Искушения Парижа (Девственница в Париже; Ах, Париж!) - Картленд Барбара (бесплатные полные книги .TXT) 📗
— Что значит «реальных денег»? — спросила Гардения. — Вы принимали что-то другое, какие-нибудь ценные вещи?
Герцогиня колебалась.
— Шиншилловую накидку! — воскликнула Гардения. — Правильно? Ее подарил вам барон?
— Нет, не барон, — поспешно ответила герцогиня. — У него не так много денег, чтобы делать мне столь роскошные подарки.
— Значит, правительство Германии, — догадалась Гардения. — О, тетя Лили, как вы могли принять этот презент?
— Генрих сказал, что я должна это сделать, — призналась герцогиня. — В противном случае меня не правильно бы поняли, это показалось бы странным, более того, бросило бы тень на него.
— Но, приняв этот подарок, вы автоматически стали частью преступной программы Германии, настоящим шпионом.
Разве вы не понимали этого раньше?
— Тогда я не думала, что Сюрте обо всем узнает; — сказала герцогиня. — Генрих утверждал, что наша деятельность ни для кого не имеет особого значения.
— И вы в это верили? — спросила Гардения. — Наверняка рассказ Пьера Гозлина показался полицейским весьма и весьма значительным.
— Боюсь, что так, — произнесла герцогиня жалобным голосом. — Я всегда ненавидела этого Гозлина, один его вид вызывал во мне отвращение. Но Генрих просил, чтобы я относилась к нему по-хорошему. Разве я могла сказать «нет»?
— Этот Гозлин был очень увлечен вами, не так ли? — тихо произнесла Гардения.
Герцогиня резко повернула голову. Ее рука дрогнула, бокал с бренди с шумом упал на пол и разбился.
— Давай не будем продолжать этот разговор! — крикнула она почти истерично. — Я не переносила этого Гозлина, но не могла отказать Генриху в чем бы то ни было, понимаешь?
— Не волнуйтесь так, тетя Лили. Нам действительно лучше не продолжать этот разговор.
Гардения убрала с пола осколки разбившегося бокала и принесла тете стакан из небольшой уборной, соединявшей их купе.
Было раннее утро, а герцогиня все продолжала делиться с племянницей воспоминаниями о прошлом. Она рассказала ей и о великом князе из России, когда-то безумно в нее влюбившемся. Он обещал подарить ей замок и столь шикарные драгоценности, которых не имеют европейские королевы, при условии, что она станет его любовницей. Он ей нравился, и они могли бы дать друг другу немало радости. Но благородное воспитание представительницы среднего класса английского общества не позволило ей принять его предложение.
— Я мечтала не о бриллиантовом ожерелье на шее, а об обручальном кольце на пальце, — сказала она. — Поэтому и ответила великому князю отказом, а герцога заставила на себе жениться.
— Но ведь ожерелья у вас тоже были, — заметила Гардения.
— Все они — ничто по сравнению с тем, что мог бы мне подарить этот русский. О, Гардения, мне невыносимо думать о том, что мои изумрудные и сапфировые украшения не со мной!
— Сейчас главное для нас — это остаться на свободе, — ответила Гардения.
Она и раньше сознавала, что герцогиня должна исчезнуть из Франции, а теперь, после того, как та открыла ей душу и поведала о своих тайнах, поняла, что если тетю Лили не рас стреляют как изменницу, то по крайней мере засадят в тюрьму на долгие годы, возможно, навсегда.
Сама же герцогиня вряд ли сознавала, что находится в крайне опасной ситуации. Она вновь и вновь заговаривала про барона, и при этом ее голос становился мягким и нежным.
— Я напишу Генриху письмо, как только приеду в Монте-Карло, — заявила она твердо. — Он приедет, и, быть может, мы устроим себе маленькие романтические каникулы. И спокойно обсудим, как нам быть.
— Думаете, барон найдет способ выйти из создавшегося положения? — спросила Гардения.
— Генрих умеет справляться с любыми трудностями! — не терпящим возражения тоном провозгласила герцогиня. — Жаль, что ему пришлось уехать из Парижа. Он так любит этот город!
Интересно, что наболтал про нас этот мерзавец Гозлин? Наверное, барона признают виновным…
— Не сомневаюсь в этом, — ответила Гардения, с трудом подавляя в себе порыв высказать свое мнение о бароне.
