Просто любовь - Бэлоу Мэри (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
Постучав в открытую дверь, Сиднем тихо зашел в комнату Дэвида и сел в кресло, находившееся в некотором отдалении от кровати мальчика. Энн рассказывала свою историю. Сид улыбнулся, когда она прервала повествование на самом интересном месте точно так же, как сделала в Бате. Хотя на этот раз он промолчал.
– Мама! – как и в прошлый раз, запротестовал мальчик.
– Продолжение будет завтра, – Энн поднялась и наклонилась, чтобы поцеловать сына. – Как всегда.
Сиднем заметил Кита, стоявшего в дверях.
– Матери могут быть самыми жестокими созданиями, Дэвид, – сказал тот, подмигивая. – Их следует обязать заканчивать историю в тот же день, когда они начали ее рассказывать. Это нужно сделать законом. Ты собираешься завтра кататься верхом? Может быть, уже не в паддоке?
– Да, пожалуйста, дядя Кит! – воскликнул мальчик. – Но больше всего мне хочется рисовать. Он… мой… мистер Батлер купил мне масляные краски и множество других вещей в Бате, но я не могу пользоваться ими, потому что никто не научил меня, как это делать. Вы можете научить? Или тетя Лорен? Пожалуйста!
Он сел в постели и умоляюще посмотрел на Кита.
Кит взглянул на Сиднема – так же, как сделал это раньше в паддоке.
– Я никогда не был художником, Дэвид. И тетя Лорен тоже. Я не знаю никого, кто хорошо рисовал бы, кроме…
Он снова посмотрел на Сиднема и вопросительно приподнял брови.
Сиднем сжал ручку кресла. Внезапно он почувствовал головокружение.
А затем увидел, что Дэвид, все еще сидевший на кровати, умоляюще смотрит на него.
– Вы можете показать мне, как рисовать масляными красками, сэр? – спросил он. – Можете? Пожалуйста.
– Дэвид, – довольно резко произнесла Энн.
Сиднем вдруг с неумолимой ясностью вспомнил такой же неприятный эпизод из своей собственной жизни. Когда ему было девять или десять лет, родители подарили ему на Рождество краски, и он отчаянно хотел рисовать ими. Но дом был полон родственников, приехавших в Элвесли на праздники. Для детей на каждый день было запланировано множество развлечений, не оставляющих свободного времени. Ему было приказано убрать краски до отъезда гостей и возвращения его домашнего учителя из отпуска. Это было самое долгое и тоскливое Рождество в его жизни.
– Пожалуйста, сэр, – снова попросил Дэвид. – Прошло уже целых два дня. И пройдет еще вечность, пока мы доберемся до Уэльса и моего учителя.
Сиднем облизнул пересохшие губы.
Это было смешно. Смешно! Он занимался живописью в юности и наслаждался этим. Даже достиг определенного мастерства. Но с тех пор как потерял правую руку, он больше не мог рисовать. Это не было такой уж большой утратой. Он мог делать множество других вещей. Он мог бы стать отцом для своего пасынка, если бы…
– Дэвид, – произнес Сиднем. – Я был правшой. Я не могу больше рисовать. Я…
– Но вы можете сказать мне, как рисовать, – возразил Дэвид. – Вам не нужно рисовать самому. Просто объясните мне.
Но это было невозможно. Это было просто невозможно.
– Дэвид, сказала Энн твердо. – Разве ты не видишь…
– Думаю, что смогу сделать это, – услышал Сиднем свой голос, словно доносившийся издалека. Я смогу объяснить тебе, как надо рисовать. Ты достаточно смышлен, чтобы научиться делать это без того, чтобы мне пришлось направлять твою руку.
– Сиднем…
– Вы сделаете это? – Дэвид приподнялся на кровати, всем своим видом выражая сильное возбуждение. – Завтра? Мы возьмем мои новые краски, и будем рисовать?
– Завтра утром после завтрака, – Сиднем улыбнулся ему и поднялся с кресла. – А сейчас засыпай, а не то нам обоим попадет от твоей мамы.
Дэвид плюхнулся обратно на подушки, его щеки внезапно вспыхнули румянцем.
– Завтра, – воскликнул он, – будет самым лучшим днем в моей жизни! Я не могу дождаться.
Сиднем выскользнул из комнаты раньше Энн.
Кит уже исчез.
