Кураж (Елена Кузьмина) - Арсеньева Елена (читать книги онлайн полностью без сокращений .txt) 📗
И развеселилась. Лёле-то было едва двадцать, а Мария, роль которой ей предстояло сыграть, – старая, скучная и увядшая старая дева.
Веселье всегда придавало Лёле смелости, и вот, вместо того чтобы кидать на предмет своего обожания томные, покорные взоры, она нахально спросила:
– Вы, наверное, шутите?
Не ожидавший ничего подобного Барнет (он привык, что девицы гроздьями вешались ему на шею, и, на его взгляд, эта Кузьмина ничем особым от них не отличалась… Артистка? Ну и подумаешь! Видал он таких артисток!) вытаращился на нее, мимоходом отметив, что девица вообще-то очень даже ничего:
– Шучу? Почему это? Нисколько не шучу!
– Так ведь она старая дева! – воскликнула Лёля, азартно блестя глазами, и Барнет подумал: а ведь не зря говорят, что в девице есть кураж! И правда – есть…
И он решил ее поддеть, эту едва засветившуюся, но уже возомнившую о себе старлетку (ежели выражаться на американский манер, чрезвычайно модный тогда в эсперанто кинематографистов):
– Ну да, Мария – старая дева. Неужели вам, – выделенное особо почтительной интонацией «вам» звучало откровенной издевкой, – ее не сыграть?
У всех у нас есть внутренний голос, интуиция, шестое (седьмое, восьмое и т. д.) чувство, благоразумие, ангел-хранитель – назовите как хотите, но он (она, оно, они) в решающие моменты жизни вдруг вопит в голос, подсказывая нам сделать что-то или, наоборот, не делать.
– Не надо, не надо, не надо! – завопил Лёлин внутренний голос (интуиция и проч.). – Остановись!
Но Барнет оказался прав, разгадав сущность Лёлиного характера. Тот самый кураж, который заставил ее когда-то притащиться в тесных туфлях в ФЭКС, и бросить вызов Козинцеву, и избавиться от родинки (а может, все-таки бородавки?), и прыгать в огонь, и брести по снегу, и еще много чего, – этот кураж оказался более громкоголосым и заглушил слабый писк благоразумия.
– Сыграть! – азартно воскликнула Лёля. – Только наоборот.
– Как наоборот? – вскинул брови Барнет.
– Ну, все, что написано про Марию в сценарии, я буду играть наоборот. Не старую деву, а смешную девчонку, провинциальную, косолапую воображалу Маньку, а не Марию. И платье сама придумаю.
– Хорошо! – хмыкнул Барнет, который почувствовал, что в ее предложении скрыто гораздо больше, чем в сценарной (и впрямь унылой) Марии. – Попробуем. Но я упрямый…
– Я тоже! – задорно ответила Лёля, надеясь: упрямство – качество отрицательное, но ведь минус на минус дает плюс? Может, и в жизни сработают математические законы?
«Суха теория, мой друг, но древо жизни буйно зеленеет!» – это еще Мефистофель сказал. В фильме «минус на минус» и впрямь дал плюс. Но в жизни…
Самое смешное, что Лёля в первом разговоре привлекла Барнета именно тем свойством, которое было присуще ему, – желанием все непременно переделать. Например, сценарий. Если даже сценарий был хорош и нравился ему, Барнет все равно его переделывал, менял местами сцены, характеры персонажей (даже и без Лёлиной подсказки он бы изменил эту скучную Марию!). Причем переделка заключалась прежде всего в том, что Барнет резал сценарий в полном смысле слова (ножницами) и как-то немыслимо переклеивал (клеем) в длинный-предлинный свиток. Потом, если что-то нужно было найти, Барнет расстилал свиток на полу и ползал вдоль него на коленях.
Когда Лёля увидела сие действо впервые, она принялась хохотать. Потом она горько пожалеет об этом – Барнет окажется злопамятным и не раз упрекнет ее за неуважение к его творческому методу. Но в тот раз он просто буркнул угрюмо:
– Сценарий должен быть склеен в одну ленту, как пленка, чтобы я мог видеть, что идет за чем.
