Обещай мне - Харрингтон (Гаррингтон) Кэтлин (бесплатные версии книг TXT) 📗

– Я всегда была уверена, что ты ни в чем не виновата, потому что знала тебя гораздо лучше, чем другие. И сегодня я прошу тебя быть столь же храброй, сколь невиновной. Филли, послушайся доброго совета, пусть мои день рождения станет твоим первым выходом в свет.

Филиппа отняла ладони от пылающих щек и коснулась висков кончиками пальцев. Она не могла отказать ' лучшей подруге, верной подруге, если сказать точнее Белль поставила на карту свою репутацию, ее не страшат ни сплетни, ни косые взгляды. Филиппа вздохнула, сдаваясь. «Что ж, —подумала она, – может быть, небеса помогут мне».

– Будь по-твоему, Белль. Я и в самом деле уверена, что ноги Уорбека не будет там, куда приглашена я. Надеюсь, он знает, что сегодня я твоя гостья. – Она помолчала. – Ты уверена, что Тобиас заранее поговорит с ним?

– Absolument! [10] – воскликнула Белль, сияя от радости. – А теперь давай решим, что ты наденешь по случаю моего двадцатичетырехлетия.

Она бросилась к гардеробу, распахнула обе створки, но тут раздался крик: «Мамочка!» – ив комнату вбежал мальчик лет пяти. За ним торопилась няня.

– Мамочка, я сам кормил уток в парке! Честное слово! Они подплывали к берегу и брали хлеб прямо из рук!

– Рада тебя видеть, милый, – Филиппа прижала сына к груди. – Надеюсь, ты вел себя хорошо, и мисс О'Дуайер не на что пожаловаться?

Она чмокнула его в румяные щеки и усадила к себе на колени.

– Я вел себя очень хорошо, – убежденно заверил Кит и, чтобы никто не сомневался в правдивости его слов, честно округлил глаза.

– Ох, миледи, это чистая правда, – подтвердила красневшаяся няня, обмахиваясь рукой и часто дыша. – Молодой хозяин вел себя так хорошо, что другие няни мне завидовали.

Ее миловидное лицо, круглое и веснушчатое, сияло от гордости: ведь то была ее первая прогулка с воспитанником. Эту молодую ирландку, рыжеволосую и белокожую, как и большинство ее соотечественников, Филиппа наняла только накануне. Она надеялась, что такая открытая и приветливая девушка не явится за расчетом с неодобрительно поджатыми губами, если вдруг выяснит, какое пятно лежит на репутации маркизы Сэндхерст. И все же решила кое о каких обстоятельствах своей жизни ей рассказать. Уна О’Дуайер выслушала короткое объяснение, и в ее зеленовато-серых, чуточку раскосых глазах ничто не дрогнуло, а как только Филиппа умолкла, она сразу пустилась в рассуждения о том, что много лет помогала матери растить младших братьев и сестер, поэтому с одним-единственным малышом уж, конечно, она справится.

– Что ж, мисс О’Дуайер, – сказала Филиппа няне, не забыв одобрительно улыбнуться, – до вечера вы свободны.

– Ты видел гондолу, которую твоя мама привезла мне в подарок? – спросила Белль, когда ирландка вышла.

– Да, signora Bella [11]. – Мальчик соскочил с колен матери и с детской живостью бросился к столику, на котором стояла статуэтка. – Когда мама купила гондолу, она показала ее мне. Мы тогда еще жили в Венеции… и я однажды плавал в такой же лодке. – Он посмотрел на Белль с видом превосходства, потом провел пальчиком по полосатой рубашке и шляпе гондольера. – Когда я вырасту, тоже буду лодочником.

– Хм; – Белль не знала, что сказать, и только улыбнулась. – Твоя мама много рассказывала о вашем доме в Венеции. Там было красиво, правда? Но тебе понравится и здесь. Кит. Скоро вы приедете погостить в наше поместье, я все тебе покажу, и ты полюбишь Кент… полюбишь Англию.

– А у вас есть пони, signora? Белль кивнула, продолжая улыбаться.

– И мне можно будет покататься?

– Это решать не мне, а твоей маме, mon enfant [12]. – Белль рассмеялась.

– Мамочка, ты разрешишь?

