Марианна в огненном венке. Книга 1 - Бенцони Жюльетта (полные книги .txt) 📗
Он поднял голову и теперь смотрел в небо, словно надеясь увидеть спускающегося вниз с распростертыми крыльями своего московского архангела. В то же время он приступил к панегирику Александру I, который, по всей видимости, был его любимым героем, к великой досаде Марианны, начавшей находить, что слишком много времени прошло бесцельно. Она не так уж много узнала из того, что хотела, а о судьбе Язона вообще еще не упоминалось…
Некоторое время она не мешала его излияниям, затем, когда он умолк, чтобы перевести дух, она поспешила подать голос:
— Какой необычайный человек! Однако, экселенц, я боюсь, что злоупотребляю вашим временем! Очевидно, уже очень поздно…
— Поздно? О нет… и затем, в нашем распоряжении вся ночь! Нет, не протестуйте! Скоро, возможно завтра, я тоже уеду, чтобы отвести царю собранные здесь полки. Этот вечер — последние сладостные моменты, которые я переживу перед долгой неизвестностью. Не лишайте меня их!
— Хорошо! Но вы, очевидно, забыли, экселенц, что я пришла сюда с надеждой на вашу милость?
Он сидел так близко к ней, что она ощутила дрожь его тела и решила отодвинуться. Она поняла, что, пожалуй, несколько грубо вернула его к реальности и он обижен. Но поскольку он, похоже, забыл о своем обещании, она решила не церемониться и не обращать внимания на его настроение.
— Милость? — угрюмо сказал он. — Что же это?
Ах да… Американский корсар! Шпион, без сомнения, и шпион на службе Бонапарта. В противном случае я не вижу, что могло привести его сюда.
— Шпион не воспользовался бы бригом такого тоннажа. Слишком неудачный способ проникнуть в чужую страну, экселенц. И до настоящего времени мистер Бофор занимался главным образом торговлей вином. Что касается службы у Бонапарта — избавь нас Бог от него, — заверяю вас, что об этом не может быть и речи! Еще не так давно он испытал прелести парижских тюрем… и даже Брестской каторги!..
Ришелье не ответил. Он встал и, скрестив руки на груди, стал ходить перед немного обеспокоенной Марианной. Решительно, этот человек был необычным. Действия его непредсказуемы, а внутренняя энергия, казалось, обладала склонностью мгновенно изливаться…
Вдруг, так же резко, как это умел делать сам Наполеон, он остановился перед молодой женщиной и бросил:
— Этот человек! Кто он вам? Ваш любовник?
Марианна глубоко вздохнула и постаралась сохранить спокойствие, видя, с каким вниманием он вглядывается в ее лицо. Он, видимо, надеялся на взрыв притворного негодования, к которому так часто прибегают влюбленные женщины и которое никого не обманывает. Марианна ловко избежала приготовленной ловушки и, откинувшись назад, тихо рассмеялась.
— Какое бедное у вас воображение, экселенц! Итак, по-вашему, существует только единственная категория мужчин, которым женщина может желать помочь выбраться из затруднительного положения?
— Конечно, нет! Но этот Бофор все-таки не брат вам. А вы предприняли долгое и опасное путешествие, чтобы просить за него.
— Долгое? Опасное? Пересечь Черное море? Полноте, господин герцог, будьте серьезны…
Марианна внезапно встала и, сразу став строгой, сухо заявила:
— Я знаю Язона Бофора очень давно, экселенц.
Впервые я увидела его у моей тетки в Селтон-Холле, где его сердечно принимали, как, впрочем, и во всей Англии. Он был в числе близких друзей принца Георга и для меня навсегда остался дорогим другом, я повторяю, другом юности!
— Другом юности? Вы можете поклясться?
Она ощутила в его голосе дрожь горькой ревности и поняла, что его необходимо убедить, если она хочет спасти Язона. Грациозно поведя прекрасными плечами, она игриво проворковала:
— Конечно, я клянусь! Однако, не желая вас обидеть, господин герцог, я не могу не сказать, что вы ведете себя, как ревнивый муж… а не как друг, новый, правда, но в котором я надеялась найти теплоту… понимание, даже нежность, принимая во внимание связывающие нас давние узы…
Тяжело дыша, он напряженно смотрел на нее, словно хотел что-то прочесть в глубине ее изумрудных глаз, бездонных и чарующих, как море. Затем Марианна постепенно почувствовала, как в нем что-то расслабилось, дрогнуло…
— Идем! — сказал он, взяв ее за руку и увлекая в дом.