Нормальное объяснение – у каждого свое восприятие творчества. Писатели это очень хорошо понимают. Кто-то запросто пишет на компьютере в любое время дня и ночи, а кто-то не может ни слова из себя выдавить в неурочное время, если у него в руках не будет чернильной ручки, да еще непременно с золотым пером. И не дай бог, если вдруг перышко будет царапать бумагу…
Самое смешное, что, когда начинались съемки, Барнет не оставлял живого места даже и в своем переработанном сценарии. И иногда получались интереснейшие вещи! А иногда – то же самое, что получилось из его семейной жизни с женщиной, которую он захотел совершенно изменить. Кстати, кураж, который в первые минуты очаровал его в Лёле, жутко раздражал Барнета все те годы, что они провели вместе.
Такой уж он был человек, Борис Барнет. Добросердечный со всеми, кто просто соприкасался с ним по жизни, он был жесток с близкими. Наверное, слишком боялся за свое тщательно охраняемое душевное одиночество – иногда для творческого человека это свойство необходимо как воздух. «Ты сам свой высший суд!» Все нормально и опять же объяснимо. Но тогда не надо портить жизнь кому-то другому, не надо жениться. А Барнет женился на Лёле и с первого же дня принялся ее переделывать, перекраивать, переклеивать… как неудачный сценарий.
Вот именно! С самого начала он не сомневался, что женился на неудачнице!
Под его давлением (он был бешено ревнив и как мужчина, и как режиссер) Лёля отказалась сниматься в «Трилогии о Максиме» у Козинцева и Трауберга. От обиды ее давние друзья вообще свели женскую роль в фильме к «точке с запятой» и отдали другой актрисе, так что Лёле, даже одумавшись, уже некуда было возвращаться. Потом она отказалась еще от нескольких интересных предложений.
– Ты не сможешь, – «капал на мозги» Барнет. – Роль не для тебя. А скажи, с чего ты вообще взяла, что у тебя есть талант, что ты актриса?
Так повторялось день за днем – меж сценами любви, ревности, страсти, ненависти, горя, радости, из которых и состоит семейная жизнь. Лёля была беременна, а значит, вдвойне, втройне слаба. Какие съемки в это время? Потом она родила свою Наташку, кое-как поправилась – застарелая легочная болезнь вылезла, опять начали подозревать туберкулез, она измучилась и физически, и нравственно. А тут еще Барнет вдруг сделался обаятелен – у него было губительное, просто-таки смертельное, неотразимое обаяние, мужское, интеллектуальное, какое угодно! – но направлен весь его шик-блеск был отнюдь не на родную жену. Лёле доставалось только методическое, неумолимое: «Ты ни на что не годишься. Ты мне испортила жизнь!»
В принципе человека, при известной настойчивости, можно убедить в чем угодно. Да что человека! Даже лошадь можно убедить, к примеру, в необходимости зевать. Это Лёля сама видела – на съемках той же «Окраины». Действие фильма происходило в маленьком городке, где всё дохнет от скуки. И Барнету пришло в голову, что для усиления впечатления классно будет смотреться зевающая водовозная лошадь с «подложенным» голосом (фильм-то звуковой, ну вот пусть все говорят, даже лошади!), которая «произнесет»:
– Ну и скука!
Осталось решить, как заставить лошадь зевнуть… И тут Лёля вспомнила, как бабушка показывала ей – не то в шутку, не то всерьез, – что надо раздвигать большой и указательный пальцы.
Попробовали. Лошадь таращилась, но не зевала. Зато начала зевать вся съемочная группа! Рецепт оказался более действенным для людей. Но вдруг… лошадь тоже начала зевать!
– Внимание, съемка! – заорал Барнет, который не признавал никаких фэксовских штучек вроде свиста.
Увы – солнце ушло за облака. А на аппаратуре того времени, вернее, на той пленке, можно было снимать только при ярком освещении.
На другой день солнца не было вовсе. Зато лошадь… о, эта талантливая водовозная лошадь принялась зевать, едва завидев съемочную группу! И все страшно беспокоились, что она разучится. Но на следующий день солнце вышло в небеса, и чудо-лошадь отзевала столько, сколько положено – с десяток дублей, минимум.
– Вот это актриса! – сказал довольный Барнет, косясь на Лёлю, словно подразумевая: «Не то что ты!»
Потом они вместе работали над фильмом «У самого синего моря». И Барнет, несмотря на то что Лёля работала как проклятая, слушалась его беспрекословно и даже несколько раз рисковала жизнью на съемках шторма (который, как часто бывает в кино, в отснятом виде выглядел совсем не страшно, и пришлось все переснимать в павильоне!), все равно был ею недоволен.
