Горгона и генерал (СИ) - "tapatunya" (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
— Это роман про меня и предателя Стива.
— Да что вы говорите! — воскликнула она, старательно изображая удивление.
— Там много подробностей о перевороте… Не знаю, как он разузнал об этом всем в своей глуши.
— Загадка, — закивала Гиацинта.
— Я не хочу, чтобы эта книга была опубликована. Но Ливенстоун весьма… настойчивый писатель. Он трепетно относится к своим произведениям и готов печатать роман за границей. Убедите его уничтожить этот роман. Не хватало, чтобы надо мной все соседские короли потешались!
— Я?
— А у вас неотложные дела в столице?
— Да пожалуй, что и нет, — подумав, ответила Гиацинта. — Я с удовольствием навещу Ливенстоуна в его затворничестве.
Она всегда стремительно собиралась и тем более стремительной была сейчас, когда ей действительно хотелось покинуть этот город, полный пересудов.
Поэтому уже через несколько часов после встречи с королем они с Антуаном, ни с кем не прощаясь, верхом покинули столицу.
Гиацинта едва не кричала от восторга, ощущая свежий воздух и летящую под собой лошадь.
Свобода, свобода!
После тюремного заточения она казалась особенно сладкой.
Дороги были забиты солдатами, возвращающимися домой или в свои части после войны.
Многие поля остались неухоженными — некому весной было пахать и сеять, мужчины были заняты совсем другими делами.
Здесь, за пределами столицы, прошедшая война оставила куда более сильный след. Гиацинта обратила внимание, как много стало женщин с черными ленточками в волосах или в черных косынках.
На постоялых дворах было не протолкнуться, и они ночевали под открытым небом — благо стояли теплые и ясные летние дни, с крупными звездами и душистым ароматом цветов.
Вряд ли кого мог сбить с толку потрепанный мундир Антуана, в котором Гиацинта путешествовала. Она, конечно, изрядно отощала, но все равно бедра, грудь и задница выдавали в ней женщину, но ей было глубоко плевать на взгляды окружающих. Штаны были удобнее юбок, и все тут.
Волосы она безжалостно обстригла, планируя, что к осени, началу светского сезона, они отрастут. К лицу быстро прилип загар, и теперь ничего уже не выдавало в ней самую богатую женщину страны.
На четвертый день пути они все-таки остановились на постоялом дворе, мечтая найти ванну и горячий ужин, и, сидя на столом в заполненном обеденном зале, Гиацинта вдруг заметила знакомое лицо.
— Войл! — воскликнула она, перекрывая гомон вокруг. — Серж Войл!
Старый вояка, приятель Траппа, у которого они гостили в начале зимы во время несложившейся поездки на юг, недоуменно заозирался по сторонам, и у неё оборвалось сердце, когда она увидела пристегнутый к груди пустой правый рукав.
Наконец, взгляд Войла достиг её лица, его брови поползли вверх и он расхохотался.
— Гиацинта, — вскричал он, пробираясь к ней через зал, — дорогая, как я рад вас видеть! В нашу последнюю встречу вы были в плачевном состоянии.
Со сломанной ногой и простреленным плечом, конечно.
Они расцеловались.
— Это Антуан, — представила она брата, — мой охранник.
— А что же Свон? — выражение лица Гиацинты, кажется, дало очень четкий ответ, потому что Войл крякнул: — Понятно. Давайте поужинам вместе. Как странно встретить вас здесь, в таком виде.
— А куда направляетесь вы, Серж?
— В столицу. Моя кузина нашла мне невесту, и я еду свататься.
От удивления она охнула.
Вот уж меньше всего Войл с его растрепанными седыми волосами, резкими чертами лица и привычкой говорить грубоватую правду походил на жениха.
— А что такого? Вы же умудрились выскочить за зеленого адъютанта! Этот мальчишка не справится с вами, Гиацинта.
— А со мной так необходимо справляться? Вы из тех мужей, которые держат жен в строгости?
— Вас, моя дорогая, на месте Траппа я бы и вовсе запер в шкафу. Уж больно вы прыткая.
— А при чем здесь вообще Трапп? Пусть запирает в шкафу свою Маргариту.
