Знамя любви - Карнеги Саша (чтение книг txt) 📗
Перед глазами Казн, как живые, встали три турецких конника, выскакивающих из-за деревьев навстречу ей и Генрику.
– Временами начинает казаться, что Господь Бог получает особое удовольствие, когда его стараниями лопаются мыльные пузыри наших грез, – заметила Екатерина с раздосадованной улыбкой, но Казя ее не слышала.
– Фельдмаршал Апраксин снят с командования нашими войсками на прусском фронте, – уныло продолжала Екатерина. – Канцлер Бестужев только что получил это сообщение.
И она рассказала Казе, что по пути в Санкт-Петербург Апраксин был встречен в Нарве офицером гвардии, который потребовал выдать ему всю переписку. После чего Апраксину предложили удалиться в свое имение и ожидать там решения ее императорского величества. Казя молча слушала Екатерину, время от времени поглядывая на часы. Они показывали уже без четверти семь.
– Один Бог знает, что побудило меня написать письмо Апраксину собственной рукой. Не иначе как в тот миг Господь Бог лишил меня разума. Да, да. Наступило полное помрачение рассудка. А сейчас остается лишь набраться терпения и ждать, что предпримет императрица. Как-то так получается, что я все время жду каких-то событий, – Тут великая княгиня впервые за все время разговора улыбнулась. – Бестужев, бедный старик! Он впал в отчаяние, ломает руки и молит Бога о помощи. – Улыбка сбежала с лица Екатерины, глаза помрачнели. – Наши враги смогут убедить императрицу, что наши письма пахнут изменой.
– Изменой? Почему изменой? По вашим словам, вы лишь рекомендовали Апраксину атаковать пруссаков. Следовательно, письма были написаны в интересах России.
Екатерина с возмущением взглянула на Казю.
– Мне кажется, вы не совсем правильно представляете себе ситуацию, – мягко сказала она. – В глазах ее императорского величества я виновна уже тем, что сую нос не в свои дела.
– Даже сей нос, – она дотронулась до него пальцем, – хоть он и принадлежит великой княгине, не вправе сворачивать с указанной ему проторенной узкой тропы... Многие вознадеются опозорить меня в связи с этим делом, – продолжала она будничным тоном.
Казя знала – Екатерина права. Вот ведь совсем недавно коварный Брокдорф в разговоре с великой княгиней сказал, что гадюку следует раздавить.
– Они, Казя, жаждут крови. И чья-нибудь голова полетит. Если не голова Бестужева, то моя.
Между женщинами витал отвратительный призрак казематов Тайной канцелярии с их ужасающими орудиями пыток, хотя ни одна не обмолвилась о них ни словом.
– Я хожу по краю пропасти, – серьезно проговорила Екатерина. – Один неверный шаг – и я лечу вниз. И вас, Казя, увлекаю за собой. Вы это понимаете?
Казя, не прилагая для этого никаких усилий, встретила ее встревоженный взгляд спокойно.
– Как же мне, по-вашему, следует поступить? Свернуться клубочком и запрятаться в какой-нибудь норке?
Глаза Екатерины засветились ласковым смехом. А Казя все так же спокойно поднялась и подошла к маленькому туалетному столику за китайской ширмой.
– Вы, Казя, для меня находка, – сказала Екатерина. – Иногда мне кажется, что теперь я не могла бы без вас обойтись.
Казя принесла золотое ручное зеркальце.
– Сидите спокойно, Фике, я вас причешу. Роскошные каштановые волосы Екатерины она уложила локонами, ниспадавшими на ее стройную шею.
– Вы должны бороться, – решительно сказала она, но тут-же поправилась: – Мы должны бороться. – Она вплела в волосы тонкую нитку подходящего по тону жемчуга и поправила выбившуюся непокорную прядь. – Этому меня научило пребывание у казаков.
– Когда-нибудь вы расскажете мне поподробнее о казаках, особенно, конечно, об этом вашем Пугачеве. – Екатерина улыбнулась своему отражению в зеркале и покусала нижнюю губу, чтобы оживить рот. Казя отступила назад, любуясь своей работой.
– Вот так, Фике. Вы выглядите совершенно иной женщиной, и месье де Бонвиль, думаю, не устоит на ногах.
