Ястреб и голубка - Хенли Вирджиния (книга жизни TXT) 📗
Рукояти были украшены одинаковыми золотыми фигурками дракона с рубинами вместо глаз, и Шейн пришел в восхищение: чтобы подобрать такой обдуманный, именно для него подходящий подарок, от Сабби наверняка потребовалось немало времени и хлопот.
И еще он возликовал, услышав, как ахнула от радостного изумления сама Сабби, когда он накинул ей на плечи подарок, который он придумал и заказал специально для нее. То был плащ-перевертыш из мехов, привезенных из Московии. Могло показаться, что плащ сшит из несравненного меха черных соболей; но если вывернуть его наизнанку, то становилось ясно, что он сплошь подбит горностаем. Сабби любовно погладила мех и подула на него, чтобы поглядеть, какой он густой и блестящий.
Конечно, плащ привел ее в восторг.
В глазах у нее вспыхнул зеленый огонь. Она взглянула на Шейна и поманила его к себе:
— Возьми меня… на соболях.
Она бросила мех поверх ковра перед камином, выскользнула из своего просторного шелкового ночного платья и опустилась на мех, жестом приглашая Шейна присоединиться к ней. У какого мужчины хватило бы сил, чтобы противиться соблазну, пению сирен — ее влекущему призыву?
…С трепетом обнаружила она, что на его левой груди, повыше сердца, появилась новая татуировка — маленькое изображение сабли.
С трепетом, но без удивления: как-то она проговорилась, что в детстве ее дразнили «Саблей», и он, очевидно, это запомнил.
— Ах, какое совпадение, — поддразнила она его. — Я тоже собираюсь сделать татуировку. На следующей неделе этим займусь.
Сначала я думала изобразить у себя на плече маленькую копию твоего дракона, но потом сообразила: о нет, это будет видно, когда на мне платье с большим вырезом. И вот что решила: картинка будет на таком месте, где ее никто не сможет увидеть, кроме тебя.
— Сабби, умоляю, скажи, что ты пошутила!
Она засмеялась и поцеловала его.
— Ты мне запрещаешь?
Он крепко прижался к ней губами, утверждая свое верховенство и власть над ней, и хрипло проговорил:
— Я не такой глупец. Если я запрещу… можно не сомневаться: в следующий раз, когда я потяну вниз твои панталончики, мне прямо в глаза оскалится дракон или дикая кошка!
— Может быть, какая-нибудь фраза окажется более уместной, чем картинка? — немилосердно продолжала она его терзать.
Он застонал:
— Это какая же фраза у тебя на уме, ведьма?
Она поколебалась, прикидывая, стоит ли рисковать, а потом произнесла:
— Метресса Черного Призрака.
Он оцепенел. Тут было уже не до любовных утех. Молчание становилось смертельно опасным. Наконец он жестко потребовал ответа:
— Откуда ты узнала?
— Я и не знала. Просто догадалась. Но теперь… теперь я знаю.
Он вскочил и угрожающе наклонился над ней:
— Ты сию же секунду скажешь мне в точности, откуда тебе это известно!
От него исходила нешуточная опасность;
Сабби видела, что он не остановится ни перед чем. Он едва держал себя в руках. Она подалась назад, не на шутку испуганная, но потом смело ответила:
— У тебя так много тайн. Я обязана разгадать хотя бы некоторые из них.
Она вызывающе рассмеялась:
— Знаю только я. Ты меня боишься? — ехидно уточнила она. — Да неужели могучий Бог Морей, любимец королевы, преступный Черный Призрак, боится женщины?
Его твердое тело снова вдавило ее в густой соболий мех. Он ворвался в нее с такой яростью, словно собирался насквозь пронзить ее своим орудием и заставить замолчать навсегда. Она видела, что он бросает ей вызов, но поклялась сама перед собой, что он найдет в ней достойного противника. Она не позволит ему довести ее до кульминации; она твердо решила, что последняя судорога сокрушит его раньше, чем ее. Она напрягла свои тугие створки, и он удвоил усилия. Казалось, ее тело сотворено специально ради того, чтобы принять его. Волны чувственного наслаждения накатывали на нее одна за другой, исторгая из ее груди слабые вскрики и стоны. Она не пыталась заглушить их, потому что знала, как действуют на него эти ее крики. Трижды он едва не утратил власть над собой, когда она шептала ему горячие, лишь им двоим понятные слова и удерживала его в сладостном плену сокровенной ловушки, побуждая его отдать ей эссенцию своей любви.
