Искушение любовью - Милан Кортни (читать полную версию книги .TXT) 📗
— Но…
Она уперла руки в бока.
— Я не снимаю с него ответственности, но это был мой собственный выбор. Я выбрала падение. Я решила уехать с ним в Лондон. Может быть, это было глупо и неправильно, но ты принижаешь меня, когда говоришь, что я была ни при чем. Мои поступки — это мои поступки, а не цепь событий, которые со мной происходили.
Лицо Марка становилось все более и более недоуменным.
— Джессика, я вовсе не хочу сказать, что ты не способна сама принять решение, я просто…
— А что еще я должна думать? Ты вообразил, что я чиста, словно только что выпавший снег. Я не дитя. Если ты снимаешь с меня ответственность за мои решения, ты таким образом лишаешь меня возможности их принимать. И я не котенок, которого нужно спасать из пасти голодного волка. Я взрослая женщина. И ты не должен решать мои проблемы, не спросив прежде, хочу ли я этого вообще.
Ей даже не нужно было изображать гнев. Она была в ярости оттого, что счастье снова выскользнуло у нее из рук, что ей не дано было вкусить этого сладостного плода.
Он в отчаянии покачал головой:
— Джессика, я просто хочу тебе помочь.
И это тоже была правда. Если бы она показала ему письмо Уэстона, он бы немедленно начал действовать. А Уэстон, несомненно, нашел бы способ рассказать всем правду.
— Ты не можешь ничего поделать с тем, кто я есть. Все, что ты можешь, — это заставить меня поверить тебе на несколько дней. Поверить в то, что я могу стать тем, кем ты хочешь. Что люди будут думать обо мне не как о шлюхе. А что будет, когда эта иллюзия испарится? А ведь она не может не испариться. Я буду чувствовать себя маленькой и бессильной — снова. Только тогда ты осознаешь это так же ясно, как и я, и захочешь от меня избавиться.
— Прекрати. — Он встряхнул ее за плечи. — Просто прекрати. Если бы я хотел от тебя избавиться, я бы сделал это несколько недель назад. Все свои двадцать восемь лет я ждал женщину, с которой мог бы разделить свою жизнь. Я нашел ее. Послушай меня. Умоляю тебя, перестань. Это просто паника. Я люблю тебя.
Но от этих слов ей захотелось сопротивляться еще яростнее, сражаться до победного конца. Если она позволит ему уговорить себя, поверит ему, это не приведет ни к чему хорошему. Она могла пережить свое собственное разочарование, но не разочарование Марка.
— Ты видишь не меня, а некий абстрактный образ женщины, с которой дурно обошлось общество. Ты не любишь меня. Это я ошибалась. Я делала выбор. Я превратила себя в то, что я есть, — я, а не кто-то другой. А когда я оказалась там, где я есть, — я пережила это. Сама. Одна. Ты признаешь свои грехи, но не даешь мне права признать мои.
— Джессика. — Марк шагнул вперед.
— Всю жизнь я манипулировала мужчинами, заставляла их платить мне большие деньги за то, что они могли бы получить и за пару шиллингов в подворотне. И если ты во мне этого не видишь, значит, ты не очень-то приглядываешься, Марк. Значит, ты любишь иллюзию.
— Ты должна была выживать. Я не виню тебя за это.
— Почему? — прошептала она. — Ведь я виню себя.
Когда она попыталась совратить его в тот далекий вечер, он улыбнулся и сказал, что очень нравится самому себе. И странным образом именно это, а вовсе не Уэстон, и не его репутация, и не ее страхи, было самой глубокой, самой непреодолимой пропастью между ними.
Она любила Марка. Но она никогда не смогла бы полюбить себя, понравиться себе самой. И ей было невыносимо думать, что его хорошее отношение в один прекрасный день сойдет на нет.
— Ты мне нравишься, — возразил он. — Я тебя боготворю. Я хочу, чтобы ты разрешила мне защищать тебя.
— Мне не нужен покровитель! — Эти слова вырвались у нее как будто сами по себе, и Джессика наконец перестала сдерживаться. — И не важно, называет ли он себя моим мужем, или возлюбленным, или просто мужчиной, который платит мне за услуги. Я знаю, что это такое — когда у тебя отнимают выбор. Когда ты не имеешь власти над собственным будущим. Когда позволяешь кому-то «позаботиться» о тебе. Через это я уже проходила.
