Конфидентка королевы. На службе Ее Величеству - Нордье Софи (книги хорошего качества .TXT) 📗
— Думаешь, у них получилось?
— Хм, — презрительно ухмыльнулся араб, — а ты бы не согласился покинуть крепость, которой грозит осада, да еще и получить за это кучу серебра?
— На их месте — конечно, согласился бы. А если узнают стражники на воротах?
— Не узнают. Со слугами поменяются лишь часть из вошедших в замок. Не думаю, что спесивые кафиры внимательно разглядывают лицо каждого наемного рабочего. Такой обмен произойдет несколько раз, пока наш храбрейший аль-Камиль приближается к крепости.
— А дальше? Все равно наших людей недостаточно, чтобы перебить весь гарнизон!
— Зато достаточно времени, чтобы придумать, как в нужный момент открыть ворота изнутри. С этим справятся и два-три десятка верных людей. И хватит болтать! Послушал тебя на свою голову: «Давай понаблюдаем, давай понаблюдаем!» Надо было еще вчера вечером доложить своим о дозоре кафиров. Сейчас бы ели у себя горячие лепешки, а не сидели бы привязанные к дереву. Лучше незаметно шевели плечами, ослабляй веревки. Попробуем сбежать!
— Рено, проснись! — Габриэль разбудил де Вира и поделился с ним тем, что узнал. — Я сейчас же поскачу в крепость — дорого каждое мгновение. Ты без промедления отправляйся следом за мной. Присматривай за сарацинами, возможно, им еще что-нибудь известно.
Рапид [94], оправдав свою кличку, домчал хозяина в Шато-Пелерин еще до заката. Следующим утром тамплиеры встретили подводы с должными предосторожностями и легко обезвредили мусульманских воинов. Под пытками сарацины назвали имена людей, затесавшихся в крепость под видом лучников. Вскоре головы лазутчиков и их пособников торчали на кольях с внешней стороны эспланады.
Укрепленный дополнительным гарнизоном замок не удалось взять хитростью. Султан аль-Камиль не стал более искушать судьбу и вернулся в Каир.
***
«Что делать дальше?» — ежедневно спрашивал себя Габриэль. За время службы в Шато-Пелерин его искренняя симпатия к тамплиерам переросла в глубокое уважение, и он находился в шаге от вступления в орден. С женщинами у него не заладилось. Таких глубоких чувств, как к Сабине, он ни к кому не испытывал, а лишь позволять себя любить, как это было с Хайфой, ему не нравилось. Почему бы не стать монахом-рыцарем? Брат Мишель, хорошо разбиравшийся в людях, всячески поддерживал намерение д’Эспри — с помощью длинных бесед, поучительных примеров, посулов для души. Монах не скрывал, что боевое мастерство, помноженное на недюжинный ум и неукоснительное соблюдение воинской дисциплины, сделают его, Габриэля, желанным членом ордена.
Но что-то удерживало шевалье. Он нуждался в подсказке, последнем толчке, и решил посоветоваться со своим новым другом. Они сидели в крохотном дворике возле дома де Вира, потягивая сильно разбавленное холодное вино. Из кухни, находившейся на первом этаже, доносились дразнящие запахи, а в распахнутых дверях мелькала служанка.
— Рено, как ты относишься к тамплиерам?
— Ты знаешь, с уважением. Я много воевал под их руководством и скажу: вояки они отменные! Им по уставу запрещено отступать, а пленных орден не выкупает. Поэтому когда железная лавина рыцарей-храмовников движется на сарацин, те понимают — пощады не будет. За что и ненавидят тамплиеров, болтая о них всякие небылицы. Да и завистники добавляют байки об их жадности, ростовщичестве и любви к роскоши.
— Я не заметил у них, даже у маршала, предметов роскоши. Никаких украшений на оружии и доспехах. Но при этом всё из качественной стали, а кони дорогие. Да и одежда сшита из добротного сукна…
— Тамплиеры отличные хозяйственники, они знают: скупой платит дважды. Хорошие вещи служат дольше, а добрый конь спасает жизнь. Так же и в остальном: каждый акр земли у них плодоносит, скот тучнеет, овцы дают превосходную шерсть, ремесленники производят отменные товары. Храмовники ничем не гнушаются, не боятся никакой сферы деятельности человека. И везде — рациональность и железная дисциплина. Ты знаешь, что тамплиеру нельзя иметь собственные деньги?
