Свадебные колокола - Брокуэй Конни (книга регистрации TXT) 📗

Конни Брокуэй

Свадебные колокола

Пролог

В животе у юной Эвелины Каммингс-Уайт громко заурчало, и она с опаской взглянула на сладко спящую рядом сестрицу. Надо было что-то делать, потому что если урчание будет продолжаться, она, чего доброго, разбудит Верити. К сожалению, им с сестрой пришлось спать в одной кровати, потому что число гостей, которых родители пригласили в дом по случаю неофициального первого появления в свете Верити, превышало число спален. Верити должна выглядеть завтра наилучшим образом. Что же касается ее самой, то… темные круги под глазами, по правде говоря, не имели никакого значения.

Эвелина придвинула ближе к свету газовой лампы лист бумаги, который держала в руке, и прищурилась, подумав, не пора ли ей обзавестись очками. Написав «перевести Верити в мамину комнату» в конце длинного перечня, озаглавленного «Что надо сделать», она взглянула на другие пункты списка, как смотрят на давнишнего противника, с которым приходилось не раз вступать в поединок и выходить из него победительницей.

Многие девушки — не говоря уже о взрослых — пришли бы в ужас при виде столь длинного перечня дел и обязанностей, но только не юная леди Эвелина. В животе у нее снова заурчало, и Верити, что-то пробормотав во сне, перевернулась на другой бок, отчего ее золотистые локоны рассыпались по пухленькой розовой щечке. Эвелина отложила список и откинула одеяло, решив сходить на кухню и выпить хотя бы стакан молока, чтобы успокоить желудок. Протянув руку, она нащупала первый попавшийся халатик. Им оказался отделанный множеством оборочек пеньюар Верити. Натягивая его, она заметила свое отражение в большом зеркале и, помедлив мгновение, пересекла комнату, подойдя к нему поближе с любопытством и трепетом. Да, трепетом, потому что Эвелина Каммингс-Уайт лишь недавно обнаружила, что она некрасива.

Хмуро взглянув на себя, она увидела маленькую, как у ребенка, несформировавшуюся фигурку, утопающую в облаке кружев. Поскольку источник света находился позади, ее лицо оказалось в глубокой тени. И все же она смогла разглядеть свое треугольное личико, окруженное массой черных волос на такой тоненькой шее, что она, казалось, могла вот-вот сломаться под тяжестью головы. Глубокие впадины обозначали местоположение ее глаз, а широкая темная линия указывала, где находится рот.

Фигуру, спрятанную под шелковым пеньюаром, разглядеть не представлялось возможным, зато видны были узкие белые ножки. Из любопытства она подняла вверх рукава пеньюара и заметила, что запястья ее рук казались не многим уже, чем предплечья.

Она оттянула вниз ворот ночной сорочки. Та женщина сказала, что у нее «болезненная худоба», и, посмотрев на свою грудь, Эвелина не могла не согласиться с ней. Плоско. Только ключицы выпирали — острые, как лезвие ножа. Ей вспомнился подслушанный разговор. «Бедняжка, плоская, как доска, — шепнула своей приятельнице добродушная миссис Бернхардт, — настоящий уродец — черная и тонконогая».

Эвелина не поняла, что они говорят о ней. Она даже хотела оглянуться, чтобы своими глазами увидеть уродца, но тут услышала, как приятельница миссис Бернхардт ответила: «Меня удивляет, что сестры не похожи друг на друга. Верити такая хорошенькая, а младшая…» — Она сочувственно поцокала языком.

С тех пор она не раз слышала произнесенные шепотом высказывания о своей некрасивой внешности, так что в конце концов поняла, что они, должно быть, правы. Однако сама она не чувствовала себя уродливой! Ведь если состоятельна теория наследственности Грегора Менделя, то она должна выглядеть такой же миловидной, как ее мать и сестра.

Франческа, мать Эвелины, была не просто красавицей, но отличалась неземной красотой. И добротой. И мягким характером. Ее отец, Чарлз, наследник герцога Лалли, тоже обладал весьма приятной внешностью. Одно время его считали «завидным женихом», которому прежде чем жениться на Франческе удавалось в течение нескольких лет ускользать от брачных уз.

