Пламенный вихрь - Джойс Бренда (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗

Сторм на мгновение засмотрелась на его грудь, потом взяла себя в руки.

— Простите, — пробормотала она.

Он расстегнул пояс и принялся за застежку бриджей. У Сторм округлились глаза; она покраснела и выскочила из комнаты. Ей показалось, что он негромко рассмеялся, но она не была в этом уверена.

Ужин уже принесли, но приниматься за еду, не дожидаясь его, было бы невежливо. Сторм опустилась в обитое бархатом кресло и налила себе вина. Огромная гостиная была обставлена роскошно, но изящно. В ней стояли три дивана, кушетка, несколько кресел и секретер. Сосновый пол устилали восточные ковры. Вся мебель была покрыта гобеленовыми и шелковыми чехлами. Занавеси были из бархата. Комната напомнила ей о доме в Техасе — у нее был совершенно европейский вид.

Однако первый этаж выглядел по-испански — от выложенных красной плиткой полов до массивной мебели орехового дерева и сводчатых оштукатуренных потолков.

Внезапно Сторм пришло в голову, что сам Бретт француз, а его семья — испанцы. Даже фамилия у него была французская. От этой мысли она нахмурилась, потом поняла: наверное, его отец — француз, который женился на дочери хозяина гасиенды, испанке, единственной наследнице. Невозможно было не заметить сходство между Бреттом и его кузиной, хотя невысокий, круглощекий Эммануэль по внешности вовсе не годился им в родственники.

— Вы так задумчивы, — услышала она теплый, мягкий голос Бретта.

Возвращенная к реальности, Сторм взглянула на него: на нем был черный шелковый халат с красными отворотами, тело было влажным, и халат облеплял могучую грудь и бедра. Сторм смущенно заерзала.

— Проголодались? — спросил он, усаживаясь рядом с ней и наполняя сначала ее бокал, потом свой.

— Да, просто умираю от голода.

Она посмотрела ему в глаза. Когда он не сердился, они были такие нежные, глубокие, темно-карие с золотистыми крапинками, а вовсе не черные, уголки рта слегка поднимались кверху, — и Сторм почувствовала, как у нее ёкнуло сердце. Он подал ей бокал. Она потянулась к нему, и пеньюар распахнулся, выставляя напоказ глубокий вырез рубашки с кремовыми кружевами по краю. Взгляд Бретта, задержавшийся на столь великолепном зрелище, заметно прояснился. Сторм смутилась и запахнула пеньюар.

— Не пройти ли нам к столу? — спросил он вставая, сверкнув крепким, заросшим черными волосами бедром, и протянул ей руку. Поднимаясь, Сторм взяла ее, и он провел ее к столу, словно они были на званом обеде, выдвинул ей стул, потом уселся сам.

— Разрешите, — улыбнулся он, и наполнил ее тарелку.

Они ели молча. Сторм умирала от голода и не вдруг заметила, что он почти не ест. Она взглянула на него и сразу узнала голодное, нетерпеливое выражение его лица, ощутила пламя его взгляда. Ее всю охватил жар, и что-то внутри нее обмякло. Она опустила глаза и продолжала есть.

— Устали? — спросил Бретт. Он говорил негромко, мягко, но как-то слишком многозначительно.

Сторм подумала о единственной широченной кровати под пологом в соседней комнате, и сердце ее учащенно забилось. Она вспомнила ту ночь, когда он соблазнил ее. Но вместо злости ощутила пульсацию во всем теле, вспоминая немыслимые ощущения, которые он заставил ее пережить, и свою исступленную реакцию.

— Идемте спать, — вставая, сказал Бретт. Тон его было трудно определить, но Сторм не решалась на него взглянуть. Он обещал, что не дотронется до нее. Почему-то она знала, что он говорил искренно, и доверяла ему.

Она нерешительно прошла в спальню первой. Бретт чувствовал ее беспокойство, но теперь он уже не улыбался. Было очень трудно оказаться наедине с ней, полуодетой, и удержаться от того, чтобы не схватить ее, оглаживая все ее тело. Сейчас он не мог думать ни о чем, кроме своего желания, которое сводило его с ума. Она была такая зрелая, такая роскошная, с такой полной грудью с обтянутыми зеленым шелком твердыми сосками, — она просто завораживала его, не позволяя думать ни о чем другом. Он смотрел, как она скинула накидку, не глядя на него, и едва удержался, чтобы с шумом не вдохнуть. Шелк облекал каждый дюйм ее великолепной фигуры, обрисовывая высокую полную грудь, легкий изгиб живота, аппетитно выступающий зад и изящную линию ног. Потом она нырнула под одеяло и закрыла глаза, словно сразу уснула. Ему следовало бы улыбнуться, но он не смог.

