Князь Ночи - Бенцони Жюльетта (лучшие книги онлайн .TXT) 📗
Вот почему, когда через несколько минут маркиз появился на пороге, Гортензия вновь была тверда и спокойна. Записка, спрятанная за корсаж, придавала ей сил.
Уже достаточно знакомый с характером племянницы и ее выходками, господин де Лозарг поостерегся появляться в обличии ангела мщения, пришедшего за своей жертвой. Напротив, он вооружился улыбкой и обаянием, коего был не чужд. А если и упрекал ее, то лишь в том, что она отважилась на прогулку в столь позднее время по местам, ей неизвестным и к тому же опасным из-за причуд здешней погоды и сокрытых от глаз природных ловушек.
В залог грядущего мира он даже захватил две книги, чтобы развлечь заболевшую строптивицу. Они назывались «Урика» и «Эдуард» и четырьмя годами ранее наделали шума в светском обществе. Теперь же из-за смерти их автора, герцогини де Дюра, последовавшей в минувшем январе, были изданы большим тиражом, и о них заговорил весь Париж. Гортензия испытала живейшую радость, получив книги, о достоинствах которых ранее уже слышала, но не имела позволения их читать, поскольку на их страницах шла речь о любви людей с разным цветом кожи. При всем том она не ослабила бдительности, памятуя некую латинскую поговорку, призывавшую опасаться данайцев, дары приносящих. Она и впрямь не была способна, даже если бы захотела, питать к дяде хоть какое-то доверие.
Они не успели потолковать об ожидающих ее переменах: пришло время завтракать, и все отправились к столу. А так как мадемуазель де Комбер не терпела деловых разговоров во время еды, беседа вращалась вокруг последних светских новостей из Парижа, откуда Дофина выехала гораздо ранее кузена. Маркиз живописал, притом весьма красноречиво, каким горьким испытаниям подверглось честолюбие господина де Шатобриана, утратившего надежду получить портфель министра иностранных дел в правительстве Мартиньяка, и как знаменитый писатель все еще осаждает прекрасную мадам Рекамье. И все это в живой, приятной манере, с немалым остроумием, высветившим еще одну грань этого странного характера: способность быть именно таким сеньором, каковые некогда ценились в Трианоне среди очаровательного и несколько фривольного окружения Марии-Антуанетты.
Лишь когда все вернулись в салон, куда подали кофе, и Гортензия вновь устроилась на кушетке, тон разговора резко изменился. Сначала повисло напряженное молчание, и было вполне очевидно, что оно объясняется не только смакованием ароматного напитка. К примеру, мадемуазель де Комбер проглотила содержимое своей чашки без малейшей претензии на изящество и покинула салон, пробормотав несколько слов в свое оправдание, на которые Гортензия и маркиз совершенно не обратили внимания. И вот они остались одни лицом к лицу…
Снова воцарилось безмолвие, показавшееся беглянке нескончаемым. Теперь она чувствовала себя усталой от стольких сказанных всуе слов, и ей не терпелось перейти к предметам серьезным, однако маркиз не торопился. Смакуя вторую чашечку кофе, он поверх нее разглядывал свою племянницу. Наконец, убедившись, что ему более нечего ожидать ни от чашки, ни от пустого кофейника, он опустил хрупкий предмет на столик, удобнее устроился в кресле и мягко заговорил:
– В наш последний вечер я позволил себе разгорячиться больше, нежели то приличествует, и весьма желал бы, чтобы вы соблаговолили принять мои извинения. Вероятно, причиной тому долгое путешествие… Итак, мне бы хотелось, чтобы мы в более мирном духе продолжили ту беседу, которая завершилась столь прискорбно…
– Зачем же начинать все сначала? Мне, например, кажется, что мы уже все сказали друг другу… Вам придется простить меня, дядя, если я в чем-то задеваю ваши чувства, но я не могу добавить ничего, кроме того, что думаю. А мысли мои просты: я не горю желанием вступить в брак. По крайней мере так скоро…
– Я это все прекрасно понял. Но теперь ваша очередь уяснить себе: когда король отдает приказ, никто не вправе уклониться или хотя бы отсрочить его исполнение. А король приказал.
– Чтобы я вышла замуж за кузена?