Он в состоянии дать своему пасынку некоторые указания. Это не причинит ему боли. То отвращение, которое он испытывал к живописи – даже просто к другим художникам – было то, что ему следовало преодолеть. Это было похоже на болезнь. Сид испытал приступ настоящей тошноты, почувствовав запах красок Морган в Глэнвир и, когда покупал краски для Дэвида в Бате.
В любом случае, теперь он связан обязательством. Он собирался заняться этим со своим пасынком – потому что его брак и его обязательства перед мальчиком значили больше, чем его собственные чувства. Но на мгновение ему пришлось остановиться на лестнице. Сид почувствовал, что у него кружится голова.
Энн сидела на низком стуле в большой, полной света и почти пустой комнате, расположенной на одном этаже с детской. Она предположила, что это была комната для занятий, которой пользовались, когда в доме были дети подходящего возраста.
Посреди комнаты был установлен новый мольберт Дэвида с натянутым на подрамник небольшим холстом, и сейчас мальчик стоял перед ним с новой палитрой в левой руке и кистью – в правой. На столе около него размещалась написанная маслом картина, изображавшая море, которую Сиднем использовал в качестве наглядного пособия. Сам Сид стоял за правым плечом Дэвида.
Воздух был пропитан сильным запахом красок.
Энн наблюдала больше за Сиднемом, чем за Дэвидом или его рисованием. Он был очень бледен. Прошлым вечером Сид был неразговорчив. Не дотронулся до нее, когда они легли в постель, а сразу отвернулся, притворившись, что уснул. Но еще долго лежал без сна, так же, как и она, тоже старательно изображавшая спящую.
Поверил ли Сид тому, что Энн сказала ему позапрошлой ночью, хоть она не стала объяснять, да он этого и не просил? Или все еще считает себя уродливым и неприкасаемым? Энн предположила, что он расстроился, когда именно Кит дал Дэвиду его первый урок верховой езды. И понимала, что он согласился на урок рисования, чтобы выполнить свое обещание и стать таким отцом, каким намеревался быть. Она также знала, что Сиду претила сама мысль о рисовании, не говоря уж о занятиях им.
Но он принял этот вызов ради ее сына. Видя это, Энн еще сильнее влюбилась в него. Как много нашлось бы мужчин, которые, даже женившись на ней, были бы готовы на нечто большее, чем просто терпеть ее незаконнорожденного сына?
– Нет, нет, – услышала она голос Сида. – Ты продолжаешь скользить кистью, словно рисуешь акварелью. Попытайся двигать запястьем, чтобы воспроизвести своеобразие этих волн. Слегка ударяй кистью.
– Я не могу сделать это, – раздраженно сказал Дэвид после очередной попытки. – Покажите мне.
И тут кое-что произошло или не произошло, – нечто, заставившее Энн похолодеть. Позже она так и не смогла понять, откуда внезапно ощутила, что Сиднем поднял свою правую руку, чтобы взять кисть, и только потом осознал, что руки больше нет.
Энн закрыла лицо руками и некоторое время дышала медленно и беззвучно, прежде чем рискнула снова посмотреть на мужа. Сиднем взял кисть в левую руку и склонился к холсту. Но рука дрожала, и было очевидно, что он не сможет показать Дэвиду то, что намеревался. Он издал тихий, невнятный стон, а затем наклонился вперед и взял конец кисти ртом, чтобы крепче удержать ее в кулаке. Он нанес несколько смелых мазков кистью по холсту и отодвинулся.
– Ах! – крикнул Дэвид. – Теперь я понимаю. Теперь я вижу. Это волны и они не плоские. Дайте мне попробовать.
Он выхватил кисточку из руки Сиднема и сделал несколько собственных мазков на холсте, а потом с триумфом посмотрел на Сиднема.
– Да, – Сид положил руку на плечо мальчика. – Да, Дэвид. Теперь ты понял это. Видишь разницу?
– Но ведь все это одного цвета, – сказал Дэвид, вновь обращая все свое внимание на холст. – У воды ведь разные оттенки.
– Точно, – согласился Сиднем. – И скоро ты обнаружишь, что можно добиться большего, смешивая масляные краски разных цветов и оттенков, чем это возможно в случае с акварелью. Давай я покажу.
Энн смотрела на них – на двух своих мужчин, которые склонили головы друг к другу, полностью поглощенные общим делом, и совершенно не обращали на нее внимания.
