Заблудший ангел - Райс Патриция (версия книг TXT) 📗

– Нет.

У них еще нашлось, что обсудить из домашних дел. Легче было рассуждать, что надо бы купить в лавке еще ткани на пеленки, чем осведомиться, как соседи отнеслись к известию о поражении Юга. И легче было согласиться насчет того, что в колыбельку надо постелить новый матрасик, чем рассуждать о возможных акциях федеральной армии против сочувствующих делу Юга. Дора не смела также задать Пэйсу вопрос о его ночных наездах. И она еще не успела забыть, что Хомер мертв. Умер человек, и она не сомневалась, что за это был в ответе Пэйс. Ей было трудно представить, что вот этот человек, склонившийся над колыбелью дочери, прикасающийся к ручкам новорожденного младенца как к святыне, – тот же самый, что терроризировал округу горящими факелами и петлями.

Но она видела обе стороны его характера и знала, что склонность к насилию никуда не исчезла. Она вышла за него замуж, зная об этом. Она просто еще не знала, как справиться с этой его чертой.

Дора знала также, что если хоть однажды он замахнется на нее или ребенка, она немедленно уедет – и так далеко и так быстро, что он больше никогда ее не найдет. Она обнаружила в себе силу духа, которая была неизвестна ее матери.

Странно, подумала Дора, что этой силой наделил ее Пэйс.

Глава 27

Детское хныканье потревожило сумрак затененной комнаты. Дора вытащила себя из густого тумана сна, пожалев, что не поддалась искушению брать с собой в постель и Фрэнсис. Но она питала глупые надежды, что постель с ней станет делить Пэйс. Однако он не приходил, и простыни, лежащие рядом с ней, остались холодными.

Она не успела высвободиться из-под одеял и принудить еще болящее тело сесть, как в углу комнаты раздался какой-то звук. Дора не ожидала помощи ни от кого. И дверь не открывалась, однако кто-то шепотом успокаивал плачущего младенца.

Она еще не совсем очнулась от сна, чтобы закричать, но около постели уже стояла тень и протягивала ей извивающийся, жалобно мяукающий сверток:

– Она мокрая.

Пэйс. Дора едва не рассмеялась от радости. Она взяла влажное дитя из его рук и потянулась к стопке пеленок возле постели. Он здесь с ней, он не рыщет в ночи. Дору охватило ощущение счастья, на которое она не имела права.

– Я не слышала, как ты вошел.

– Ну, ты спала как бревно. И я не хотел тебя беспокоить.

И Пэйс отодвинулся от постели, в то время как она ловко развернула промокшую пеленку, омыла скулящее дитя и завернула в сухое.

– Но это и твоя постель. Ты имеешь все основания в ней спать.

Дора старалась говорить обыденным, прозаичным тоном, не позволяя проявить страх, любопытство или что бы она ни чувствовала в данный момент. Все, что между ними происходило, раздражало ее и ранило. Она опасалась сказать что-нибудь не то, разрушить более нежные чувства и заставить его снова уехать в ночь или, что еще хуже, вновь отдаться порыву дремлющей злобы. Ей очень хотелось, чтобы все наладилось, но как же этого достичь?

– Тебе нужно выспаться, – пробормотал он, но не отодвинулся подальше, когда Дора расстегнула халат и подставила грудь ищущему ротику ребенка.

Если она и смутилась, то темнота надежно скрывала смущение от того, как зачмокала дочь. Дора поправила подушку за спиной и откинулась назад, наслаждаясь их сиюминутной близостью. Она никогда ни с кем не испытывала такого чувства близости, как с Пэйсом, а он так долго держал ее на расстоянии, что Дора с жадностью ловила каждое проявление человечности с его стороны. Быть рядом с Пэйсом и держать своего ребенка на руках было райским блаженством.

Она осторожно заметила:

– Но ты мне не помешаешь, Пэйс. Ложись и немного отдохни.

Пэйс заколебался, но затем подошел к свободной половине постели и сел, чтобы снять сапоги.

– Я положу ребенка в колыбель, когда кончишь кормить. Тебе еще не надо вставать, но я не посмел беспокоить Энни, у нее и так забот полон рот с матерью и по хозяйству.