Он заставил ее ищущий язык отступить, слегка сжав зубами его кончик, и тут же послал в ответную атаку свой собственный язык, который вторгся в нее с таким же исступлением, какое буйствовало в другом средоточии его телесного порыва. Никогда, никогда еще желание не обуревало его с такой силой. Оно нарастало, подчиняя его себе, и дышать становилось все труднее. Сабби металась, откидывая голову то в одну сторону, то в другую, утопая в шелковистом собольем меху, но все же пол под ними оказался столь твердым ложем, что Шейн смог войти в нее глубже, чем это когда-либо удавалось. Его ласки сминали ее плоть, но она с радостью принимала эту боль-упоение, возносясь к таким высотам желания, о существовании которых и не догадывалась до сей поры. Она изгибалась дугой, выкрикивая «Шейн, Шейн», когда его беспощадный напор увлекал ее на грань экстаза.
Она собирала все силы, она боролась сама с собой, пытаясь отсрочить миг неминуемой капитуляции перед его неотразимым натиском, а потом и душа ее, и тело соединились в ощущении взрыва, который грянул внутри.
Вздрагивая, всхлипывая, она прильнула к нему и наконец лишилась чувств.
Осыпав поцелуями губы и сомкнутые веки Сабби, он вернул ее к жизни. Потом поднял ее с собольего плаща, перевернул его на другую сторону и сказал:
— А теперь я возьму тебя на белом горностае.
Глава 17
Уолсингэм работал как одержимый, добиваясь заключения двух договоров: с Францией и с новыми шотландским королем; он хотел обеспечить для Англии мир на этих двух фронтах, потому что он знал наверняка: война с Испанией неизбежна и может разразиться со дня на день. В конце концов ему удалось заставить королеву поверить, что испанская Непобедимая армада готова к нападению на Англию.
Елизавета приказала усилить прибрежные оборонительные сооружения и подготовить все корабли королевского флота. Лорд Говард Эффингем, командующий этого флота, умолял ее предоставить ему больше кораблей и не скупиться на припасы. Елизавета отказалась выдать из казны деньги на провиант и на жалованье матросам.
Испания располагала теперь лучшими в мире кораблями с грозным вооружением; имена этих великолепных кораблей были у всех на устах: «Андалузиан», «Бискай», «Сан-Фелипе» и «Сан-Хуан».
Эссекс, Дрейк и Девонпорт день за днем пытались убедить королеву начать войну. Шейну и Сабби почти не представлялось возможности побыть вместе. Корабли Хокхерстов доставляли в Лондон грузы из Марокко и Алжира; Шейн тайно переправлял оружие в Ирландию и строил вместе с Дрейком секретные планы рейда в Испанию. Тем временем Сабби держалась поближе к компании придворных дам, поскольку из Голландии вернулись Лестер и другие вельможи, и понеслась череда головокружительных увеселений, словно весь двор вознамерился напоследок нагуляться всласть, прежде чем разразится война.
В этом лихорадочном прожигании жизни тон задавала Елизавета, которую особенно раззадоривало присутствие в Лондоне ее главной соперницы Петиции. В Голландии Летиция, в качестве жены Лестера, завела свой собственный двор. Даже здесь, в Лондоне, она открыто наслаждалась своим положением.
Она любила выставлять себя напоказ, что не слишком-то подобало ее высокому сану. Путешествовала она всегда с бьющей в глаза пышностью и в сопровождении целой оравы всадников и ливрейных лакеев на запятках.
Когда леди Чандос планировала званые обеды и увеселения для королевы, Елизавета до самой последней минуты не сообщала, прибудет ли она, поскольку там могла появиться Летиция. В такие дни утренняя церемония облачения королевы бывала наиболее душераздирающей, поскольку она меняла свои решения по десять раз, а потом еще в течение дня ее величество многократно переодевалась, переходя каждый раз к все более блистательным нарядам.
