Самозванка, жена Самозванца (Марина Мнишек и Лжедмитрий I) - Арсеньева Елена (онлайн книги бесплатно полные .txt) 📗
Он лежал на пути мятежников, и, чтобы вломиться в комнату, им и впрямь пришлось переступить через его труп. Его топтали, об него спотыкались, наконец отшвырнули на середину комнаты, к царской кровати.
Да кто он был для этих нападавших? Просто какой-то щеголеватый панок, который вздумал было показать геройство, но не успел поднять саблю, как оказался застрелен, а после изрублен в капусту.
Ян Осмольский больше жизни любил свою ясную панну. Вот и отдал ради нее жизнь!
Марина знала об этой безнадежной страсти, которую Янек не в силах был утаить. Но у нее даже не было времени поплакать о погибшем юноше, таком красивом, таком бесстрашном… таком любимом! Тайно любимом…
Звуки окружающего мира вернулись к ней вместе с грубым окликом:
– Эй вы, польские шлюхи! Где ваш царь, где ваша царица?
В то же мгновение какой-то тяжелый ворох обрушился на Марину, и все стемнело вокруг.
– Откуда мне знать, где царь! – услышала она прямо над собой голос Барбары и завозилась было в душной темноте, однако получила чувствительный тычок в бок и сообразила, что темный ворох – это юбки Барбары, которая прикрыла ими царицу, чтобы спрятать ее от толпы, так что надо сидеть и молчать!
Марина затаила дыхание.
– Не знаю я, где царь! – твердила Барбара. – А царицы здесь нет, она ушла к отцу, там ее и ищите.
– Найдем! – мрачно посулил мятежник, и вдруг захохотал: – Мужики, гляньте! Сколько девок, и все растелешились! Не нас ли ждете?
– Подите, подите прочь, – испуганно начала твердить Барбара, и Марина почувствовала, что ее укрытие как-то странно заколыхалось. – Не троньте меня, побойтесь Бога!
Юбки Барбары начали подниматься, ноги ее испуганно затопотали. Послышался ее истошный визг, и Марина змейкой скользнула в сторону, к кровати.
Она не надеялась, что этот отчаянный маневр удастся, но помогло распростертое на полу тело пани Ванды Хмелевской: под его прикрытием Марина скрылась между пологом и кроватью, забилась в щелку, словно мышка, не дыша, смотрела на то, что творилось вокруг.
Толпа мужиков набилась в комнату и приступила к ее девушкам. Мужики шли на них, растопырив руки, словно кур ловили. На каждую бросалось сразу несколько, валили на пол, двое или трое держали, один насиловал – торопливо, в несколько стремительных движений достигал своего удовольствия и быстро уступал место сотоварищу. В этом было даже не любострастие, а желание непременно опоганить девушек, взять их любой ценой, пусть даже ценой их жизни: потому что некоторым приставили к горлу ножи и только так сумели подавить их сопротивление. Марина вдруг поняла: для этих простолюдинов насилие – не злодеяние, а что-то сродни грабежу, словно навалились на барский стол, украли с него жареное мясо или сладкое печиво, какого отродясь не пробовали… Так же и здесь.
Марина больше не могла видеть этого. Зажмурилась, скорчилась на полу, молясь лишь об одном: чтобы никому не пришло в голову заглянуть за кровать. Если ее найдут… Господи, не допусти!
Неведомо, сколько просидела она так, безостановочно принося всякие мыслимые и немыслимые обеты и одновременно проклиная, однако все же подняла голову.
Сначала показалось, что она находится на поле брани, где валяются искалеченные тела раненых и убитых. Но это были ее фрейлины, которыми наконец-то пресытились их мучители и оставили несчастных в покое. Ни одного московита не было больше в комнате, и женщины слегка приободрились. Кто был покрепче, вроде Барбары, сами поднялись на ноги и помогали подняться подругам. Глаза пани Хмелевской неподвижно смотрели в потолок, и Марина вдруг поняла, что она умерла.
Господи великий! Верная пани Ванда, которую Марина помнила около себя с самого детства, покинула свою госпожу! И Янек умер… и, наверное, еще многих, многих из тех, к кому была привязана сердцем, сегодня утратила Марина.
О судьбе мужа она боялась даже подумать.
– Где государыня? – вдруг воскликнула Барбара. – Матка Боска, где панна Марина?! Что с ней?
– Я здесь, – с трудом разомкнула запекшиеся губы Марина, выбираясь из своего убежища. – Со мной ничего, ничего…
Она не договорила и с криком ужаса отпрянула за спину Барбары: в дверях появилась фигура какого-то мужчины.