– Но я не инвалид и сама могу ее положить. Ты теперь без помощи Солли совсем замучился. Ложись и поспи, Пэйс.

Она услышала в темноте шорох снимаемой одежды, он больше не мог противиться усталости, хотя и возражал. Ей хотелось видеть его, но она удовлетворилась сознанием, что он здесь, с ней. На сегодня этого достаточно.

– Почему ты теперь говоришь не как прежде? – спросил он с любопытством, опускаясь на постель.

Более заинтересованная широтой его плеч и мощью бицепсов, чем словами, которые он только что произнес, Дора тем не менее задумалась. Она не знала, что отвечать.

– Ты имеешь в виду строй речи, как у квакеров, и их обращение ко всем на «ты»?

Он ждал.

– Не знаю. Я говорю чаще, как все остальные. У меня же квакерская речь не от рождения. И, наверное, ты тоже оказываешь на меня дурное влияние.

Она подняла младенца, чтобы он срыгнул; Пэйс продолжал пристально ее рассматривать, повернувшись к ней лицом и опираясь на локоть. Дора ощутила его непреодолимое желание дотронуться до нее. Ей хотелось того же и так же.

– Смайты умерли. Ты больше не посещаешь собраний. Никто и не узнает, что ты изъясняешься, как все прочие. Зачем ты все еще держишься за свою манеру?

Ребенок отрыгнул. Дора потерла спинку девочки пальцем и дала ей другую грудь, поморщившись, когда Фрэнсис больно схватила воспаленный сосок. Однако нахлынувшее вслед за этим удовольствие смягчило боль. А когда Пэйс погладил темный пушок на головке ребенка, Дора ощутила теплую волну нежности. Так и должно быть. Этого она и хотела.

– Хочешь, чтобы я перестала говорить, как квакеры? – спросила Дора с любопытством.

Его пальцы погладили младенца по щеке, затем, словно сравнивая гладкость кожи, грудь Доры и неохотно вернулись восвояси.

– Нет, мне нравится твоя манера разговаривать. И голос у тебя успокаивающий. Дело даже не в том, как ты говоришь, а что. Вот это имеет для меня значение. Просто мне кажется, ты не должна чувствовать себя обязанной говорить, как квакеры.

Он лег, откинулся на подушку и стал смотреть в потолок.

А его краткое прикосновение показало, как податливы ее чувства. Дора отчаянно хотела Пэйса как мужа, как любовника, как лучшего друга. Она же играет сейчас с дьяволом в поддавки, но все равно она хочет быть с ним. До боли, так сильно, что вообразила, будто он чувствует то же самое.

– Но мне будет не легче – все время помнить, что надо говорить, как все остальные.

– Да, это понятно. – И Пэйс опять вопросительно взглянул на Дору. – А ты не хочешь опять посещать собрания?

– Я не могу.

Дора уже привычным жестом снова подняла вверх почти спящего ребенка.

– Я вышла замуж не за квакера, без одобрения старейшин.

Пэйс пробормотал неразборчивое проклятие и опять прикоснулся к ребенку.

– Да, есть одна область, в которой я преуспел: портить жизнь другим людям.

Потом свесил ноги с постели, взял Фрэнсис и отнес ее в колыбель. Девочке это не понравилось, и Пэйс стал качать ее, пока она не успокоилась.

– Но мою жизнь ты не испортил, Пэйс Николлз, – ответила Дора, вздохнув с облегчением и удобно устроившись в постели, натянув на себя одеяло.

– Я сама сделала выбор и ни о чем не жалею. А теперь иди и ложись в постель.

Он опять поколебался, затем лег, осторожно, стараясь ее не задеть.

– Значит, ты еще безумнее, чем я думал.

– Благодарствую, – ответила Дора и повернулась к нему спиной.

Через несколько дней Дора уже встала, но еще не решалась спускаться вниз. Харриет как-то решила выйти из своей спальни взглянуть на ребенка, и сегодня Дора решила вернуть ей визит. Пожилая женщина, казалось, несколько помолодела и стала живее, чем когда-либо, но комнату свою все еще покидала неохотно.