— Слышал краем уха.
— Это главный запрет в их уставе. Если у погибшего храмовника находят хоть одно неучтенное денье, его тут же исключают из ордена. Представляешь? Мертвого!
Запах свежей сдобы выманил из спальни юную де Вир. Схватив на кухне горячий пирожок и перекидывая его из руки в руку, она с откровенным любопытством рассматривала гостя. Но, перехватив ответный взгляд, в смущении унеслась к себе наверх. Служанка в это время вышла из дому, чтобы накрыть стол, за которым сидели приятели. Румяная пышечка средних лет выполняла в доме всю женскую работу, начиная от стирки и заканчивая обязанностями горничной. А судя по тому, как фамильярно она держалась с Рено, еще и разделяла постель с хозяином, догадался Габриэль. Дождавшись, когда служанка в очередной раз скроется в недрах кухни, он впервые произнес долго вынашиваемое решение:
— Хочу вступить в Орден Храма.
Теперь задумался Рено. Габриэль не сводил с рыцаря глаз и внезапно понял, как важно для него мнение мудрого друга. Рука шевалье потянулась к волосам на затылке.
— Я понимаю, что у тебя была очень сложная жизнь и ты рассказал мне далеко не все. Не перебивай! — предупредил Рено, заметив протестующий жест собеседника. — Многое из прошлого мы предпочитаем забыть навсегда. Думаю, твое желание стать тамплиером — прежде всего попытка убежать от себя, спрятаться от судьбы. Но это обман, а ложь — великий грех. Как ты сможешь прийти в Дом Господа, имея на душе такую ношу?
— Наверное, ты прав. Я действительно не знаю, что делать дальше, не понимаю, чего хочу…
— И еще. В ордене у тебя отберут свободу, подчинив все твои дела, мысли, желания уставу и Капитулу. Многие новички, становясь тамплиерами, мечтают приобщиться к их славе. Но забывают: мир не знает ни одного имени героя-храмовника, вся слава принадлежит ордену! Неофиты, привыкшие к вольготной жизни, страдают прежде всего от отсутствия собственного «я». Ты же успел побывать в плену, познал вкус свободы и готов снова с ней распроститься?
— Я еще не перестал радоваться, слыша «Габриэль д’Эспри» вместо «Джибраил».
— Вот и ответ! Сделавшись храмовником, ты вновь потеряешь имя, станешь братом Габриэлем. — Повисло долгое тяжелое молчание. — Хочешь вернуться во Францию?
— Скорее да…
— Несчастная любовь преградила дорогу домой? — мягко улыбнулся Рено, и Габриэль, тяжело сглотнув, уставился в проницательные глаза друга. — Ну, ну, не нервничай! Все мы бредем по жизни, подгоняемые демонами: завистью, тщеславием, ненавистью, страхами. Нам же с тобой достался не самый худший из них — любовь. Правда, у тебя она основательно приправлена ревностью, отчего ее вкус изменился.
— Угадал. Моя невеста, не дождавшись меня, вышла замуж за другого. Но все уже перегорело. А свобода, очевидно, вскружила мне голову. Нужно привыкнуть к своим и удержать равновесие, — засмеялся шевалье.
— Вот это мудрые слова! Ты человек целеустремленный, но после плена немного растерялся, потому и захандрил. Поживи-ка годик-другой в Акре, затем решишь: орден или Франция. А сейчас будем ужинать. Изабель, присоединяйся к нам! — громко позвал Рено. — Кстати, шевалье, где твой оруженосец?
— Отпросился навестить очередную девицу. Меняет их, стервец, чуть ли не каждую неделю. Не пойму, что они в нем находят?
— Когда-то отец говорил обо мне то же самое!
И, весело подмигнув, хозяин дома принялся разрезать зажаренную баранью ногу.
***
К зиме следующего года Изабель превратилась в привлекательную девушку. У нее были выразительные, слегка раскосые карие глаза; белая кожа прекрасно гармонировала с густыми темными волосами. Лишь любопытный носик постоянно влезал во взрослые беседы отца.
Рено с Габриэлем за прошедшее время очень сдружились. Они вместе воевали — стычек в приграничных районах хватало с избытком — и проводили свободное от службы время. Д’Эспри даже снял жилье неподалеку, чтобы после затянувшихся далеко за полночь бесед было проще добираться до собственной постели.