Прежде чем пройти к своей стороне кровати, он потушил газовые светильники, чтобы она не смогла заметить его эрекцию и не насторожилась. Он улегся рядом с ней на спину, не касаясь ее. Он остро ощущал ее близость — всего лишь в шести дюймах от него, ощущал ее запах, жар ее тела.

Бретт тяжело вздохнул.

Через минуту он снова вздохнул, на этот раз громче, хотя был уверен, что она наверняка слышала первый вздох.

— Бретт?

Не отвечая, он повернулся на бок спиной к ней и снова вздохнул, словно страдающее, больное животное.

— Бретт? Что с вами? — мягким шепотом спросила она. Он ощутил прикосновение пряди шелковистых волос и понял, что она наклонилась к его спине.

— Все… в порядке, — хрипло ответил он.

Это многозначительное заявление она встретила молчанием. Потом кровать вздрогнула, когда она снова улеглась, и Бретт непроизвольно выругался вслух. Она тут же снова приподнялась на локте:

— Вы… вы хотите поговорить?

Он выждал несколько мгновений, словно ему было трудно говорить.

— Сторм…

Почувствовав на своем плече сначала легкое, потом более уверенное прикосновение ее ладони, он весь напрягся.

— Может, вам дать что-нибудь, чтобы быстрее уснуть? — предложила она, пожимая тугие мышцы его плеча.

— Сторм… эти воспоминания, — выговорил он. Ее рука замерла, потом снова сжала его плечо.

— Я понимаю, — прошептала она.

Он вздохнул и повернулся так, что его колено уперлось в ее прикрытые шелком бедра, а лицо оказалось в нескольких дюймах от ее мягкой груди. Ее рука замерла на его плече.

Набрав в грудь побольше воздуха, Бретт уткнулся лицом в великолепие ее роскошной груди. Боже, подумал он, еле сдерживаясь, чтобы не задрожать от желания.

— Обнимите меня, — прерывисто прошептал он, надеясь, что ему удастся изобразить человека, охваченного горем, а не острым желанием.

Не колеблясь, она крепче прижала его голову к своей груди, перебирая пальцами волнистые волосы. Бретт вздохнул, уткнувшись носом в шелк рубашки, прижавшись закрытыми глазами к обнаженной коже, и как бы случайно скользнул коленом вдоль ее бедра, между ног, сдвигая шелк выше. Она продолжала поглаживать его волосы.

Он повернул лицо, сдвигая шелк рубашки ниже, потом еще ниже одним таким же движением, пока не прижался щекой и губами к нежному, обнаженному полушарию. Было невероятно трудно удержаться и не поцеловать эту пухлую плоть. Он высвободил прижатую между ними ладонь и положил на ее талию, потом сдвинул ее вниз на изгиб бедра. Его расставленные пальцы почти обхватили ее ягодицу.

Последние дни Сторм чувственно воспринимала близость Бретта, хотя и пыталась не обращать на это внимание и старалась только сочувствовать его горю. Сейчас ее сердце бешено колотилось, груди покалывало, и лоно требовательно набухло. Она безотчетно подвинулась, отчего ее сосок, болезненно твердый и почему-то обнаженный, придвинулся ближе ко рту Бретта и уперся в его нос. Ее ягодица тоже сдвинулась, и его ладонь соскользнула по шелку, пока кончики пальцев не оказались в нескольких дюймах от ее треугольника.

Бретт со стоном приник губами к предложенной ему груди. Руки Сторм сразу же крепче сжали его голову, подталкивая ее ближе к тугому бутону. Он крепче обхватил ее ягодицу, то пожимая, то отпуская, и стал целовать нежную кожу под грудью.

— Красавица, моя красавица… — бормотал он.

Прикосновение его губ было пыткой. Сторм снова подвинулась, ища соском его рот, и ее колено задело обнаженную головку его набухшего фаллоса. Она ахнула, но сразу смолкла, когда он ухватил сосок ртом, снова и снова покусывая его, вызывая у нее непроизвольные стоны, а потом принялся сосать.