Воспоминания о монастыре - Сарамаго Жозе (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗

Дон Жуан V пребывает в одной из гостиных большой башни, окнами на Тежо. Он приказал удалиться камергерам, секретарям, монахам, певице из комической оперы, он не желает никого видеть. На лице у него написан страх смерти, предел позора для столь могущественного монарха. Но сей страх смерти состоит не в том, что он боится мига, когда тело его рухнет без сил, а душа отлетит, боится он, как бы собственные глаза его не потухли и не сомкнулись до того мгновения, когда, освященные, вознесутся в небо башни и купола Мафры, боится, как бы не утратили чувствительности и слуха собственные его уши до того момента, когда зазвучат торжествующе колокола и гимны, боится он, что не удастся ему пощупать собственными руками богатые облачения и праздничные покровы, что не учует он собственным носом аромат фимиама из серебряных кадильниц, боится он оказаться королем, который лишь приказал создать, но не узрит созданного. Вон корабль плывет по реке, как знать, доплывет ли до гавани. Вот туча ползет по небу, а мы, может статься, так и не увидим, как прольется она дождем. Под толщею вод речных рыбы косяком устремляются прямо в сеть. Суета сует, сказал Соломон, [99]и дон Жуан V повторяет, Все суета, суета хотеть, иметь суета.

Однако средство преодоления суетности вовсе не скромность и уж тем паче не смирение, а, напротив того, все та же суетность, в еще большей степени. Размышления сии и терзания кончились не тем, что король облачился в грубую рясу кающегося, отвергнув все мирские радости, но тем, что вызвал он к себе снова камергеров, секретарей, монахов, певица явится попозже, и обратился к ним с вопросом, правда ли, что обычно храмы, насколько ему известно, освящаются в воскресный день, и они отвечали, да, таков обычай, и тогда король повелел уточнить, когда день его рождения, двадцать второе октября, придется на воскресенье, и секретари ответствовали, тщательно проштудировав календари, что случится сие через два года, в тысяча семьсот тридцатом, В таком случае в сей день и будет освящена базилика в Мафре, такова моя воля, приказ и решение, и, услышав эти слова, камергеры ринулись целовать руки его величества, а вы уж сами мне скажите, кем лучше быть, повелителем вселенной или этих людей.

Остудили сей пыл, хоть и весьма почтительно, Жуан-Фредерико Людовисе и доктор Леандро ди Мело, спешно вызванные из Мафры, куда недавно отбыл первый и где постоянно пребывал второй, и оба они, храня в памяти самые свежие впечатления от того, что там видели, сказали, что состояние работ не дает оснований для столь благих предположений и сие относится в равной мере как к монастырю, ибо стены второго здания еще не достроены, так и к церкви, ибо строительство оной дело весьма непростое, каменные глыбы нельзя пригонять друг к другу наспех, его величеству сие ведомо лучше, чем кому бы то ни было, ибо лишь государь достигает столь гармонического единения и равновесия меж частями, из коих складывается нация. Дон Жуан V нахмурил брови, скучная лесть ничуть не принесла ему облегчения, он собрался было ответить сухо, но передумал, снова вызвал секретарей и спросил их, когда после тысяча семьсот тридцатого года его день рождения снова падет на воскресенье, поскольку два года, как видно, срок недостаточный. Секретари снова прилежно углубились в расчеты и не вполне уверенно ответствовали, что событие сие повторится десять лет спустя, сиречь в тысяча семьсот сороковом году.

