Роковая любовь - Бурден Франсуаза (книга жизни TXT) 📗
– И как же ты это осуществила? – решился он спросить.
Он не мог себе представить, как мать пробирается в контору и перебирает тысячи досье.
– Это было трудно, но у меня не было другого выхода. Дубликат ключей я заказала как-то в субботу вечером, когда отец пришел с работы. Связку я нашла в кармане его пиджака. Затем, через две недели, когда он отправился на охоту, я побывала в конторе. Умирая от страха, я потратила на поиски несколько часов, но, к счастью, на запечатанном конверте с завещанием стояло имя Робера Вильнёва, так что я не могла ошибиться. Дубликаты ключей я выбросила через некоторое время в Дордонь. А завещание отдала Жану.
– Гнусный негодяй...
Даже сегодня план сработал безупречно, Жан Вильнёв на законных основаниях получит нешуточное состояние своего дяди, и ничто не сможет этому помешать. Виктор спросил себя, что он будет делать, когда встретится лицом к лицу с Жаном в своем кабинете. Этот человек был вором, бесспорно, но при этом он доподлинно знал, что мать Виктора Казаля – убийца.
Витрина с оружием опустела. Три ружья, карабин и два револьвера перекочевали в спортивную сумку, которая сразу стала неподъемной.
– Ты уедешь прямо сейчас? – еле слышно спросила Бланш.
Исказившееся лицо матери должно было бы пробудить в нем жалость, однако Виктор испытывал только громадную усталость.
– Приготовь мне; пожалуйста, кофе, а я пока позвоню Максу, чтобы он помог мне донести. Машина далеко, мне пришлось оставить ее за пешеходной зоной.
Затем он пошел за ней в кухню, спрашивая себя, зачем он добровольно продолжает это испытание. Чтобы не оставлять мать одну? Но она отныне все время будет одна, Несмотря на все усилия и его, и Макса. И было ли у них желание постараться не оставлять ее наедине с собой?
Ожидая прихода брата, Виктор нехотя сел за стол. Бланш налила ему чашку душистой арабики, такой кофе умела приготовить только она одна.
– Виктор, а ты придешь навестить меня?
– Да, мама, конечно.
Он не раздумывал и не заставлял себя отвечать. Что бы она ни сотворила, она все равно была его матерью. Тот факт, что она очень сильно любила их отца, не делал из нее чудовища, во всяком случае, он ее такой не видел. Он безнадежно пытался сказать ей что-то, но любые слова казались незначительными и неуместными. Да и о чем он мог с ней поговорить после такого признания? Убийство Анеке не вызывало в ней ни малейшего угрызения совести, присутствовало лишь неприятное чувство по поводу похищения этого проклятого завещания. Что же касается Нильса, то она ненавидела его уже только за то, что он вопиюще был похож на шведку. А в целом она была хорошей матерью, пусть даже и признавалась, что муж значил для нее больше, чем дети.
Все его существо было пропитано горечью, в сердце саднила тупая боль. Он молча допил свой кофе. Что же он будет делать со всем, что узнал сегодня? Рассказать правду братьям казалось ему катастрофой. Максим на дух не переносил Жана Вильнёва как клиента и мог закатить бесполезный скандал, вскрывая шантаж, который хладнокровно применил этот человек. А стоит ли добивать Нильса, сообщив ему о существовании свидетеля? Выходит, он еще раньше мог узнать правду и отомстить за свою мать? Если бы тридцать лет назад Вильнёв заговорил, если бы у него не было личной заинтересованности в молчании, то Нильса воспитывала бы не Бланш. А кто же тогда?
Виктор попытался представить себе другое развитие этой истории. Вильнёв предупреждает жандармов, Бланш арестовывают и помещают в тюрьму. Отец остается один с тремя детьми и, без сомнения, заканчивает свою профессиональную карьеру. Полный крах. Все они спасены только благодаря шантажу этого никчемного человека. Что за чудовищный парадокс!
– Мама,– сказал он ласково,– на этой неделе я зайду к тебе пообедать.
Это не было пустым обещанием, и она поняла это, потому что на ее губах заиграла легкая улыбка.
