Жена султана - Джонсон Джейн (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Слова эти сказаны походя, но взгляд хаджиба тверд.
Я вижу, как мальчик поднимает на него озадаченные глаза, и догадываюсь, что он новенький, по-арабски знает плохо. Второй понимает достаточно. У него испуганный вид, и недаром его руки и плечи покрыты белыми рубцами. Он оттаскивает другого мальчика в сторону, и, когда мы выходим, я слышу, как он говорит с ним на их родном языке. Я кое-что разбираю:
— Он жестокий… Ему нравится делать больно, видеть боль. Не давай ему повода…
Во мне что-то ломается. Я вспоминаю пустые темные глаза, следившие за моей болью, наслаждавшиеся ею.
— Ну что, Нус-Нус, — вторгается в мои мысли великий визирь, когда мы идем по анфиладе арок. — Подумал ли ты над моим предложением?
Чтобы выжить здесь, я научился надевать «другое лицо», как маску кпонунгу, которую вечность назад надевал на обряд Поро в своем племени. И я говорю себе: «Я — не я, я другой». Маска улыбается.
— Я польщен, сиди, но, боюсь, Его Величество будет недоволен.
— Его «величеству» незачем знать, — он меня передразнивает.
— Султан все видит.
Абдельазиз фыркает:
— Ты хочешь сказать, его соглядатаи видят. Ищейки вроде Медника.
Он машет рукой, словно отгоняет муху.
Медник. Это он про каида бен Хаду Аль-Аттара. Они друг друга не любят. Мы приближаемся к покоям императора, и я не хочу, чтобы Исмаил услышал хоть часть нашего разговора. Похоже, и великий визирь этого не хочет — он хватает меня за плечо и давит пальцами, чутьем находя самые болезненные точки. Я холодно смотрю на него сверху вниз, держа «другое лицо». Я — не я.
— Не становись моим врагом, Нус-Нус. Это неумно.
Он и так мой враг. Я кланяюсь.
— Я твой покорный слуга, господин; но прежде всего я — слуга Его Величества.
— Исмаил — собака на сене.
Я слышал от невольников пословицу: что случилось в пустыне, остается в пустыне. Мы все стараемся начать жизнь заново и вернуть себе самоуважение. Но как забыть то, что сделал со мной Абдельазиз? Пальцы мои словно превращаются в когти.
— Никому не надо знать.
Василиск улыбается:
— Знать о чем?
Исмаил ходит бесшумно: ему нравится заставать людей врасплох, и у себя, в безопасности, он часто гуляет один, босиком. Мы с хаджибом тут же падаем ниц. Внизу, у самой земли, ноздри мои наполняет похожий на благовоние аромат свежераспиленного дерева.
— Да встань ты, — Исмаил толкает визиря босой ногой. — Я тебе кое-что покажу. Редчайшее сокровище.
О, небо. Книга. Я почти забыл о ней. Бог мой, Абдельазиз увидит, что у нее под обложкой, сразу распознает обман, и, поскольку достаточно хитер, чтобы придержать язык, пока ему не будет выгодно, захватит мою судьбу в свои руки и будет делать со мной, что пожелает. Лучше умереть побыстрее.
Придумай что-нибудь, понукает меня разум, отвлеки его! Но у меня ни единой мысли.
Исмаил берет книгу, и я вижу, как загораются глаза Абдельазиза, когда он видит богатый переплет. Он жадно протягивает руки. Султан смотрит на него. Потом звучно опускает сафавидский Коран на голову визиря. Я различаю на его тюрбане тонкого хлопка след изукрашенной обложки — как печать на горячем воске. Хаджиб стонет и хватается за голову.
— И ты посмел явиться ко мне, перепачканный едой! — лютует Исмаил. — У тебя пальцы в меду, и крошки в бороде! Ты что, не чтишь ни меня, ни священный Коран?
И он снова и снова бьет визиря книгой, пока тот не валится на пол жалкой кучей.
— Помилуй, величайший, помилуй… Нус-Нус сказал, чтобы я шел быстрее, и я думал, что дело срочное…
Очередной удар не так силен, а следующий приходится по плечу визиря, словно Исмаил потерял к нему интерес. Султан делает шаг прочь, рассматривая, не пострадала ли книга, но она прочна, и тот, кто ее чинил, потрудился на славу.
— Уходи. Заплати книготорговцу, когда придет.
Султан отдает мне Коран.
— Поставь его на самую высокую полку, Нус-Нус — он осквернен.