– Посмотрим, милый, – уклончиво ответила Филиппа и поцеловала сына в макушку. – А пока лучше расскажи мне, что, кроме уточек, ты видел в парке.

Кит принялся было рассказывать, но тут в комнату вошел дворецкий с конвертом на серебряном подносе. Филиппа взяла письмо, подождала, пока закроется дверь, и сломала печать. На ее лице появилось озадаченное выражение.

– Что случилось? —поинтересовалась Белль не без тревоги.

Филиппа молча протянула ей визитку. Белль буквально выхватила ее, почти уверенная, что на кусочке картона нацарапано ужасное оскорбление, но, к ее удивлению, это оказалась визитка леди Августы, вдовствующей герцогини Уорбек. На обратной стороне было написано одно-единственное слово, выведенное мелким каллиграфическим почерком: «Мужайся!»

Корт поглубже откинулся в глубоком кожаном кресле сделал глоток портвейна и рассеянно взглянул в окно, за которым бурлила Сент-Джеймс-стрит. Это был час самой оживленной торговли, и двери больших магазинов, в витринах которых было выставлено все самое дорогое, что только могли создать человеческие руки: обувь ручной работы, драгоценности, золотые часы, превосходные вина, – то и дело открывались, впуская и выпуская покупателей. Мимо сплошным потоком катились двуколки, экипажи, фаэтоны, и кучера в ливреях заносчиво покрикивали друг на друга, требуя уступить дорогу. Лоточники заглушали их возгласы пронзительными криками, предлагая вниманию прохожих самый разнообразный товар, от свежей клубники до промытого речного песка, и все эти звуки сливались в по-своему мелодичный гомон. У дверей модного магазина несколько джентльменов оживленно обсуждали проходящих мимо красоток с таким видом, словно будущее всего мира зависело от их мнения.

«Возможно, так оно и есть», – почему-то подумал Корт.

Он в одиночестве сидел перед широким окном одного из самых дорогих клубов Лондона. Кресло которое он занял, считалось почетным – только принц Уэльский, а в его отсутствие лишь его близкие друзья могли сидеть в нем. Корт не особенно любил принца Уэльского, но тот по какой-то непонятной причине всячески выказывал ему свою дружбу и уважение. Не исключено, что причиной столь лестного внимания принца были сильно преувеличенные слухи о несметных богатствах герцога Уорбека.

Итак, Корт сидел в кресле принца Уэльского, и никто бы при взгляде на него не сказал, что он кипит от гнева. Он злился на Филиппу, но больше на себя – за то, что так остро воспринимает ее приезд в Англию. Оказывается, старые раны легко растревожить!

Корт спрашивал себя, сколько пройдет времени, пока новости о возвращении его бывшей жены распространятся по столице. Глаза у него были зоркие, и сейчас он был уверен, что пока никто не косился в его сторону. Но пройдет несколько дней – и знакомые будут оборачиваться ему вслед.

Само по себе это его не тревожило. Он пережил скандал, связанный с разводом, а это означало, что он может пережить все. Чего стоили одни карикатуры в газетах: рыдающая от ужаса юная невеста на коленях и он, в виде когтистого демона, срывающего с нее свадебные одежды. Конечно, ни один из насмешников не посмел даже усмехнуться в его присутствии, а в книге пари клуба не появилось записей о том, что господин N попоил с господином NN, вернется ли молодая жена к известному герцогу, а если этого не произойдет, то куда направятся счастливые любовники. Такая деликатность была тем большей редкостью, что часто предметом пари в клубе служили вещи самые интимные. Но Корт прекрасно знал, сколько смешков и шуточек раздавалось за его спиной и как высоки были ставки пари, заключавшихся негласно.

К тому же лондонское простонародье было не так сдержанно в отношении одного из пэров, как знать. Когда-то день за днем Корт входил в здание суда, где слушалось дело о разводе, а из толпы, собравшейся на Парламент-стрит, доносились оскорбительные выкрики, свистки, мяуканье и улюлюканье. Не потому, конечно, что его считали исчадием ада, просто его личная трагедия была интересным спектаклем, как, например, медвежья травля на ярмарке. Надо сказать, что, пережив публичное издевательство над собой. Корт больше никогда не ходил на это жестокое зрелище, открыв в себе сочувствие к загнанному зверю.