Сияние любви - Джонс Тейлор (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
– Это произошло, когда ты был ребенком? – спросила Генриетта. – Все считают, что ты получил этот шрам в битве.
– Но так и было. – Брендан сделал серьезное лицо и продолжил: – Уилл был старше меня, но значительно мельче, к тому же он часто болел. Не было ни одной детской болезни, которой бы он не переболел, бедняга. Его... наша мать всегда его защищала, потому что волновалась, что из-за малейшего пустяка он может опять слечь в постель. Так что мы наслаждались своей свободой, зная, что продлится это недолго. В тот день мы остановились в лесу у ручья. – Брендан взглянул на ручей, и его взгляд затуманился воспоминаниями. – Берег был очень крутой и на несколько футов возвышался над каменистым пляжем. Мы сделали шпаги из дерева, эфесы сплели из травы. Казалось, мы провели там несколько часов, мастеря и затачивая их. Это было настоящее чудо, по крайней мере для нас. А потом мы начали великую битву, прямо там, на небольшой поляне у ручья. В пылу битвы не заметили, что Уилл дошел почти до самого края обрыва. Можешь представить себе мой ужас, когда я увидел, что брат вот-вот шагнет с обрыва и упадет на камни внизу. Все произошло слишком быстро, я имею в виду то, что я заметил, что Уилл вот-вот упадет. Я, отбросив свою шпагу, сделал выпад вперед и напоролся на его шпагу щекой.
– Совсем как Баклуорт, – заметила Генриетта. Брендан криво усмехнулся:
– Точно. Когда Уилл увидел, что он сделал, то начал терять сознание. Я обхватил его, и мы оба рухнули на землю. Мы лежали там какое-то время, все в крови и грязи, а потом стали истерично смеяться.
– Твои родители рассердились, когда увидели вас? – Брендан хмыкнул:
– Не то слово. Папа выпорол меня за то, что я подверг Уилла опасности. А затем меня послали на конюшню, чтобы грум зашил мне щеку.
– Грум? – ужаснулась Генриетта. Брендан рассмеялся:
– Поверь, ты бы предпочла, чтобы твоими ранами занимался Тимоти О'Грэди, чем старый пьяница, живущий в деревне, которого называли доктором. И посмотри, шрам очень аккуратный.
– Расскажи мне о своем детстве, – попросила Генриетта. Брендан убрал упавшую на лоб прядь.
– Это была странная смесь любви и ненависти. Я всегда чувствовал, что не такой, как Уилл. Разумеется, никто не говорил мне об этом, кроме матери Уилли и Пейшенс. Отец жутко злился, когда мать Уилла, выпив достаточно вина и набравшись храбрости, называла меня ублюдком. – Брендан произнес это слово так просто, как будто это была всего-навсего шутка.
– Очень жестоко со стороны твоей матери называть тебя так.
Брендан как-то странно улыбнулся и вопросительно посмотрел на Генриетту.
– А ты разве не знала, что я ублюдок?
– Тот факт, что с тобой временами бывает трудно, не даст ей никакого права так тебя называть, – уклончиво ответила Генриетта и положила руку Брендану на плечо. Она почувствовала твердь его мощных мускулов, его тепло.
– Нет, я хочу сказать, что я действительно ублюдок, – криво усмехнулся Брендан.
– Ты... незаконнорожденный?
– Ты не слышала эту жуткую сплетню? Моя мать была дочерью сапожника.
Генриетта молча покачала головой. Что там говорил Хорас о какой-то игре и графстве?
– Твой племянник сказал мне кое-что, – медленно произнесла Генриетта. – И твоя сестра Пейшенс тоже. Твоя сводная сестра, я хотела сказать.
Лицо Брендана приняло напряженное выражение.
– Что они сказали?
Генриетта сделал вид, что не заметила его неожиданно резкого тона. Убрав ладонь с его плеча, она села прямо и обхватила руками колени, словно хотела защититься от чего-то. Но от чего?
– Какие-то глупости. Ничего серьезного. Что-то про титул и наследство.
Лицо Брендана исказилось от боли. Он отвернулся и посмотрел куда-то вдаль невидящим взглядом.
– Это ничего, – проговорил он наконец холодным тоном. – Просто болтовня.
Было совершенно ясно, что Брендан что-то скрывает, но Генриетта боялась давить на него. Она видела, что он рассердился на что-то.