— Ты ведь прекрасно понимаешь, что я имел в виду. Я не собираюсь извиняться за то, что хочу для тебя самого хорошего и мечтаю сделать тебя счастливой. Ради всего святого, что на тебя нашло? Что случилось? Почему ты на меня бросаешься?
— Потому что сейчас ты напоминаешь мне Уэстона! — выкрикнула она.
Это было самое худшее, что она могла придумать. Джессика поняла это сразу, по тому, как он вздернул подбородок, как повернулся к ней, как сжались его губы. То же самое случилось бы через несколько лет — а может быть, и раньше. Гнев и разочарование заняли бы место привязанности. Любовь не задержалась бы надолго — только не в ее случае.
Значит, нужно разрушить ее сейчас. Так будет лучше для него. А для нее… что такое для нее еще одна ложь?
Ее тошнило от слов, которые она собиралась сказать. Она знала, что это несправедливо, что ему будет больно, но иного выхода не было.
— Ты в точности такой же, как он. — Она ткнула пальцем ему в грудь. — Ты решаешь мои «проблемы», не спрашивая меня, хочу ли я этого. Швыряешь в меня деньгами, даже не интересуясь, как я к этому отнесусь. Я никогда не просила тебя помогать мне. Мне… противно.
— Ты не можешь сейчас говорить серьезно, — глухо сказал он.
— Да, вот как? Думаешь, я несерьезно? Ты так же, как и он, заставляешь меня чувствовать себя слабой и бесправной. Лишаешь меня возможности решать свое будущее. Ты последний человек на земле, который может сделать меня счастливой!
— Джессика, — прошептал он, — прошу тебя.
Еще один удар, подумала она. Один завершающий удар — и она навсегда освободит себя от страха перед будущим, от неизбежной печали, ожидающей в конце.
— Ты и Уэстон сделаны из одного и того же материала. Не могу поверить, что я поняла это только сейчас. Я не выйду за тебя замуж. Я ни за что не смогла бы с тобой жить. Одна мысль об этом мне невыносима.
Марк побелел.
— Полагаю, здесь мне нечего добавить, — неживым голосом произнес он.
— Ты прав, нечего. Убирайся из моего дома.
Он ушел. Конечно же он ушел — разве могло быть иначе. Когда дверь за ним закрылась, Джессика подскочила к своему письменному столу и одним махом сбросила на пол все, что на нем стояло. Перья и карандаши с грохотом раскатились во все стороны, чернила залили ковер, но легче ей не стало. Она скорчилась на полу среди всей этой разрухи и разрыдалась, задыхаясь и сжимая кулаки.
Она сделала это. Она избавилась от страха.
После этого можно было пережить все что угодно.
Глава 22
Джессика не знала, как долго она пролежала на полу. Чернильница не разбилась, но треснула, и ее оставалось только выкинуть. Она чувствовала себя точно так же — как этот безнадежно испорченный, никуда не годный пузырек.
Она очнулась лишь тогда, когда церковный колокол пробил полночь. Джессика подняла голову, огляделась по сторонам и осторожно села. Нужно было подбирать осколки.
Она вздохнула и потянулась к чернильнице. Но ее руки дрожали, а стекло было скользким, и чернильница вырвалась у нее из пальцев. Джессика перехватила ее на лету, и стекло раскололось прямо у нее в руках. Острые куски тут же порезали ей палец. Она зашипела от боли и зажала его в кулаке.
Боль. Всего несколько месяцев назад это казалось ей почти невозможным. Она не ощущала ничего, как будто была выточена из камня. Боль была лучше, чем холод и тьма, заполнявшие тогда ее сердце.
Да, она потеряла Марка, но она по крайней мере обрела себя.
Ее глаза упали на письмо Уэстона, которое она в порыве ярости скомкала и швырнула в угол. Теперь Джессика подняла его и медленно разгладила бумагу.
Обрела себя? Какая ложь. Она не обрела ничего, кроме долгих одиноких лет впереди. Она сама оттолкнула от себя все хорошее, что могло бы с ней случиться. Она снова позволила Джорджу Уэстону одержать над собой верх. Лишить ее будущего.