– Какое счастье, что я когда-то приехала в Волочиск, – Екатерина поднялась. – Иначе мы бы никогда не встретились, и я бы так и сидела сейчас в тоске и тревоге. – Она раскинула руки в стороны. – Мне кажется, я выгляжу довольно мило, – сказала она с присущей ей откровенностью.
Кружевная отделка на локтях и на вырезе резко выделялась сверкающей белизной на желтовато-золотистом платье Екатерины. Лицо ее порозовело, глаза сияли. Казя взирала на нее с восхищением, не переставая удивляться необыкновенной стойкости этой женщины, которая умела так быстро отстраниться от собирающихся над ее головой туч, интриг и опасности. Часы пробили семь, и при последнем ударе Екатерина произнесла:
– Он, однако, опаздывает, – и быстрыми нетерпеливыми шагами заходила по ковру. – Что могло его задержать? – Она остановилась и, держась руками за края накидки, уставилась в огонь. – А вдруг он не придет? «Ни один мужчина в здравом уме, – подумала Казя, – не откажется, во всяком случае, по своей воле, от приглашения такой женщины». Ее уже разбирало острое любопытство, хотелось взглянуть на француза, прихода которого Фике ждала с таким нетерпением.
Екатерина отвернулась от огня и, сев, взяла книгу из стопки, лежавшей на маленьком инкрустированном столике.
– Мадам Скудери, – сообщила она беззаботным тоном. – Увлекательная, романтически настроенная писательница – весьма подойдет к настроению этого вечера. Вам следует ее почитать. Екатерина раскрыла книгу и углубилась в чтение, но вскоре опустила ее на колени и с раздражением стала поглядывать то на дверь, то на часы.
– Я не привыкла к тому, чтобы меня заставляли подобным образом ждать, – сказала она уже недовольно. – Вы, Казя, может, сходите и посмотрите... – Но тут ее прервал звук шагов по коридору и осторожный стук в дверь. Екатерина с ожиданием взглянула на нее, легкая краска разлилась по ее щекам.
Затем Казя заметила на ее лице выражение крайнего разочарования, почти моментально сменившегося приветливой улыбкой навстречу Станиславу Понятовскому, который вошел в комнату и тихо затворил за собой дверь.
Глядя друг на друга, все трое в замешательстве молчали, но очень скоро Екатерина не выдержала и первой заговорила.
– О дорогой, ты, наверное, промерз до мозга костей. Двигайся, двигайся поближе к теплу, – и она поманила его к камину.
На плечах пальто Станислава лежал толстый слой свежего пушистого снега, кожа на скулах натянулась, как на барабане, и посинела от холода.
– Метет ужасно, – отозвался Понятовский. – Снег идет стеной, чувствуешь себя как в речном тумане. Путники сегодня хлебнут горя: в такую непогоду сам черт сломит себе голову, разыскивая дорогу. – Он повел плечами от холода, скинул пальто и подошел к маленькому столику у стены. – Разрешите? – Станислав налил стакан вина и неторопливой непринужденной походкой приблизился к огню. Казя в который уже раз отметила про себя, как он хорош собой. Но в его лице недоставало силы. Такое безвольное, маловыразительное лицо могло увлечь Екатерину, но удержать надолго – ни в коем случае. Станислав завоевал ее своим обаянием, умом, сочувственным пониманием, но для такой женщины, как Екатерина, этого недостаточно. Ей нужно видеть около себя человека более решительного, может, с оттенком резкости, переходящей порой даже в грубость. Этим она, вероятно, отличается от подавляющего большинства женщин. Любить всей душой она способна только мужчину, который, не всегда оставаясь мягким и покладистым, время от времени сумеет проявлять властность. «Интересно, француз, который, скорее всего, займет место Стаса в ее постели, также окажется всего лишь очередным красавчиком для забавы или он нечто большее? Сейчас может в любую минуту появиться Карцель и возвестить о приходе месье де Бонвиля. А ведь Понятовский так ревнив!» И Казя подумала, что необходимо предотвратить встречу молодых людей. Во всяком случае, сейчас, когда де Бонвиль еще не занял прочно место любовника Фике, а Стас не мог еще успеть примириться с этой мыслью.
– Ах, если бы я знала, что ты придешь, дорогой! – Екатерина всем своим видом выражала необычайное огорчение. «Какая великая актриса пропадает!» – подумала Казя.