Герцогиня заснула, когда на горизонте уже забрезжил рассвет. Бутылка из-под бренди была пуста.
Гардения осторожно поднялась на ноги, выключила свет, перешла в свое купе и легла в постель. Но заснуть так и не смогла. Пролежала с открытыми глазами, напряженно размышляя о том, что с ними будет, если герцогиню арестуют и их вернут обратно в Париж.
— Я не оставлю тетю, что бы ни случилось, — прошептала она, обращаясь к тишине. — Буду поддерживать ее, как только смогу. Точно так же поступили бы мама и папа.
Когда небо посветлело и начало всходить солнце, она поднялась с койки, оделась и выглянула в соседнее купе. Герцогиня спала.
Гардения знала, что наиболее опасный момент настанет для них, когда они достигнут Ниццы. Там поезд должен был стоять не меньше четверти часа, там их вполне могли арестовать…
Проводник принес ей кофе.
— Если желаете, можете пройти в соседний вагон и позавтракать, Ma'm'selle, — сказал он.
— Нет, спасибо, — ответила Гардения.
Она чувствовала, что любая еда застрянет у нее в горле, и знала наверняка, что после столь огромного количества выпитого спиртного тетя тоже не пожелает ничего есть.
— Когда мы прибудем в Ниццу? — спросила она.
— Через полчаса, Ma'm'selle, — сообщил проводник и удалился.
Гардения прошла в купе герцогини и разбудила ее.
— У меня раскалывается голова, — простонала та и лишь потом открыла глаза. — Где мы? Куда мы едем? — спросила она испуганно.
— В Монте-Карло, тетя Лили. Вы не помните? — ответила Гардения.
— Ах да! Я все помню. — Веки герцогини вновь опустились. — Только бы с Генрихом все было нормально.
В ее несессере Гардения нашла таблетки, которые Ивонн, к счастью, не забыла упаковать. С их помощью через десять минут герцогиня пришла в себя.
Поднявшись с постели и взглянув на себя в зеркало, она ужаснулась. И принялась наводить красоту — красить губы и ресницы, мазать лицо кремами.
В Ниццу поезд прибыл без опоздания. Гардения сидела в своем купе и боялась шелохнуться. С платформы до нее доносился типичный для всех вокзалов шум, по коридору туда и сюда заходили люди, кто-то звал носильщиков. Прошло пять минут, и жуткое напряжение, в котором пребывала Гардения, начало постепенно спадать.
Если бы тетю планировали ссадить здесь с поезда, думала она, то полиция приехала бы на вокзал еще до его прибытия.
Когда пятнадцать минут истекли и поезд тронулся с места, Гардения глубоко вздохнула, медленно поднялась с койки и раздвинула шторы на окне.
Картина, открывшаяся ее взору, очаровывала невиданной красотой. Ярко светило солнце, а море было настолько синим, что захватывало дух. Мимо проплывали виллы с садами, полными бугенвиллий, апельсиновые и лимонные сады, у берега плескались детишки, а чуть дальше по водной глади плавно скользили лодочки с белоснежными парусами.
Гардения перешла в купе тети и воскликнула:
— Никогда не думала, что Ницца настолько прекрасна!
Герцогиня не ответила. Заговорила лишь тогда, когда покончила с приведением лица в порядок.
— Выгляжу я, конечно, как ведьма, — пробормотала она. — Но сейчас для нас важно лишь одно: чтобы люди в Монте-Карло ничего не узнали о нашей беде. Будь осторожна, Гардения, никому не рассказывай, почему мы уехали из Парижа.
— Конечно, тетя Лили, — ответила Гардения. — Об этом можете не беспокоиться.
— Я никогда не появлялась в Монте-Карло в это время года.
Сезон заканчивается. Надо что-то придумать, чтобы объяснить окружающим наш приезд. — Она помолчала. — Сделаем вид, будто я только что оправилась после какого-нибудь недуга… Нет!
О моей болезни всем бы было известно. Лучше скажем, что недавно переболела ты. Да, этот вариант мне нравится!
Гардения хотела спросить, настолько ли это важно, но промолчала, подумав, что тете будет полезно пытаться вести себя как ни в чем не бывало.
Рано или поздно люди все равно узнают о случившемся, подумала она с содроганием. А может, и не узнают. Ведь речь идет о деле государственной важности, не исключено, что его не станут предавать огласке. Со временем о Пьере Гозлине забудут. А тете уже никогда не вернуться во Францию.