Было там человек восемь-десять, король, Людовисе, Леандро, секретари и дежурные дворяне, и все торжественно покачали головами, словно выслушали только что самого Галлея, [100]объяснившего периодичность появления комет, люди способны и на такие открытия. Однако же в голову дону Жуану V пришла весьма мрачная мысль, она сразу же отразилась у него на лице, он сделал подсчеты, в уме и на пальцах, В тысяча семьсот сороковом мне исполнится пятьдесят один год, и он прибавил сумрачно, Если еще буду жив. В течение нескольких ужасных мгновений король снова поднялся на гору Елеонскую [101]и снова терзался там страхом смерти и ужасом при мысли о том, как будет он смертью ограблен, каковой ужас усугублялся завистью, когда он вообразил себе, что сын его уже стал королем и вместе с молодой королевой, она вот-вот пожалует из Испании, имеет счастие присутствовать при освящении Мафрской базилики, в то время как сам он, дон Жуан V, гниет в усыпальнице церкви Сан-Висенте-ди-Фора, рядом с инфантом доном Педро, умершим во младенчестве оттого, что его так немилосердно отняли от груди. Все присутствующие взирали на короля, Людовисе с интересом естествоиспытателя, Леандро ди Мело в негодовании на суровый закон времени, не щадящий даже августейших особ, секретари в сомнении, не было ли допущено ошибки в високосные годы, камергеры же прикидывали, удастся ли им самим дожить до этого дня. Все ждали. И тут дон Жуан V изрек, Освящение базилики в Мафре свершится двадцать второго дня октября месяца года тысяча семьсот тридцатого, и мне все равно, велик срок или мал, светит солнце или льет дождь, сыплет снег или дует ветер, пусть мир хоть поглотится потопом, хоть провалится в тартарары.

Приказ сей отдается не впервые, разве что формулировался не столь выразительно, слова короля не более чем торжественное заявление, долженствующее войти в историю, подобно тому как остались в ней известные слова, Отче, в руки Твои предаю дух мой, [102]кстати, в руки, множественное число, стало быть, Бог вовсе не однорук, ничуть не бывало, зря изощрялся отец Бартоломеу Лоуренсо в кощунствах для домашнего употребления и совращал с пути истинного Балтазара Семь Солнц, мог бы справиться у Сына, Сыну лучше знать, сколько рук у Отца, но к тому, что сказал уже дон Жуан V, следует добавить то, что известно нам, сколько рук у верноподданных его сынов и на что годятся и руки сыновние, и сами сыны, Повелеваю, чтобы все коррежедоры королевства собрали и послали в Мафру столько работных людей, сколько есть оных в подведомственных им местах, будь то плотники, каменщики или люди, ремеслом не владеющие, причем следует отстранить их, при необходимости даже насильственно, от трудов, коими они заняты, и не давать им разрешения оставаться у себя дома ни под каким предлогом, будь то семейные обстоятельства, предшествующий заказ или задолженность, ибо королевская воля превыше всего, опричь лишь воли Божьей, а на оную никто не посмеет ссылаться, напрасный труд, ибо данный приказ и дается во исполнение воли Божьей, точка. Людовисе со значительным видом покивал головою, словно естествоиспытатель, только что установивший закономерности некоей химический реакции, секретари торопливо записали слова монарха, камергеры переглянулись с улыбкою, вот король так король, доктор Леандро ди Мело мог не страшиться новой обязанности, в подведомственном ему месте не было таких, кто занимался бы собственным делом и не участвовал, прямо или косвенно, в постройке монастыря.

Приказы были обнародованы, народ хлынул в Мафру. Иные по собственной воле, прельстившись посулами, в чаянии хорошего заработка, другие из любви к приключениям, третьи потому, что терять было нечего, и почти все, повинуясь силе. Глашатаи объявляли королевскую волю на площадях, и, поскольку добровольцев было мало, коррежедор в сопровождении полицейских шел по улицам, входил в дома, распахивая калитки, вторгался в сады-огороды, отправлялся в поля в поисках уклонявшихся, к концу дня набиралось десять, двадцать, тридцать человек, и, когда число их превышало число тюремщиков, приведенных связывали, причем по-разному, иногда ставили одного за другим и прикручивали к поясу впереди стоящего, иногда соединяли веревками импровизированные рогатки, впивавшиеся людям в затылки, иногда спутывали им щиколотки, как рабам и каторжникам. Повсеместно повторялось одно и то же, По приказу короля ты отправляешься строить монастырь в Мафре, и если коррежедор ревностно исполнял свои обязанности, он не обращал внимания на возраст вербуемого, будь тот хоть мужчина во цвете лет, хоть дряхлый старец, хоть неоперившийся юнец. Вначале человек отказывался, пытался увильнуть, ссылался на обстоятельства, жена на сносях, мать-старуха, орава детей, стену ставить надо, сундук чинить, земля у него под паром, бубнит свое, и конца не видно, тут хватали его полицейские, били, если сопротивлялся, многие отправлялись в путь окровавленные.