В надлежащее время она подарила мужу красивую дочурку. Чарлз был очарован и три года спустя готовился испытать снова такое же приятное потрясение, когда Франческа родила вторую дочь. Но увы, вторая дочь в отличие от розовой, покладистой Верити оказалась смуглой и упрямой.

Франческа, никогда особенно не задумывавшаяся своей красотой, не обращала внимания и на внешность Эвелины. А Чарлз, к которому любовь пришла поздно, сохранил большой запас нерастраченной любви и дарил его дочерям безоглядно. В семействе Уайтов не придавали чрезмерно большого значения красивой внешности или отсутствию таковой. Нельзя сказать, что Эвелина не замечала красоты Beрити — ей просто не приходило в голову сравнивать свою внешность с внешностью сестры. Или, если уж на то пошло, с внешностью любого другого человека. Ей и без того было чем заняться и о чем думать. Среди своих близких она слыла не «красавицей», но «интересной и очень способной молодой особой».

Отец сделал ее своим любимым собеседником. Ее пытливость стимулировала его мыслительный процесс, ее бесстрашие вызывало у него гордость, а умненькое некрасивое личико трогало его сердце, которое восхищалось таким чертовски приятным собеседником.

Эвелина делала все, чтобы сохранить любовь отца, свое место в его сердце и в семье вообще. Поскольку Чарлз никогда не умел планировать, она в совершенстве овладела искусством планирования, а поскольку ее родители и сестра имели весьма смутное представление о том, что такое экономика, Эвелина стала первоклассным экспертом в области экономики.

Таким образом, Эвелина, любимая матерью, обласканная доброй старшей сестрой и обожаемая отцом, достигла солидного пятнадцатилетнего возраста, оставаясь абсолютно равнодушной к недостаткам, касающимся ее внешности, которые она могла увидеть разве что в зеркале. Однако, глядя в зеркало, Эвелина никогда не считала себя безобразной.

Посмотрев вокруг и не зная, как справиться с посетившими ее новыми неприятными ощущениями, она увидела раскрытую Библию, которая лежала на прикроватном столике. Разве не говорится в Библии: «Если же правый глаз твой соблазняет тебя, вырви его»? Она, разумеется, не собирается заниматься членовредительством. Она просто уберет из комнаты все зеркала и, лишив себя возможности смотреться в них, сможет избежать искушения сравнивать свой облик с другими. Она не позволит себе поддаться чувству зависти или неловкости, считая их разрушительными чувствами. А кроме того, зачем тратить время и силы на то, чего невозможно исправить?

Такое практическое соображение приободрило Эвелину, и она, выйдя из спальни, направилась в кухню. Уже пройдя половину темного коридора, она услышала, как впереди открылась какая-то дверь, и остановилась. Высокая мужская фигура во фраке появилась из комнаты миссис Андерхилл.

Очевидно, мистер Андерхилл, несмотря на напряженное расписание дипломатических мероприятий, все-таки изыскал возможность присутствовать на празднике, устроенном ее родителями. Она вежливо подождала, пока он закроет за собой дверь, прежде чем заговорить с ним. Но он так резко повернулся, что чуть не сбил ее с ног.

Она охнула от неожиданности.

Сильные руки грубо схватили ее за предплечья.

— Прошу вас, — обратилась она, — если вы озабочены тем, чтобы я не упала, то можете отпустить меня, потому что я не упаду.

Где-то над ее головой кто-то резко втянул воздух.

— Кто, черт возьми, вы такая? — произнес глубокий мужской голос.

— Я Эвелина Каммингс-Уайт. Не будете ли вы любезны отпустить меня?

— Эвелина? — пробормотал он, ослабляя хватку. Она ждала. Взрослые, особенно аристократы, иногда бывают на редкость тупыми. — Младшая сестричка?

Эвелина, запрокинув голову, посмотрела на него.

— Да, мистер… — Эвелина не договорила, потому что, когда ее глаза привыкли к темноте, то увидела, что перед ней вовсе не мистер Андерхилл, а мистер Джастин Пауэлл!