Серебряный лебедь - Лампитт Дина (хороший книги онлайн бесплатно txt) 📗
— Гиацинт, — сказала она, — я дала себе клятву, что больше никогда не заговорю с вами.
— Я знаю, — ответил он, не поднимая глаз.
— Но если Сибелла умрет, это будет на вашей совести.
— Что вы хотите сказать? — в гневе спросил он.
Но она промолчала и тихо вышла из комнаты. Доктор Смелли пришел в ярость. Он был так зол, что поднялся и вышел вслед за ней в коридор.
— Мисс, вы всегда обсуждаете личные проблемы в присутствии больных и умирающих? — поинтересовался он.
Мелиор Мэри подняла на него свои прекрасные глаза и ответила:
— Доктор, бушующая стихия не выбирает места.
Но он стоял на своем:
— Разве у вас нет никаких чувств к вашей умирающей сестре?
Мелиор Мэри в упор посмотрела на него.
— Когда-то она действительно была моей сестрой, но отреклась от меня. Я ее любила, а она меня обманывала.
— И у вас нет милосердия, чтобы простить ее сейчас?
— Иногда я думаю, что прощение у постели умирающих придумано для слабоумных и суеверных. Я не могу простить ей то, что она сделала, потому что под угрозу было поставлено будущее замка Саттон. А это для меня невыносимо.
— Вы бессердечны, — проговорил доктор. — Маленькая жестокая змея!
— Возможно, — мягко ответила она.
Но к утру и у Сибеллы, и у Гарнета кризис миновал. Казалось, что именно Гиацинт вернул ее к жизни. А в ребенка в присутствии его настоящего отца будто бы входила какая-то необъяснимая сила. И было действительно чудом, что наступающий день бросил розовые блики не только на просыпающееся небо, но и на щеки Сибеллы и ее спящего сына. Поднимаясь с колен, Гиацинт повернулся к доктору.
— Она вне опасности?
— Это покажут следующие двадцать четыре часа, то же самое я могу сказать и про ребенка. Но в том, что вы отвели ее от края пропасти, нет сомнения.
— Тогда я пойду. Сейчас должно быть многое сказано и многое сделано.
Мэтью Бенистер вышел из комнаты, потом из замка и вернулся в конюшни. Все вокруг казалось большим стеклянным шаром, таким же чистым и прекрасным, как то место, где встречаются небо и земля, омытые солнечными лучами. Но он ничего этого не замечал, направляясь к тому стойлу, которое сейчас пустовало, ожидая возвращения Фидл и ее всадницы.
Джозеф не мог понять, почему из комнаты больной он вернулся к себе, вместо того чтобы пойти к священнику и молиться вместе с Джоном и Елизаветой. В комнате, с ног до головы одетый во все белое, стоял, ожидая его, Черномазый. При том скорбном настроении, которое царило во всем доме, вид такого нарядного слуги просто шокировал, и Джозеф впервые за многие годы в гневе повысил голос:
— Зачем ты так вырядился, черт тебя возьми? Сибелла вот-вот умрет, так неужели в тебе нет уважения к ней, чтобы одеться в черное?
Но выражение лица Черномазого было уверенным.
— Хозяин, в доме бродят злые духи. Они летают здесь даже в этот момент, они хотят забрать души вашей жены и вашего сына. Но вы, наверное, не знаете? Они боятся света. Они испугались меня, когда я надел белые одежды и сказал: «С вами покончено, старые духи! Я не печален. Смотрите, я надел свой лучший наряд и собираюсь праздновать рождение моего нового маленького хозяина. Вы пришли совсем не туда, куда надо. Уходите отсюда быстрее — здесь никто не умирает». Вот так, мастер Джозеф. Я прошу и вас принарядиться и пройтись со мной по дому — пусть они видят, что у нас все в порядке.
Джозеф устало покачал головой.
— Не могу. Я же теряю ее, и Гарнета тоже.
— Вы так его назвали? Гарнетом?
— Священник приобщил его к церкви, потому что он слишком крошечный и, возможно, не выживет. А Гарнет — семейное имя.
— Мастер, перестаньте, пожалуйста. — Лицо Черномазого приобрело властное выражение. — Посмотрите, посмотрите скорее, что я для него приготовил… — И он положил на руку Джозефа вырезанную из дерева обезьянку довольно отталкивающего вида.