Следуя за ним, она прошла маленький желтый салон, где чадили огарки, затем вымощенный черным мрамором коридор и оказалась в просторном, освещенном горевшей на бюро свечой рабочем кабинете, который с его тщательно задернутыми большими занавесями из синего бархата показался ей мрачным и душным, как гробница.
Не отпуская ее руку, герцог направился к столу, заваленному бумагами и папками из зеленого марокена.
Здесь он решился наконец отпустить молодую женщину. Затем, даже не присев, он достал из ящика стола большой лист гербовой бумаги с двуглавым орлом и уже напечатанным текстом, заполнил пустое место, добавил несколько слов и нервным росчерком подписал.
Марианне, с бьющимся сердцем заглядывавшей через его плечо, стало ясно, что это приказ об освобождении Язона и его товарищей. Однако, пока Ришелье нашел палочку воска и поднес ее к пламени свечи, ее блуждающий по столу взгляд задержался на полуоткрытом письме, в котором она едва разобрала несколько слов. Но они показались ей такими тревожными, что она с трудом удержалась, чтобы не протянуть руку к этому документу.
— Тем временем герцог поставил печать. Быстро пробежав текст, он протянул приказ молодой женщине.
— Вот! Вам достаточно только предъявить это коменданту крепости. Он немедленно освободит вашего друга детства и тех, кого арестовали вместе с ним…
Порозовев от радости, она взяла драгоценную бумагу и спрятала ее в невидимый карман, искусно скрытый в складках платья.
— Я бесконечно признательна вам, — пылко сказала она. — Но… могу ли я спросить, не предполагает ли этот приказ также и возвращение корабля?
Ришелье заметно напрягся и нахмурил брови.
— Корабль? Нет. Я глубоко огорчен, но я лишен возможности распоряжаться им. Отныне он принадлежит, по законам морской добычи, русскому флоту.
— Однако, экселенц, у вас нет никаких оснований нанести ущерб иностранному путешественнику, лишив его таким образом единственного средства к существованию. Что может делать моряк без корабля?
— Я не знаю, моя дорогая, но я уже проявил опасное великодушие, вернув свободу человеку, чья страна в настоящее время воюет с Англией, нашей союзницей. Я возвращаю Америке воина, это и так уже немало. Не просите, чтобы я вернул ей еще и военный корабль.
Этот бриг — отличная боевая единица. Наши моряки используют его лучшим образом…
— Ваши моряки? Действительно, господин герцог, возникает вопрос, осталось ли в вас хоть что-нибудь от француза? Если бы ваши предки могли услышать вас, они перевернулись бы в гробах.
Неспособная больше сдерживаться, она дала волю негодованию и выразилась с таким явным, таким ледяным презрением, что губернатор побледнел.
— Вы не имеете права говорить так! — закричал он пронзительным голосом, обязательным спутником гнева. — Россия — верный друг. Она приютила меня, когда Франция закрыла передо мной все двери, а в настоящий момент она собирает все силы для борьбы с узурпатором, с человеком, который для удовлетворения своего ненасытного честолюбия не поколебался предать Европу огню и мечу… Это ради освобождения Франции от ее мучителя она собирается пролить кровь.
— Чтобы освободить Францию, которая никогда не просила оказать ей подобную услугу. И если то, что говорят в городе, правда, вы, герцог де Ришелье, отправитесь завтра во главе иноплеменников…
— ..чтобы сразиться с Наполеоном! Да, я это сделаю! И с какой радостью!
Наступило короткое молчание, которое соперники использовали, чтобы перевести дыхание. Марианна с мечущими молнии глазами еле сдерживалась, но даже с риском для жизни она помешает этому человеку вступить в бой с ее соплеменниками, защищая царя.
— Вы хотите сразиться с ним? Хорошо! А вы подумали о том, что, сражаясь с ним, вы прольете кровь других людей, ваших братьев по крови, соотечественников, пэров Франции, наконец.