Воспользовавшись моментом, Виктор встал из-за стола. Подхватив чемоданы, он спустил их на первый этаж как раз в тот момент, когда, наконец, появился Максим. Они вместе зашли за тяжелой сумкой с оружием и поцеловали мать, стараясь вести себя так, словно ровным счетом ничего не произошло, словно они поступали в этот день точно так же, как и в другие.
Тяжело нагруженные, они шли по улице Президьяль, а Бланш, застыв у окна на втором этаже, провожала их глазами. Когда-то она точно так же провожала их в школу. Ах, как быстро пролетели эти годы отсрочки! Три десятилетия, украденные у Марсьяля, в которых она смаковала каждую минутку. А сейчас, когда все было позади, что оставалось ей ждать от жизни? Жизни, в которой его больше не будет...
Ее охватила дрожь, и она отошла от окна. Весь Сарлат будет судачить, что же произошло у старых супругов Казаль. Вынужденный молчать, Марсьяль не скажет ничего. Впрочем, никто ничего не скажет. Максим и Виктор? Они слишком хорошо воспитаны, чтобы расспрашивать ее, слишком стыдливы и, скорее всего, слишком шокированы. Да, Виктор услышал ее откровения по поводу Жана Вильнёва, но ей уже нечего терять, а Вильнёв заслуживает все то презрение, которое выразит ему ее сын.
В конечном счете, она не обижалась на Виктора, что он покопался в Роке и восстановил ее историю. Единственное – он чуть-чуть с этим поторопился. Как ожидалось, это поместье должно было перейти к сыновьям только после смерти Марсьяля или ее собственной, и именно исходя из этой перспективы она не уничтожила все. Мысль, что однажды сыновья узнают, до какой степени она любила их отца, не была ей неприятной. Это преступление было ее единственным в жизни поступком, доказательством того, на что она оказалась способной, демонстрировало, что она отнюдь не была женщиной скромной, слабой, незначительной – короче, той идиоткой, которую все знали испокон веков.
Бедный Виктор... Как он, должно быть, клянет себя за излишнее любопытство! В тот день, когда Марсьяль намекнул на ту школьную тетрадку, найденную в шкафу, которую они простодушно приписали кому-то из прислуги, она была взволнована не на шутку. Тогда однажды вечером, воспользовавшись отсутствием Марсьяля, она отправилась в Рок. Всю дорогу она придумывала различные причины, которыми могла бы объяснить сыну свое вторжение. Но в поместье она с облегчением убедилась, что Виктора нет, что он отправился ужинать куда-то еще. Она поспешно отъехала от дома и поставила машину в перелеске. Дом она знала, как свои пять пальцев. То, что она искала, находилось на третьем этаже, куда она и поспешила. Разрезанный в лоскуты платок висел на спинке стула в той самой комнате на мансарде, которую она так хорошо помнила. Еще бы, она провела в ней за письмом столько ночей! Однако найти черный блокнот не удалось. Перед пустым шкафом она впервые запаниковала. Тщательные поиски в сундуках также ничего не дали, и она суетливо прошлась по другим комнатам, но тут подъехала машина и нарушила ночную тишину. Напрягая слух, она расслышала тихий разговор. Виктор был не один, и это оказалось ей на руку. Стараясь не шуметь, она вышла через кухню, не имея ни малейшего желания объяснять сыну свое присутствие. Когда она отошла уже на порядочное расстояние, то вспомнила, что не выключила свет на лестнице. Но не возвращаться же из-за этого назад!
Из своей ночной вылазки она принесла лишь платок от «Гермеса». Тот самый, оставшийся у нее в руке тридцать лет назад, когда шведка полетела вниз головой из окна. Падение, крик, стук тела, упавшего с высоты четвертого этажа. Сколько раз она вспоминала этот момент, дрожа от невинного ужаса. В приступе тошноты она поднесла руку ко рту и вдруг увидела зажатый в пальцах платок...
Бланш остановилась посреди гостиной и огляделась вокруг. Никогда больше Марсьяль не усядется на этом канапе. Никогда больше она не поговорит с ним, не подаст ему выпивку, не приготовит еду. Отсутствие мужа скоро превратится для нее в болезненное наваждение. И на этот раз никакого способа вернуть его назад не существует. Сорок один год брака, менее трех лет разлуки, и ничего на сегодняшний день. Время остановится для нее, как будто бы она овдовела.
