Самый короткий путь (СИ) - "Elle D." (книги полностью .txt) 📗
Уилл стоял, затаив дыхание. Он только теперь заметил, что дверь, сквозь которую вышел
его провожатый, осталась чуть приоткрытой. Света сквозь щель не лилось, но похоже, что
следующая дверь в том помещении, что находилось за ней, была распахнута настежь, и
Уилл мог слышать каждое слово, сказанное находящимися в ней людьми – Фернаном
Риверте и королём Вальены Рикардо Четвёртым.
Что делать? Выйти к ним, дать знать, что он здесь? Но он уже и так услышал их
перепалку. Она велась ленивым, беззлобным, дружеским тоном – так подначивают друг
друга старые друзья, но Уилл инстинктивно почуял опасность, витавшую в воздухе
совсем близко. За те годы, что он провёл с Риверте, он не особенно много узнал о его
отношениях с королём Рикардо, а по правде – так и вообще ничего. Он знал лишь, что
граф относится к своему сюзерену с особенным, нежным чувством, как к непутёвому
младшему брату – хотя они были ровесниками – тот же попеременно одаряет своего
главнокомандующего то всеми мыслимыми милостями, то гневной опалой. Риверте
нечасто бывал в Сиане, король выезжал за её пределы ещё реже, и их общение сводилось
в основном к переписке, столь бурной, что она подозрительно походила на любовную.
Уилл, частенько сидевший за своими книгами в уголке кабинета Риверте, любил
наблюдать исподтишка за выражением, с которым граф читал письма короля: то с весёлой
улыбкой, насмешливо приподняв брови, и тогда он говорил: «Уильям, подайте-ка мне
чернил!» с таким задорным и лукавым видом, словно предвкушал забавнейшее
развлечение; а порой, читая эти письма, он был мрачен, угрюм, зол как сто чертей и
скрежетал зубами, швырял едва дочитанное письмо в корзину для ненужных бумаг с
такими изощрёнными проклятиями, что, услышь его король в этот миг, одним только
заточением в замке Журдан его милость граф Риверте на сей раз не отделался бы. Чем
дольше Уилл наблюдал за всем этим, тем больше ему казалось, что эти двое ведут какую-
то таинственную, им одним понятную игру, которая в равной степени забавляет их обоих,
давая им при этом нечто такое, в чём нуждаются они оба. И он не знал, где проходит
граница этой игры – в салонном разговоре, на пергаментных листах, на поле брани или,
может быть… может быть, где-то ещё.
Уилл почувствовал, что розовеет – одновременно от последней непрошенной мысли,
которую он уже столько лет упрямо гнал от себя, не давая ей оформиться и закрепиться –
или от того, что он продолжал стоять там и слушать разговор, явно не предназначенный
для его ушей. Ох, Риверте был всё-таки прав – подглядывать и подслушивать было его
застарелой и очень дурной привычкой, которая ему самому ни капли не нравилась.
– Фернан, я устал вести с тобой эти разговоры. Ты не убедишь меня, оставь уже попытки и
прекрати изматывать ими нас обоих. Я не стану нападать на Аленсию, это моё последнее
слово.
– Что ж, – голос Риверте звучал подчёркнуто небрежно, хотя в нём и веяло холодком, –
воля ваша, сир. Стало быть, Аленсию вы не получите.
– Получу. Не так быстро, но получу.
– Я бы сказал вам, сир, что княгиня Олана никогда не согласится на ваши условия, но это
запустит наш разговор по кругу в пятидесятый раз подряд, не так ли?
Король Рикардо протяжно застонал.
– Ты иногда бываешь надоедливей Аделаиды, когда ей захочется нового асмайского
иноходца ценой в полтора миллиона.
– Знаю, но именно за это вы и любите нас обоих. Мы оба всегда получаем от вас то, чего
добиваемся, и благодаря этому мир вокруг вас становится ещё краше.
– Давай я куплю тебе асмайского иноходца, и на этом покончим.
– У меня и так уже есть Асмай, а с ним и все его иноходцы, сир. Теперь я хочу Аленсию.
– Ты невыносим. Где мой пояс?
– Понятия не имею. Вероятно, там же, где мои подвязки. Поглядите под диваном… о, да
вот же они.