Напуганные до полусмерти девушки кинулись по углам. Марина с жалостью увидела, что они еле передвигают ноги.
– Где ваша госпожа? – встревоженно крикнул мужчина, и Марина узнала его: это был боярин Борис Нащокин, знакомый ей со времени венчания на царство. – Где пани Марина?
Перед этим боярином Марина не могла обнаружить своего страха. Выступила вперед.
– Я здесь, сударь, – произнесла высокомерно. – Что ты желаешь мне сказать или передать? Или просто явился полюбоваться на то, что натворили твои псы?
– Это произошло против нашей воли, – угрюмо принялся оправдываться Нащокин. – Клянусь Господом Богом, что ничто подобное не повторится.
Сердце Марины забилось где-то в горле. Она заметила, что Нащокин ни разу не назвал ее царицей или государыней и ни разу не упомянул о Димитрии.
– Где государь? – спросила она, с трудом справившись с комком в горле. – Где мой супруг? Я приказываю проводить меня к нему!
Злоба исказила красивое лицо Нащокина:
– Твой муж, самозванец и расстрига, убит. И довольно вам, ляхам, приказывать нам, русским! Кончилось ваше время!
Марина качнулась, но Барбара подхватила ее под локоть и помогла устоять.
Нет, держаться! Не показывать москалям своей слабости, не унижаться перед ними!
О Матерь Божия, Димитрий убит… Она утратила его, ради которого перенесла столько, столько… ради кого явилась в эту варварскую Москву!
А ведь сегодня, именно сегодня народ московский должен был приносить присягу Марине как царице!
Вдруг раздались тяжелые шаги, и в комнату вошел князь Василий Шуйский.
Окинул взглядом разорение, царившее здесь… и Марине показалось, что князь с трудом сдержал злорадную улыбку.
– Ты уже слышала, что Отрепьев убит? – спросил спокойно. – Тебя будут охранять, потом отведут к отцу. Что бы ты хотела взять отсюда с собой? Назови только то, что принадлежало тебе. Все подарки, сделанные тебе самозванцем, награблены у московитов, поэтому их отберут у тебя.
Марина раздвинула губы в деланой улыбке. Лишилась мужа, лишилась царства, лишилась Янека… неужто Шуйский ждет, что Марина Мнишек, русская царица Марина, станет цепляться за тряпки?!
– Я хочу, чтобы мне вернули моего арапчонка, – холодно сказала она и отвернулась от Шуйского.
Еще когда тело Димитрия лежало на Красной площади и подвергалось глумлению черни, князь Василий Иванович Шуйский был призван на царство.
Поляков больше не убивали и не грабили. Юрий Мнишек скоро оправился после смерти зятя и рассудил, что, поскольку дочь его теперь свободна, почему бы ей все-таки не стать царицей, не сделаться женой овдовевшего к тому времени Шуйского? И короновать ее вновь не надо будет… Но у Шуйского были свои мечты. Марина его не интересовала.
А кто таков был Шуйский в ее глазах? Не более чем узурпатор, захвативший престол при живой царице! И он должен, должен быть свергнут, сброшен, низвержен. Русский трон принадлежит Марине Мнишек!
– Они думают, я потонула в перевороте? Канула в безвестность? – с трудом разомкнув пересохшие от ненависти и горя губы, произнесла Марина. – Нет! Этого они не дождутся. Я – русская царица! Я царица – и останусь ею до смерти!
Слышавшая это Барбара Казановская молчала. Она знала: панна Марина не прощает ничего, никому и никогда. Она будет мстить за свое поругание, за свою исковерканную судьбу. Мстить – даже если окажется, что это будет стоить ей жизни.
Да что такое жизнь? Это малость. Богобоязненная, истовая католичка Марина Мнишек будет мстить, даже если ей придется заложить душу дьяволу!
Восемь лет Марина пыталась вернуть себе то, что, как она считала, принадлежит ей по праву. Она, видимо, и впрямь заложила душу дьяволу – иначе разве удалось бы ей продержаться так долго? Она вышла замуж за Гришку Отрепьева – того самого Юшку, который некогда заменил царевича Димитрия в Угличе и теперь вновь назвался его именем. Отрепьев распустил слухи, что Димитрий не убит, что он спасся после мятежа. Он собрал польское войско и двинулся на Москву. Марина была нужна ему как истинная царица. Он был нужен Марине, чтобы добиться престола. Им обоим было наплевать на ту страшную смуту, в которую они и Шуйский, обуреваемые жаждой власти, ввергли Россию. И эта смута поглотила их всех…