Сколько правды в его словах, знал бы он!
Я приношу высокую библиотечную стремянку и ставлю сафавидский Коран между двумя другими древними томами, надеясь, что Исмаил не передумает и не захочет его достать.
Вернувшись, я застаю Исмаила на полу на коленях. Он обнимает хаджиба за плечи.
— Вставай-ка. Зачем ты лег? Ты не должен передо мной ползать, мы же с тобой все равно что братья, правда?
Абдельазиз с трудом поднимается. Глаза у него невидящие, на щеке кровь. Я с ужасом, не в силах отвести взгляд, смотрю, как султан концом кушака бережно утирает кровь с лица визиря.
— Вот так-то лучше, да?
— Да, о Величайший.
Визирю удается слабо улыбнуться.
— Ты уже видел волка?
Проклятье. Другие скорби вытеснили волка из моей памяти.
— Сию минуту иду, повелитель.
Волк выглядит едва живым. На макушке у него огромная кровавая шишка. Возле клетки стоят двое детей, у старшего в кулаке палка. Головы у обоих выбриты, только на темечке длинная косица, чтобы ангел мог поймать ребенка, если тот упадет. Правда, за такими детьми ангелы вряд ли присматривают. Тяжелые золотые кольца говорят о том, что эти мальчики — из бесчисленных маленьких эмиров Исмаила, которые бесстрашно гуляют по дворцу, не слушая никого. Я слишком хорошо знаю обоих: Зидан, старший сын императрицы, насквозь испорченный шестилетка; второй — почти младенец, Ахмед Золотой, подрастающее чудовище.
Я вздыхаю.
— Зидан, что ты тут делаешь?
Темные глаза старшего мальчика смотрят на меня с вызовом.
— Ничего. Даже если я захочу поиграть с волком, мне можно. Отец позволил.
— Уверен, отец не давал тебе позволения забить бедного зверя до смерти.
Он ухмыляется:
— Я только стукнул немножко.
Ахмед радостно смеется.
— Множко, множко!
— Не изображай передо мной паиньку, Зидан. Вспомни, за чем я тебя застал на прошлой неделе.
Я смотрю на него со значением. На прошлой неделе я поймал его возле конюшен с мальчиком-невольником постарше — он резал кошке когти, под корень. Невольник боролся с тошнотой: кошка поцарапала Зидана, и тот явно велел держать ее, а сам стал орудовать кинжалом. Я отчитал обоих и отвесил мальчишке-невольнику подзатыльник — ударил сильнее, чем хотел, слишком уж хотелось побить Зидана, но я не отважился. Он злопамятен, как мать; и, как отец, наслаждается правом лишить человека конечности или жизни. А кошка все равно умерла. Я сам ее похоронил.
— Если расскажешь, я велю тебя убить. — Он постукивает палкой по ноге. На ткани его камис остаются кровавые пятна. — Я тебя и так могу убить, Половинник.
— Твой отец дорожит своими кошками, а в Коране сказано, что того, кто их мучает, самого будут мучить в аду, — напоминаю я.
— Про волков там не говорится, — отвечает он, показывая мне зубы, уже гниющие от сладостей, которые он у всех требует.
К счастью, появляется смотритель зверинца. Вид у него напуганный, что понятно. Найдя, на ком сорвать злость, я кричу на него:
— Что с волком?
Он пожимает плечами:
— Он бросился на принца Зидана, когда я сажал его в клетку. Казалось, глотку ему перегрызет, но маленький эмир повел себя очень храбро.
Заведомая ложь: бедный зверь едва ли смог бы сейчас перегрызть глотку даже цыпленку, да и бил его Зидан явно сквозь прутья клетки. Зидан разражается смехом и бежит прочь, таща за руку младшего брата. Он уверен, что неуязвим.
Я бросаю гневный взгляд на смотрителя зверинца:
— Если волк не будет ходить и рычать к полуночи, ты пожалеешь, что он не перегрыз глотку тебе.
Ругать его за Зидана смысла нет, мы оба это понимаем. Я наклоняюсь рассмотреть зверя. Выглядит он куда как жалко: лапы запачканы и погрызены собаками, которые его загнали. Он глядит на меня без малейшего интереса, не ощетинивается, даже не скалится, словно хочет лишь одного — умереть. Сердце мое сжимается от сострадания.
— Он ходить-то может?
Я распрямляюсь.
— Он крепче, чем кажется, — защищается смотритель.