Уилл вздрогнул и невольно отшатнулся, не осознавая, что вскидывает ладонь к губам. Эти
последние фразы, сказанные тем же небрежным тоном, что и предшествующим им спор,
словно выдернули его из тумана зачарованности, в которой он слушал этот разговор. Было
очень сложно счесть эти фразы двусмысленными – Уилл, всегда обладавший живым
воображением, мгновенно представил себе те единственно возможные обстоятельства, в
которых король Вальены мог оказаться без пояса, а сир Риверте – без подвязок… Если
только они не играли в мяч. В королевских покоях, после пышного бала, в четыре часа
утра.
– Помоги мне закрепить перевязь.
– Сию минуту, сир, – сказал Риверте таким тоном, словно делал своему монарху
чрезвычайно любезное одолжение. Король хмыкнул.
– Когда ты станешь старым и дряхлым и уйдёшь на покой по состоянию здоровья, я
произведу тебя в свои камергеры.
– Смею надеяться, сир, до этого счастливого дня я не доживу.
У Уилла пылали щёки. Он был до того растерян, ошарашен и смущён, что не разобрал
последних шутливых фраз, которыми обменялись король и Риверте, и лишь смутно
подумал, что, кажется, давешний спор ни одного из них не огорчил слишком сильно.
Похоже, они уже достаточно давно его вели, чтобы привыкнуть к твёрдой
непоколебимости оппонента. Но этот спор Уилла уже не занимал – он только и мог теперь
думать, что о поясе короля, о перевязи короля, о подвязках Риверте, о руках Риверте, с
лёгким изяществом скользящих по плечам и спине короля Рикардо, по мускулистым
лопаткам, проверяя, надёжно ли закреплена перевязь, задевая кончиками пальцев бугорки
позвоночника…
Дверь, занавешенная тяжёлой гардиной, распахнулась, и в глаза Уиллу ударил свет – такой
яркий, что он ослеп на миг, прежде чем понял, что в руке у стоящего перед ним мужчины
всего лишь небольшой канделябр с двумя тонкими свечами в нём.
– Сир Норан, – улыбаясь, сказал император Вальены. – Простите, что заставил вас
дожидаться. Идёмте.
Не чуя под собой ног, не слыша ничего, кроме барабанного боя собственного сердца, и
видя только широкую королевскую спину, обтянутую пурпурным камзолом, Уилл шагнул
следом за королём в маленький тёмный будуар. За будуаром была гостиная, которую при
должной сноровке можно было использовать как спальню, благо широкий удобный диван,
занимавший почти половину всего пространства, вполне к этому располагал. Кроме
дивана, здесь были ещё стол с початой бутылкой вина и два кресла. Уилл остановился за
спинкой одного из них, с трудом удерживаясь от желания вцепиться в эту спинку обеими
руками.
Король Рикардо то ли заметил его невольный жест, то ли просто вдруг счёл уместным
оказать королевскую милость.
– Садитесь, сир Норан. К сожалению, я не могу даровать вам права сидеть в моём
присутствии официально – по древней вальенской традиции, этого права наши подданные
удостаиваются лишь за особые личные заслуги. Но я пригласил вас сюда нарочно, чтобы
мы могли побеседовать в неформальной обстановке, потому садитесь, не робейте.
– Только после вашего величества, – сказал Уилл. Во рту было сухо, но, к его облегчению,
голос прозвучал ровно и с достаточной учтивостью – что ни говори, сдержанное
хиллэсское воспитание порой оказывало ему добрую услугу.
– А. Да. Конечно, – король улыбнулся и опустился в кресло, стоявшее ближе к дивану, и
приглашающе кивнул Уиллу на другое, напротив себя.
Уилл сел так осторожно, словно всерьёз опасался запрятанной в сидении иглы с ядом.
Король Рикардо неотрывно следил за ним, откинувшись на спинку и непринуждённо
положив на подлокотники свои длинные гибкие руки. Он снял мантию, в которой Уилл
видел его в зале, и теперь казался мельче и ниже ростом. Однако спокойное, сдержанное
величие из его черт никуда не делось, и немыслимым образом оно казалось тем ощутимее,