— Да ну бросьте. Я был с генералом, когда он получил известие о вашем замужестве. Вот уж никогда не видел, чтобы этот матерый медведь так ревел!
Гиацинта дернула плечом, не собираясь обсуждать эту тему дальше.
Трактирщик им принес еды и выпивки, и Антуан отрезал кусок мяса и положил его на тарелку Гиацинты.
— Представьте себе, — продолжал Войл, — вокруг кромешный мрак. Солдаты не знают с какой стороны подходить к оружию, так и норовят сбежать подальше от сражений, мы терпим поражения, отступаем, Трапп сутками в седле, а тут еще вы такой финт выкинули. Из-за вас мы чуть не проиграли войну к чертовой матери.
— Не преувеличивайте.
— Шкаф, Гиацинта, шкаф! Хорошо еще этот адъютант явился на службу после того, как Трапп немного успокоился. Я ему говорю — давай отправим мальчишку в какую-нибудь особо смертельную разведку. А Трапп говорит — ребенок же не виноват, что попался горгоне под горячую руку. Никогда не видел, чтобы любовники так берегли мужей.
Она невольно огляделась по сторонам, уж больно громко вещал уже изрядно выпивший Войл. Но всем были безразличны их разговоры.
— Значит, вы прошли эту войну бок о бок с генералом?
— О, Трапп призвал всех, до кого дотянулся.
— Трапп? Кто сказал Трапп?
Какой-то молодой офицер, проходящий мимо, пошатнулся и поднял повыше кружку с пивом.
— За великого генерала! — крикнул он.
Остальные посетители постоялого двора отозвались одобрительным гулом:
— За великого генерала!
Прижавшись спиной к холодному камню стены, Гиацинта наблюдала за всеобщим братанием.
Понеслись разговоры — кто, как и где воевал, и она поймала себя на мысли, что совершенно ничего не знает о том генерале, о котором говорят все эти люди. О хитроумном, решительном и смертоносном генерале. В этих рассказах не было ничего о человеке, который снисходительно посмеивался, наблюдая за её перфомансами.
Генерал умел принимать необратимые решения, и ей впервые пришло в голову, что однажды он и её может списать на берег, несмотря на все его обещания не отдаляться от неё ни на шаг.
— Что за мрачный вид, Цинни? — спросил её Антуан.
— Задумалась о том, простишь ли ты меня когда-нибудь.
— Ты про ту ночь, когда ты предупредила Розвелла о нападении на дом Траппа? Я был в бешенстве, не знаю, что с тобой было бы, попадись ты мне тогда в руки. Выпорол бы, честное слово.
— Я и самой себе не могу объяснить, что именно меня тогда толкнуло на предательство.
Антуан пожал плечами.
— Ты бы стала предательницей в любом случае, чью бы сторону не выбрала. Классическая вилка.
— Я выбрала деньги.
— Ты выбрала Траппа. Ты всегда, при любых раскладах, выберешь Траппа. Как только я понял это, то перестал на тебя сердиться. Глупая маленькая Цинни.
— Почему глупая?
— Потому что все это очень плохо закончится, — грустно предрек Антуан.
47
Отправить Гиацинту к Ливенстоуну оказалось куда проще, чем Трапп рассчитывал.
Король так бурно радовался смерти его отца, что прятался от генерала, как дитя малое, но для того, чтобы вложить в монаршую голову нужные мысли, всегда был Розвелл.
Незаметно сопроводив горгону и Верда до выезда на тракт и убедившись, что за ними нет никакой слежки, Трапп с некоторой тяжестью на сердце предоставил путешественников самим себе. То, как быстро эта женщина покинула столицу, подтверждало его убеждение, что ей и самой не терпелось уехать, но все равно эта поспешность неприятно царапнула его. Могла бы хоть записку ему оставить, черствая горгулья.
Впрочем, он уже убедился в том, что Гиацинта не верит в эпистолярный жанр.
Куда сложнее было вытащить из берлоги Войла, который тяжело переживал потерю правой руки и был занят, в основном, беспробудным пьянством.
Возможно, Гиацинта отвлечет его от жалости к самому себе, а Трапп получит регулярные отчеты о том, чем она занята. В этом плане от Верда было мало толка: мальчишка оказался на удивление преданным своей сестре.
