Последнее танго в Одессе (Вера Холодная) - Арсеньева Елена (список книг .TXT) 📗
И еще отражались в зеркале Аня Поспелова («Лунная красавица») с роковой страстью к автогонкам; светская красавица Галина из «Огненного дьявола»; актриса-колдунья Лия Ванда («В мире должна царить красота»)…
Демоническая обольстительница Лия завораживала зрителей одним своим появлением – совершенно то же делала теперь и Вера Холодная! С нею снимались актеры, каждый из которых был явлением в мире кинематографии и стал затем легендой синема?: Полонский, Рунич, Мозжухин. Однако эти герои девичьих (а также дамских) грешных снов, эти «сокрушители мещанских добродетелей», выражаясь словами некоего кинокритика, эти писаные красавцы и великолепные актеры соглашались на любые роли, порою второстепенные, лишь бы появиться в одной фильме с Верой Холодной, которая не могла порою и двух слов связать без посторонней помощи, но стоило ей только взглянуть исподлобья своими туманными глазами, как весь мир покорно падал к ее ногам.
А вот, кстати, насчет «связать двух слов».
Особенность служения Великому Немому состояла именно в том, что у актеров не было заранее написанных ролей. За них говорили лица и жесты. Ну и глаза, конечно.
Забавная история случилась на съемках фильмы «Огненный дьявол», где партнером Веры Холодной был Амо Бек-Назаров, игравший ревнивого князя-кавказца. Ставила этот фильм Антонина Ханжонкова, жена знаменитого директора киноателье Александра Алексеевича Ханжонкова. Можно сказать, что она была первой женщиной, попробовавшей силы в кинорежиссуре, – в основном потому, что ей не давали покоя лавры Евгения Бауэра. Сценарий, который она выбрала для дебюта, казался дурацким даже актерам того времени, привыкшим играть бог весть какие ходульные роли. Однако Антонина была дамой суровой, и спорить с ней не решались: себе дороже выйдет!
Согласно сюжету, страстный князь похитил даму своего сердца и нес ее на руках к саням. Двигался Бек-Назаров чуть ли не по колено в снегу, а Вера Холодная отнюдь не была худышкой (худышки в те блаженные времена просто не котировались!). К тому же она бессильно обвисла на его руках, как бы в полуобмороке, изредка приходя в себя и принимаясь чуть слышно звать на помощь. При этом с отчаянным, страдальческим выражением лица говорила пыхтящему от натуги «князю»:
– Бедненький! Мне вас так жалко! Большей чепухи Антонина, конечно, не могла придумать!
От смеха Бек-Назаров покачнулся, оступился – и рухнул в снег, выронив свою драгоценную ношу.
«Ноша» упала великолепно, провалившись разом и в сугроб, и в глубокий обморок. Губы ее мучительно кривились, и Бек-Назаров, испуганно наклонившийся к ней, вдруг услышал:
– И прекрасно! Так Антонине и надо. Пусть придумает что-нибудь поумнее!
– Отлично! – закричала в это время Антонина Ханжонкова. – Очень выразительно! Ну, что же вы стали? Поднимайте ее, несите дальше!
Бек-Назаров выхватил Веру Холодную из сугроба, пока она окончательно не заледенела, и понес дальше. Ее голова теперь лежала на его плече, и Вера беспрестанно шептала партнеру на ухо всякие смешные колкости в адрес нелюбимой ими обоими Антонины. Он с трудом удерживался от смеха, однако на экране это выглядело восторгом человека, добившегося наконец-то своего…
Добравшись до саней, Вера и Бек-Назаров услышали от режиссера, что сцена проведена с блеском! И, главное, все посторонние звуки остались за кадром…
Забавная история. Однако Вере Холодной случалось и вполне серьезно высказываться относительно выразительных возможностей Великого Немого: «Слова – это дивно звучащие струны человеческой души, говор цепи чувств, переживаний… Слова – это высшее, что даровано человеку. Но есть в жизни нечто, где слово бессильно, бывают моменты в жизни человека, не передаваемые словами, там молчание красноречивее слов. Немые страдания глубже, тягостнее… Молчаливая радость бурливее, порывнее… Чувствовать и не говорить… Страдать без слов, когда сердце рвется… Трепетать, охваченной порывом счастья… И не высказать это словами, криком, этот язык молчания, язык чувств самой души – как он велик, необъятен! Это – Великий Немой. Радуясь и страдая, в слезах и смехе, он мне дорог, понятен в своей глубине и силе, за это я люблю его, Немого и Великого».
