява. Когда он положил руки на ее хрупкие плечи, она попыталась было запротестовать, но Роб, желая подавить протест в зародыше, бросил:
— Ну вот, ты уже готова стенать и жаловаться на судьбу, а между тем я только хочу проверить искренность твоих намерений.
Роб приподнял ее лицо, прикоснулся губами к ее трепещущим губам. Поцелуй опалил его, а копившееся у него внутри возбуждение стало нарастать и требовать выхода. Как хорошо она пахнет, подумал он, как нагретая солнцем весенняя луговая трава… Робу показалось, что вдова тоже возбуждена. По ее телу пробежала дрожь. Но когда он, обхватив женщину за плечи, попытался привлечь ее к себе, она инстинктивно уперлась ему в грудь кулачками, словно опасаясь, что он может сокрушить ее оборону и низвергнуть в пучины сладострастия. Но это продолжалось всего мгновение. Неожиданно, будто что-то для себя решив, она опустила руки, перестала сопротивляться и стала на удивление покорной, мягкой и податливой. Охватившее Роба возбуждение все росло; одновременно нарастало напряжение, возникшее внизу живота. Черт бы побрал эту ее нарочитую покорность, подумал Роб, вглядываясь в ее черты. Страсть, которая, как казалось Робу, завладела всем ее существом, неожиданно отступила. Женщина опустила опушенные длинными каштановыми ресницами веки, и дыхание ее выровнялось, будто она унеслась мыслями в далекую заоблачную страну, где нет ни пламенных страстей, ни греховных мыслей, ни снедавших душу печалей. Роб знал, что ему, пока он еще не потерял над собой контроль, следует выпустить женщину из объятий. Однако его сознание, вернее, та его часть, которая ведала мужским началом, подхлестнутым немалым количеством выпитого виски, всячески этому противилось. И неудивительно: Роб в течение многих недель — да что там недель, месяцев! — спал один, обрекая себя на воздержание. Поэтому противостоять искушению, представшему перед ним в образе покорной зеленоглазой красавицы, готовой уступить по первому его требованию, было непросто.
