Дезире - Зелинко Анна-Мария (смотреть онлайн бесплатно книга TXT) 📗

— О! — воскликнула я. — Вы знакомы с Робеспьером?

Боже мой, человек, который лично знаком с депутатом Робеспьером, с тем, который арестовал и казнил лучших своих друзей, служа Республике!

— А вот досье Этьена Клари, — сказал наконец мой новый знакомый. — Этьен Клари, торговец шелком. Он?

Я кивнула и быстро сказала:

— Но ведь это недоразумение.

Гражданин Буонапарт повернулся ко мне.

— В чем недоразумение?

— В причине ареста, я думаю.

Он напустил на себя важность.

— Правда? Вы так думаете? А за что его арестовали?

— Мы… мы не знаем. Но, уверяю вас, что это недоразумение. — Внезапно мне в голову пришла блестящая мысль. — Послушайте, вы мне сказали, что знакомы с Робеспьером. Не могли бы вы поговорить с ним об Этьене? — Тут мое сердце остановилось, потому что он медленно и важно покачал головой.

— Я не могу и не хочу вмешиваться в это дело. Здесь уже нечего делать. Здесь написано… — он потряс папкой. — Депутат Альбит написал собственной рукой. — Он открыл папку и поднес листок к моему лицу: — Читайте!

Хотя он светил мне лампой, я не могла прочесть ни слова. Буквы прыгали перед глазами, слова сливались.

— Я так взволнована. Прочитайте сами, — сказала я, чувствуя как слезы обжигают глаза.

— Внимательно рассмотрев дело, решил: освободить из-под ареста!

— Это значит… — я дрожала всем телом. — Это значит, что Этьен…

— Конечно, ваш брат свободен. Он уже дома с этой Сюзан и всей семьей, и они, вероятно, уже приступили к ужину. Ваша семья празднует, а о вас забыли. Но… что с вами, гражданка?

Я рыдала. Я не могла остановиться. Слезы лились потоком, и горло было сжато, и я едва могла дышать, но это были не слезы отчаяния, а слезы радости, хотя до сих пор я не знала, что можно так плакать от радости.

— Я счастлива, месье, — едва могла выговорить я. — Я так счастлива!

Чувствовалось, что ему очень неловко и он не знает, как со мной быть. Он суетливо положил досье на стол и стал собирать разбросанные бумаги. Я поискала в сумочке платок, но, видимо, утром забыла положить его. Тогда я вспомнила, что у меня четыре платка в корсаже, и запустила руку в свое декольте. Как раз в это время он обернулся и удивленно захлопал глазами. Из выреза моего платья появились два, три, четыре платка. Вероятно ему показалось, что он видит представление фокусника.

— Я подложила платки, чтобы выглядеть более взрослой, — прошептала я, так как мне хотелось все объяснить ему, ведь он был так добр ко мне! Я сказала:

— Дома все еще считают меня ребенком.

— Вы совсем не ребенок. Вы — молодая дама, — уверял меня Буонапарт. — А теперь я провожу вас домой, так как молодой даме не следует одной идти по городу в столь позднее время.

— Это очень любезно, но я не могу согласиться. Ведь вы собирались домой.

Он засмеялся.

— С другом Робеспьера не спорят. А теперь съедим по конфете и отправимся. — Он открыл ящик бюро и протянул мне коробку. Вишня в шоколаде.

— Альбит всегда держит в бюро конфеты, — объяснил он. — Возьмите еще одну. Вкусно, правда? В настоящее время только депутаты могут себе это позволить. — Он сказал это с горечью.

— Я живу на другом конце города. Для вас это будет большой крюк, — сказала я, когда мы выходили из Дома Коммуны. Но, конечно, я говорила это из вежливости. Я не хотела отказываться от сопровождения, тем более, что я еще никогда не была на улицах одна вечером. А кроме того, мне было с ним приятно.

— Как мне стыдно, что я трусиха, — сказала я немного погодя.

Он слегка пожал мне локоть.

— Я понимаю ваш страх. У меня есть братья и сестры, и я их очень люблю. А сестры может быть даже ваши ровесницы.

Мое смущение постепенно проходило.

— Вы не марселец? — спросила я.

— Вся моя семья, за исключением одного брата, живет теперь в Марселе.