Помните, как Тургенев описывает в «Дворянском гнезде» встречу Лаврецкого с Лизой в монастыре? «Перебираясь с клироса на клирос, она прошла близко мимо него, прошла ровной, торопливо-смиренной походкой монахини – и не взглянула на него; только ресницы обращенного к нему глаза чуть-чуть дрогнули, только еще ниже наклонила она свое исхудалое лицо – и пальцы сжатых рук, перевитые четками, еще крепче прижались друг к другу. Что подумали, что почувствовали оба? Кто узнает? Кто скажет? Есть такие мгновения в жизни, такие чувства… На них можно только указать – и пройти мимо».
Указать – и пройти мимо…
В этих словах, в этом описании, от которого сжимается горло, вся сущность «сентиментальной горячки» немого кино, вся сущность ролей, сыгранных – или прожитых? – Верой Холодной. Она всегда, всю жизнь жила мечтами, вот и нашла себя в искусстве, которого, можно сказать, еще не существовало, обрела себя в самом нереальном из миров.
Да, Вера Холодная была типичной актрисой кино, и хотя сам Станиславский приглашал ее сыграть Катерину в «Грозе», у нее хватило ума отказаться. В ее отказе от реальной театральной роли, между прочим, кроется объяснение к загадке, которая не давала покоя многим поклонникам Веры Холодной и которая заставила их разочароваться в фильме «Тернистый путь славы». Ну не было, не было у нее любовников: ни лиловых негров, ни огненных дьяволов! Владимир оставался единственным мужчиной в ее жизни… реальным мужчиной. Вера Холодная (в самом деле, что за магия в сочетании этих двух слов! – имя без фамилии кажется сухим, бесстрастным, фамилия без имени чуть ли не карикатурной, а вместе они напоминают о таинственной бледности и черном тумане, исторгаемом ее очами) своей жизнью опровергала утверждение о том, что творческому человеку необходимо состояние перманентной влюбленности, которое снова и снова вдохновляет его искусство. Что характерно, ее партнеры действительно были в нее безумно, безнадежно, страстно, бешено, отчаянно влюблены. Все, как один. Она… не любила никого из них. Зачем?! Зачем, если она была влюблена во всех разах в том мире теней, а может быть, света, который был ей дороже реальной жизни?
Да, но тогда получается, что все-таки ей необходимо было состояние влюбленности – как и всякому человеку искусства?
Ну, пусть так.
Главное, чтобы это шло на пользу искусству, в конце концов!
Судя по всему, шло.
«Успех картины был исключительный, и, хотя входная плата была чрезмерно повышена, кинотеатр за шесть дней демонстрации не смог вместить всех желающих. Уже много лет не приходилось нам видеть ничего подобного. Публика заполнила фойе и вход, выстраивалась несколькими очередями протяжением в пол-улицы и дожидалась получения билетов, несмотря на дождь и ненастье. Здесь сказалось, насколько все любят В. Холодную… Игра ее непревзойденная – она создавала в зрительном зале особую атмосферу. По окончании приходилось видеть влажные глаза…»
Это слова из рецензии на фильму «У камина», хотя их вполне можно отнести ко всем другим работам Веры Холодной – и не ошибиться. Однако эта картина знаменовала новый этап творчества актрисы: теперь она превратилась в истинного кумира публики и могла с полным правом именоваться королевой экрана. Бесхитростная и грустная история падения красавицы и скромницы (любимое амплуа Веры Холодной, в котором она как бы изображала себя) Лидии Ланиной, которая, словно бы в каком-то затмении, поддавшись минуте, стала любовницей князя Пещерского, а потом призналась в своем грехе мужу и от раскаяния покончила с собой, – эта история потрясла Россию. Газеты сообщали: «Как на исключительное явление в кинематографии следует указать, что в Одессе картина демонстрировалась непременно в продолжение 90 дней, а в Харькове – сто дней, причем крупнейший в Харькове кинотеатр «Ампир» четыре раза возобновлял постановки ее, все время по повышенным ценам, и все время были «шаляпинские» очереди».