– Разве вы не видели так же ясно, как я, документ, где выражена его воля? Эта женитьба – дело решенное в слишком высоких сферах, чтобы вам было позволено малейшее сопротивление.
– Вы уже беседовали с Этьеном?
– Конечно. И чтобы быть совершенно честным, признаюсь, что он также изо всех сил противился этому плану, что, впрочем, не застало меня врасплох. Однако… я сумел найти доводы, способные его убедить, и теперь он совершенно готов сделать вас своей супругой…
– Какие доводы?
Маркиз встал и сделал несколько шагов по салону, выбирая позу, позволяющую ему возвышаться над лежащей на кушетке собеседницей.
– Вам незачем это знать. Между отцом и сыном существуют такие области согласия, которые для вас совершенно недоступны. Теперь мне осталось уговорить вас одну!..
– Боюсь, что это будет не так легко.
На какое-то время маркиз перестал медленно прохаживаться и воззрился на племянницу с полуулыбкой, в которой явственно сквозила ирония.
– Не стоит заблуждаться на сей счет, моя драгоценная Гортензия. Я делаю огромную уступку вам и тому, что вы принадлежите к нежному полу, подыскивая доводы, способные смягчить строгость выражений королевского приказа, однако…
– Однако?..
– Однако они совершенно не являются необходимыми для завершения нашего дела.
– А это значит… что вы намереваетесь обойтись без моего согласия?
Тон беседы становился все более резким. Клинки уже скрестились, но, по сути, Гортензия сражалась лишь для спасения чести и самолюбия, ибо знала, что схватка заранее проиграна. Действительно, торжествующая усмешка маркиза становилась все откровеннее, в то время как его голос делался на удивление все более мягким, любезным, почти радостным:
– Выражение «намереваетесь» неточно, дитя мое. Я уже решился исполнить именно то, чего ждет от меня король. Не далее как завтра я отправлюсь в Сен-Флур, чтобы встретиться там с мэром и епископом. Ваша свадьба состоится в Иванов день в тамошнем соборе. Потом мы завершим церемонию торжественным обедом в старинном замке Лозаргов, принадлежащем моему кузену, который мне его по сему славному случаю предоставит в распоряжение, дабы придать празднеству больший блеск, чем это возможно в нашем собственном замке.
– Мне показалось, что вы собирались задать бал в своем доме, – язвительно заметила Гортензия.
– Бал и будет иметь место, но в нашей древней резиденции. Здешний замок никак нельзя привести в порядок за два месяца.
Лицо маркиза лучилось тщеславием. Теперь он, без сомнения, предвкушал роскошь торжеств, которым собирался ослепить кантальскую столицу. После десятилетий добровольного прозябания в тени, почти в нищете, Лозарги вновь выйдут на первые роли и заблистают на великой мировой сцене…
Какое-то время Гортензия разглядывала его, одновременно забавляясь и печалясь видом этого иллюзорного сияния, которое запечатлелось на лице человека, чудесным образом обласканного фортуной. А затем ее ясный спокойный голос положил предел его энтузиазму, отрубив, как топором палача:
– Если вы действительно желаете, чтобы этот брак случился, вы избавите меня от подобных церемоний.
– Что вы хотите сказать?
– Что я согласна выйти замуж за Этьена, коль скоро, по всей видимости, нет средства избежать этого. Но я не желаю служить посмешищем Сен-Флура. Чтобы между нами не было недомолвок, я ставлю два условия, соблюдение которых необходимо для моего согласия.
Маркиз даже вскрикнул от удивления.
– Условия? Я вообще-то не вижу, как вы можете их ставить? От вас ждут согласия, хотя и это лишь пустая формальность.
– О, сейчас увидите! Если вам надо, чтобы я стала графиней де Лозарг, то это случится в часовне замка, в присутствии всех людей, живущих в окрестностях – в замке и в деревне, как это всегда делалось в наших семьях. Я хочу быть обвенчанной в часовне Святого Христофора, чтобы это стало знаменательным днем для всех окрестных жителей, которые вновь обретут доступ в святую обитель, что им так дорога… По крайней мере тогда найдется много счастливых людей, хоть я и не буду из их числа. Что касается моего второго условия…