— Я спросила лишь потому, что… потому, что у вас не марсельский выговор…

— Я корсиканец. Изгнанник с Корсики. Уже почти год, как я приехал во Францию с матерью, братьями и сестрами. Мы все вынуждены были покинуть Корсику, спасая свою жизнь.

Это звучало романтично!..

— Почему? — спросила я, затаив дыханье, так хотелось мне узнать подробности.

— Потому что мы патриоты, — ответил он.

— Разве Корсика не часть Италии? — осведомилась я, так как мое незнание географии было беспредельно.

— Господи, разве вы не знаете? Корсика уже 25 лет как вошла в состав Франции, и мы были воспитаны как французские граждане, как французские патриоты. Мы не примкнули к партии, которая хотела уступить наш остров Англии. Год назад английские военные корабли подошли к Корсике, и мы вынуждены были бежать, мама, я и мои братья и сестры.

Его голос звучал мрачно. Он был действительно героем романа. Затравленный, изгнанный, без родины.

— Есть ли у вас в Марселе кто-нибудь, кто мог бы помочь вам?

— Мой брат помогает. Он выхлопотал маме маленькую пенсию как беженке. Мой брат учился во Франции. Теперь он — генерал.

— О!.. — только и могла произнести я; нужно же было что-то сказать, когда мне мимоходом сообщают, что брат — генерал.

И так как я молчала, заговорил он.

— Вы дочь покойного м-сье Клари, торговца шелком?

Я удивилась.

Он засмеялся.

— Не удивляйтесь. Я мог бы сказать вам, что представитель закона знает все, и что я, будучи чиновником Республики, одновременно являюсь ее недремлющим оком. Но я буду откровенен. Вы же сами сказали мне, что вы сестра Этьена Клари. А что Этьен — сын покойного Франсуа Клари, торговца шелком, я узнал из досье, которое вам показывал.

Он говорил быстро и раскатывал «р» как иностранец. Но ведь он же с Корсики!

— А вы были правы, мадемуазель, что арест вашего брата — недоразумение. Ордер на арест был выписан для вашего отца, Франсуа Клари.

— Папа умер.

— Да. Поэтому и произошло недоразумение. Недавно, при изучении различных документов предреволюционного времени, нашли прошение вашего отца о присвоении ему дворянского звания.

Я была очень удивлена.

— Правда? А мы об этом не знали. Я не понимаю. Папа не питал никакой симпатии к знати. Зачем он хотел… — я покачала головой.

— Из соображений коммерции, — объяснил Буонапарт. — Только из этих соображений. Он вероятно хотел стать поставщиком двора?

— Да. Он действительно отправил однажды голубой бархат королеве… я хочу сказать вдове Капета в Версаль, — сказала я с гордостью. — Ведь папины шелка считаются лучшими.

— Это прошение было квалифицировано как, гм… как поступок совершенно несвоевременный, и поэтому был выписан ордер на арест. Однако, когда пришли к вам, арестовали торговца шелком Этьена Клари.

— Этьен ничего не знал об этом прошении, — заверила я.

— Думаю, что ваша невестка убедила в этом Альбита. Вашего брата освободили, а его жена, конечно, сразу побежала в тюрьму, чтобы встретить его. Ну, это уже в прошлом. Меня интересует другое… — его голос стал нежно-вкрадчивым. — Меня интересует не ваша семья, а вы, маленькая гражданка. Как вас зовут?

— Меня зовут Бернардин-Эжени-Дезире. К сожалению, дома меня зовут Эжени. А мне нравится больше Дезире.

— Все ваши имена красивы. А как мне называть вас, м-ль Бернардин-Эжени-Дезире?

Я покраснела, но слава Богу, было темно, и он этого не заметил. Мне показалось, что разговор наш принял оборот, который не очень понравился бы маме.

— Называйте меня Эжени, как все. Но нужно, чтобы вы сделали нам визит, и тогда, при маме, я скажу вам, как меня называть. Тогда мне не устроят сцены, а иначе мама… если бы она знала… — я смешалась и замолчала.

— Разве вам не разрешают прогулки с молодым человеком?

— Я не знаю. Ведь до сих пор у меня не было знакомых молодых людей. — В эту минуту я начисто забыла Персона.

Он опять пожал мне руку и засмеялся.

— Но теперь у вас есть один знакомый молодой человек, Эжени.

— Когда вы придете к нам с визитом?

— Я должен придти скоро? — Он дразнил меня.