Шальная графиня (Опальная красавица, Опальная графиня) - Арсеньева Елена (бесплатные версии книг txt) 📗
– Ну, хватит придуриваться. Да успокойтесь, успокойтесь, сударыня! Никакого изгнания вам не приуготовлено, а супруг ваш нужен мне еще меньше, чем прошлогодний снег. Правда лишь в том, что он беззастенчиво меня домогается. Нынче ночью полуголым в опочивальню вломился! А мне его и одетым вовек бы не видеть, а не то что... – Она брезгливо передернула плечами и пошла было к двери, но тут Матрена Авдеевна с немыслимым проворством загородила ей путь – и отступилась, лишь когда Елизавета выхватила из рукава остро заточенный серебряный ножик, который успела незаметно прихватить со стола.
– Остерегитесь, сударыня! – просвистела сквозь стиснутые зубы. – И вы тоже! – Это адресовалось Кравчуку, хотя тот все так же сидел на своем стуле, будто приколотый, думая небось: «Что за ночка! Что за денек!» – Сами знаете, к чему меня мессир Араторн приуготовляет. А ежели не знаете, стало, он вас и вовсе ни во что не ценит и самомалейшего вреда, мне причиненного, не спустит вам. До той поры, покуда он не воротится, я сама себе хозяйка, сама госпожа – и собою распоряжаться вольна как хочу!
И, обойдя окаменелую Матрену Авдеевну, Елизавета решительно зашагала к лестнице, ведущей вниз, на улицу. Уже ступив на первую ступеньку, она услыхала грохот за спиною, да такой, словно рухнул буфет, – и догадалась, что госпожа Кравчучиха наконец-то хлопнулась без чувств.
Елизавета вышла на крыльцо с таким важным видом, что часовой не посмел ее остановить. Холодок сразу пробрал до костей, но она и не подумала воротиться за плащом, а, зябко поведя плечами, быстро пошла по двору, отыскивая глазами Данилу.
День стоял хоть и холодный, ветреный, но солнечный, и яркий свет еще пуще подчеркивал неприглядность Жальника и его обитателей, в изобилии слонявшихся по двору. Елизавета украдкою на них поглядывала, и чудилось: все они больны неизлечимо, столько ужасных язв покрывало их тела, столь были они согбенны, скрючены, увечны. Ее окружали люди с уродливыми бельмами, флюсами, хромые, с гниющими ушами...
Она, конечно, не знала и знать не могла, что все опытные заключенные, как болезнью, поражены застарелою привычкою к притворству. Они столько лет изображали всяческие хвори, изыскивая способы избегнуть каторжных работ, что и теперь не могли помыслить без этого жизни. Так, порошком, который червяк толчет в древесном дупле, надобно надуть в глаз, чтобы образовалось устрашающее «бельмо», которое, однако, довольно скоро само проходит. Надеясь изобразить глухоту, кладут в ухо смесь кашицы из травы, меда и гнилого творога: она вытекает натурально-зловонной зеленовато-белой жижей. Особенные ловкачи умеют и флюс изобразить. Для этого надобно изнутри проколоть щеку иголкою, пока не хрустнет (только не проткнуть насквозь!), а затем, зажав рот и нос, надувать щеку, чтобы раздулась и покраснела. «Вылечить» сию хворь так же просто, как ее нагнать: следует проколоть щеку снаружи и выпустить воздух. Но даже это пустяки по сравнению с тем, что удается истинным мастерам своего дела! Стягивая под коленом кожу вместе с жилами в складки и продевая сквозь них иголку со свиной щетиною, они добиваются, что ногу сводит, она «отнимается». Однако щетину совсем не трудно вытащить, распарив ногу в бане!
Елизавета, ничего об этих хитростях не ведая, смотрела на заключенных с истинным сочувствием, думая, что надо бежать из Жальника как можно скорее, пока и сама не уподобилась этим несчастным калекам!
Она прошла почти весь двор, прежде чем увидела Данилу. Ее бывший крепостной стоял возле кучки людей, окружавших небольшой пятачок двора. Елизавета с любопытством к ним приблизилась.
– Быков гонять? – проговорил один из арестантов, делая другому приглашающий жест. – Талан на майдан!
– Шайтан на гайтан! – усмехнулся другой, подсаживаясь рядом и вынимая пару обыкновенных игральных костей. Однако, завидев Елизавету, быстро убрал их, крикнув: – Стрема!
Заключенные вскочили, заслоняя заветный пятачок, бывший тем самым майданом для игры в карты ли, в юлку, в бегунцов, который есть в каждой тюрьме, а то и в каждой камере и подчас является для несчастных узников единственным развлечением. Елизавета испуганно попятилась, но тут подоспел Данила и, шепнув что-то одному-другому, успокоил арестантов. Они вернулись к игре, и только тот, который поднял тревогу криком «Стрема», проворчал как бы в пространство:
– Баб смерть не люблю! В бабах-то черти-дьяволы сидят!
Но Елизавета уже не обращала на него внимания, следя за Данилою. Он же делал что-то очень странное...
Из-под угла сарая он вырыл заранее, видимо, припасенные дощечки, щепочки, камушки и принялся что-то из них слаживать, огораживая колышками. Не сразу догадалась Елизавета, что Данила ставит перед нею некое подобие тюремного двора, огороженного высоченным забором. Причем он так настойчиво поглядывал на крышу соседнего сарая, что Елизавета поняла: сооружение из двух камней с положенными на крышу дощечками изображает именно этот сарай.
Взяв два белых камушка, Данила ткнул пальцем себя в грудь, потом указал на Елизавету. Нетрудно было уяснить, кого камушки означают. Елизавета кивнула, и Данила, быстро, одобрительно улыбнувшись, достал еще три голыша, а потом показал на трех сидевших неподалеку арестантов. Стало быть, эти камушки обозначали их. Елизавета опять кивнула. Тогда Данила положил на «крышу» камень, изображавший его, на другой край этой же доски швырнул «арестантов», доска подскочила – и «Данила» перелетел через колышки ограды. Испытующе взглянув на Елизавету, словно желая удостовериться, что ей все понятно, Данила положил на «крышу» камушек, обозначающий ее. «Арестанты» вновь «прыгнули» на край доски – и Елизаветин камень, перелетев через ограду, упал точно рядом с первым камушком, причем Данила сделал при этом резкое движение, словно подхватывал кого-то.
Елизавета стояла недвижимо.
Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять значение сей пантомимы. Данила предлагал ей план бегства, дерзкий, но, очевидно, тщательно продуманный план. Пожалуй, только таким способом и можно одолеть высоченную стену. В плане сем была одна закaвыка: он никак не был рассчитан на участие беременной женщины. И даже если бы не очень ловкой и поворотливой Елизавете все же удалось перелететь через стену и быть подхваченной Данилою, не переломать руки-ноги, такой полет почти наверняка повредит ребенку. А если Данила ее не поймает – сразу выкидыш! Но это было для Елизаветы страшнее собственной смерти, а потому, подняв на парня полные слез глаза, она сделала над животом округлый жест, а потом так выразительно покачала головой, что у Данилы вытянулось лицо. Он тоже понял ее пантомиму!