— Это не обычная обезьяна, мастер. Эта обезьяна — бог. Если она однажды защитит Гарнета, он уже никогда не окажется в опасности. Ну же, мастер Джозеф, наденьте свой лучший щегольской наряд и отведите меня к вашему сыну.
Джозеф так устал и чувствовал себя настолько несчастным, что ему легче было подчиниться своему рабу, чем спорить с ним. Поэтому через полчаса он, одевшись в мерцающий золотом костюм, прикрепив к воротнику огромный сапфир и повесив на пояс кинжал с рукояткой, тоже украшенной сапфирами, позволил ввести себя в Большую Залу.
Камин здесь горел всю ночь, и в зале было тепло и уютно, несмотря на трагические события этого утра.
— Оставайся там, где ты есть, — приказал негр чему-то, что присутствовало в комнате. — Не бойтесь, мастер Джозеф. Сейчас я схожу наверх и принесу малыша, а вы подождите здесь.
И Черномазый ушел, слившись с темнотой, и только на секунду его белая одежда мелькнула на галерее перед тем, как он совсем скрылся из виду.
В полутемной конюшне Гиацинт, услышав цоканье копыт по двору, понял, что Мелиор Мэри вернулась с утренней прогулки, и съежился в своем укрытии. В его жизни наступил момент, когда все зависело от злого рока, все было подвластно ему. И Мэтью ничего не мог с этим поделать, он сам походил на загнанного зверя, который царапается и рычит, готовый убить или быть убитым. Он больше не мог и не хотел быть игрушкой судьбы.
Послышались ее легкие быстрые шаги и снова стук копыт, и едва он успел затаить дыхание, как калитка резко распахнулась, и Мелиор Мэри вошла внутрь, ведя за собой лошадь. И тогда Гиацинт вышел из своего убежища и крепко схватил ее за руку.
— Вы отвратительны и ничтожны, — бросил он, не давая ей времени даже открыть рот. — попрали все человеческое! Вы оставили умирающую сестру и поехали кататься верхом! Мелиор Мэри Уэстон, мне стыдно, что я когда-то любил вас!
Ее огромные глаза стали еще больше, и она закричала:
— Отпустите меня сию же минуту! Вы сами все попрали и всем пренебрегли! Здесь, в этих конюшнях, вы предали меня с моей так называемой сестрой. Я видела всю эту грязь. Вы ничего не знаете о преданности и добре.
— Да как вы смеете?! То, что произошло между Сибеллой и мной, было совершено в порыве безумия. Это никогда не может повториться.
Мелиор Мэри засмеялась ему в лицо, но он так сильно встряхнул ее, даже приподнял над землей, что у нее захватило дух.
— Вы смеетесь? О, как мало вы знаете о жизни! Как мало доброты в вашем жестоком сердце, скрытом под маской красоты. Но меня вам не провести… Теперь я понял, какая вы безжалостная гадина.
В ответ она взмахнула в воздухе хлыстом. У Мэтью в руках тоже был кнут, и он, только желая выбить хлыст из ее рук, щелкнул своим кнутом и попал ей по щеке. Тоненькая струйка крови потекла по мягкой коже на серебристые волосы.
— Я никогда не думал, что смогу поднять на вас руку, но теперь готов убить вас! Вам никогда не приходила в голову мысль о прощении? Почему вы, люди высшего сословия, считаете себя вправе действовать как судья и присяжные в одном лице? Кто вы такая, чтобы выносить приговор?
— Но вы же знали, что должны быть неприступны и тверды ради Саттона!
— Будь проклят Саттон вместе со всеми вашими дурацкими и безумными идеями! Только ради вашего каприза именно я должен был стать вашим мужем. Вы могли бы сделать прекрасную партию, выйти замуж за дворянина, и все равно ваш чертов замок и все поместье остались бы при вас.
Она обожгла его злобным взглядом.
— Вы можете говорить плохо обо мне, можете проклинать весь мир, но оставьте в покое замок! Вы же знаете, что я готова утопиться в ведре с водой даже ради одного-единственного кирпичика.
Мэтью схватил ее за подбородок и притянул ее лицо к своему.
— Тогда слушайте. Я ненавижу его. Саттон сломал, разрушил меня. Я пришел сюда с самыми радужными надеждами на будущее, а этот дом встретил меня молчанием. И еще, в дополнение ко всем моим несчастьям, я влюбился в вас, более того, стал боготворить вас, ценить вас, лелеять вас и ото всех оберегать. А вы втоптали меня в грязь, вы бесчувственная, безнравственная, злобная тварь! Я бы до смерти избил вас!