Помолчав, Брендан глубоко вдохнул и сказал уже более мягко:
– Генриетта, хотя мы и делили постель, но все же мало знаем друг о друге.
Генриетта с удивлением посмотрела на Брендана:
– Смею сказать, что мои родители знают друг о друге еще меньше, чем мы, а они прожили под одной крышей двадцать пять лет.
– Есть мужья и жены, – продолжил Брендан, – а есть родственные души.
– Родственные души? – переспросила Генриетта, в задумчивости покручивая жемчужную пуговку на своей перчатке. – А у родственных душ бывают секреты друг от друга?
Повисло напряженное молчание. Тихое журчание ручейка показалось Генриетте оглушающим грохотом, а от легкого прохладного ветерка у нее по коже пробегали мурашки. Брендан продолжал молчать. И вот как раз в тот момент, когда Генриетта уже больше не могла переносить это, он произнес:
– Ты моя родственная душа, обезьянка. А в уставе ничего не говорится о том, что нужно хранить секреты от людей столь близких...
– Ты не должен мне ничего рассказывать, ты...
– Я шпион, – добавил Брендан.
Генриетта затаила дыхание и уставилась на него. Брендан посмотрел ей в глаза. Его взгляд был ясным. Казалось, он испытывал облегчение от сделанного признания.
– В Индии меня посылали на разведывательные операции, это довольно опасная работа. Я встречался с жителями деревень и вождями. Я был во всех монастырях, храмах, притворяясь ученым.
– Но ты и есть ученый, – вставила Генриетта. Эти слова вырвались у нее сами собой. И лишь услышав их, она поняла, насколько они правдивы. Глубоко в душе Генриетта знала, что Брендан вовсе не такой тупой, каким все его считают. Он хорошо говорил, умел развеселить ее, а глаза его светились умом. А его книги... Теперь Генриетте было стыдно, что когда-то она думала по-другому. Брендан вопросительно посмотрел на нее:
– Поначалу я не был ученым. Но через год или два понял, какая великолепная возможность представилась мне. Я был первым европейцем в тех местах, куда меня посылал военные. Но я не мог никому рассказать, что я шпион, поэтому и начал писать под псевдонимом Феликса Блэкстона.
Генриетта слушала молча, чувствуя слабые угрызения совести.
– Мне жаль, что я отказывалась поверить, что ты Феликс, – смущенно пробормотала она. – Даже не понимаю, почему я так в этом упорствовала.
Брендан бросил в ручей маленький камушек. Тот, весело булькнув, упал в воду.
– Людям трудно вообразить такое, – пожал он плечами.
– Но почему? – не унималась Генриетта. – Почему человек, который так хорошо играет в разные игры... – Она заметила, что Брендан судорожно сглотнул, услышав слово «игра». – Разве мужчина, который так красив, не может быть исследователем и замечательным ученым в придачу? – Генриетта положила руку Брендану на колено. Он в изумлении посмотрел на нее. – Я думаю, ты замечательный, – прошептала она. – И я влюбилась в тебя.
Генриетта наклонила голову, закрыла глаза и поцеловала Брендана.
Наконец-то прижаться губами к его губам; почувствовать аромат его кожи – это такое блаженство. В объятиях Брендана Генриетта чувствовала себя самой счастливой. И не важно, что они сидели на сырой земле. Его объятия были лучше самой мягкой пуховой перины, биение его сердца казалось Генриетте прекраснее любой симфонии. Брендан вжал ее спиной в моx, и распростерся на ней. Онпроник языком в ее рот и поцеловал долгим и страстным поцелуем.
«Чтобы запомнить меня», – Генриетты в голове. Она отогнала эту мысль, y нее будет время до конца их дней. Они будут вместе.
Их языки переплелись, но этого казалось обоим мало. Генриетта хотела слиться с Бренданом в единоe и понять, каково это видеть мир его глазами. Она стянула с руки перчатку и нырнула ей ему под рубашку. Живот Брендана был упругим и покрыт мягкими волосами. Генриетта выгнулась и застонала, почувствовав его руку у себя под юбкой. Его прикосновение повергло ее в радостный трепет. Прикрыв глаза, Генриетта видела сквозь листву голубое небо.
Мысли путались в голове. Она чувствовала запах Брендана, смешанный со свежими запахами древесной коры и воды.
