Свадебные колокола - Брокуэй Конни (книга регистрации TXT) 📗
— Нечестной? — удивился он, сдерживая смех. — А какой же ты себя чувствуешь?
— Нечестной, — хриплым голосом проговорила она.
— Дорогая, удивительная, беззащитная, гордая Эви, я не желторотый юнец, и хотя мой опыт отношений с прекрасным полом является более ограниченным, чем ты когда-то думала, я не являюсь девственником и не являлся таковым, когда пришел к тебе.
Она отчаянно покраснела и с удивлением заметила, как окрашивается темной бронзой и его кожа.
— Я не из тех мужчин, которых половое влечение заставляет забывать обо всем остальном. И хотя я был и всегда буду без ума от тебя, я все же мог бы уйти из твоей комнаты, задолго до того как мы достигли точки невозвращения, хотя испытал бы немалый дискомфорт и чувство вал бы себя несчастным.
Она молча смотрела на него, вслушиваясь в его слова, пытаясь найти в них скрытый смысл. Он заметил ее замешательство и снова пришел ей на помощь.
— Я, пытаюсь сказать, хотя у меня плохо получается, что, когда я занимался с тобой любовью, мысль о том, что я хочу жениться на тебе, полностью сформировалась и была принята и одобрена всем моим существом: телом, разумом, сердцем и душой. Но, признаюсь, я согрешил, Эви. Я хотел тебя так сильно, так отчаянно, что решил не говорить тебе, что люблю тебя, чтобы позволить тебе самой разобраться, испытываешь ли ты ко мне то же самое. Поэтому я, словно трус, стремился привязать тебя к себе. Именно поэтому я занимался с тобой любовью, не признавшись тебе в любви, не заявив о своих намерениях и надеясь, что ты окажешься рабой условностей и будешь чувствовать себя обязанной выйти за меня замуж. Не следовало мне быть таким самоуверенным.
Губы его сложились в кривую улыбку.
— Скажи, ты сможешь меня простить?
У нее перехватило дыхание, слезы стояли в глазах, и ей больше всего на свете хотелось ответить ему: «да! да!» и еще раз «да!». Но она привыкла не доверять мужчинам, и хотя ей очень хотелось верить Джастину и сердце требовало, чтобы она признала правдивость его слов, смятенный разум все еще сомневался.
— Почему ты любишь меня? — спросила она.
Он взглянул на нее. На ее прекрасную, словно фарфор, кожу, на ее темные, полуприкрытые веками глаза и массу спутанных шелковистых кудряшек, на ее узкие ступни, изящные предплечья, хрупкие ключицы, тонкие запястья и голубые кровеносные сосуды, просвечивающие сквозь кожу на груди. Он окинул взглядом разрушения вокруг, припомнил вырвавшееся у нее мучительное признание: «Какой прок от никчемной старой девы? Никакого. Она абсолютно никому не нужна», — и понял, что нашел ответ.
— Потому что я красивая? — тоном искусительницы спросила она.
— Разве внешность важна?
— Может быть.
— В таком случае — да, — просто заявил он. — Ты красива. Твоя красота сводит меня с ума и горячит кровь. — Она попробовала отвернуться, но он взял ее за подбородок и заставил смотреть в глаза, горевшие страстью. — Я вижу тебя, вижу линию твоей щеки и случайный жест — и мне хочется поцеловать тебя. Я прикасаюсь к твоей коже, и моя плоть напрягается от желания. Я целую твои губы и чувствую, как ты мне нужна.
У нее заалели щеки, и она опустила глаза. Он снова поднял ее подбородок.
— Но, Эви, — продолжал он, — даже если твои черты огрубеют, на коже появятся морщинки, а спина сгорбится от старости, я по-прежнему буду хотеть тебя. Ты мила моему сердцу и не только горячишь мне кровь, но согреваешь душу. Я хочу ощущать тебя в своих объятиях. Эстетическое наслаждение сердца превосходит чувственное наслаждение и подчиняется своим собственным понятиям о совершенстве.
Она судорожно повела плечами. Выражение его лица смягчилось, взгляд стал искренним и открытым, а прикосновение — почти благоговейным, и все же она дрожала.
— Да, я люблю тебя, Эви. И ты это знаешь.
Она действительно знала. Он не сказал ни слова о ее уме, о ее проницательности, о ее способностях или о компетентности — обо всех тех качествах, которыми она всю жизнь гордилась и которые всю жизнь совершенствовала, для того чтобы внести свой вклад в отношения — дружеские, товарищеские или, если будет на то Божья воля, любовные. Но нет. Он игнорировал все ее великолепные качества и говорил только о чем-то эфемерном, что, на ее взгляд, самб по себе вызывало подозрения — о красоте, которая, как он сам признавал, должна увянуть. Тем не менее она еще никогда не была так уверена в том, что он говорит правду, как тогда, когда услышала его слова: «Я люблю тебя».
— Остается ответить на единственный вопрос, — проговорил он спокойным, уверенным тоном. — Ты меня любишь, Эви?
Она не могла отрицать своего чувства. И не хотела, однако все еще боялась. Всю жизнь она защищала себя от возможной боли, а теперь вот лицом к лицу столкнулась с любовью, о которой и мечтать не смела. Но может быть, так и всегда бывает с настоящей любовью, подумала она с неожиданным прозрением.
— Да. О да, я люблю тебя. Думаю, что я полюбила тебя еще тогда, когда мне было пятнадцать лет.
Он плотно зажмурил глаза и осыпал поцелуями ее щеки, глаза, губы, а она отвечала ему с таким же самозабвением, словно в мире не существовало никого, кроме него.
Долгое время спустя, когда их поцелуи стали более спокойными и уверенными, она, чуть отстранившись, заглянула ему в лицо любящим взглядом и спросила:
— Мы действительно должны расстаться со шпионской деятельностью?
— Ну что ж, мистер Беверли, — прошептала Мэри, стоявшая возле застекленной двери, ведущей во внутренний дворик, — мне кажется, все удалось как нельзя лучше.
Беверли вытаращил глаза и пробормотал какие-то нелестные слова в адрес женщин, сующих нос не в свое дело. Мэри хихикнула и повернулась к горстке романтически настроенных зрителей, которые «случайно» оказались возле двери именно в тот момент, когда Джастин заключил Эвелину в страстные объятия.
— Вот видите, леди Бротон, нечего было тревожиться. Я большой знаток сердечных дел и с самого начала понимала, каков будет конечный результат. Они так похожи. Оба такие… — Она лихорадочно подыскивала подходящее слово.
— Необычные? — подсказала леди Бротон.
— Да, — радостно согласилась Мэри. — И рассеянные. Как прикажете жить двум таким наивным, милым и таким невинным созданиям в таком злом, грубом мире? Подумать только: вор на свадьбе! Я за них беспокоюсь. Кто-нибудь непременно воспользуется их наивностью!
— Ну, об этой парочке я не стал бы слишком тревожиться, — загадочно произнес лорд Стоу и, бросив на всех последний задумчивый взгляд, удалился.
