Царица Шаммурамат. Полёт голубки (СИ) - Львофф Юлия (читаем книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Каданор показывал Ану-син великолепные дома в кварталах местной знати, а пониже — тесные кварталы бедноты, с узкими кривыми улочками, мелкими лавочками, множеством кабачков и разного рода притонов. Он показал ей внушительную стену и башни, охранявшие Сиппар, блиставшие под луной громады ступенчатых храмов — зиккуратов, плотный овал всего города, стянутого поясом стен и омываемого реками-близнецами — Великой и Быстрой.
Ану-син и Каданор сидели рядом, касаясь друг друга; они были заворожены и луной, и суровой красотой древнего города, и этой нечаянной близостью друг друга. Блуждая по шершавому покрытию крыши, руки юноши и девушки тянулись всё ближе друг к другу, пока, наконец, их пальцы, встретясь, сначала робко, а потом крепко переплелись. Оба замерли точно в оцепенении.
Казалось, пролетели годы — так глубоко ушли корни этой долгожданной и наконец наступившей близости. У Ану-син перехватило дыхание, сердце забилось гулко и радостно. И хотя Каданор до сих пор не произнёс ни слова любви и не приласкал её, она чувствовала, что безраздельно принадлежит ему, как и он принадлежит ей.
Первым опомнился Каданор. Он крепко и в то же время нежно сжал руку Ану-син и притянул девушку к себе, приблизив к ней своё лицо. Ночной ветерок донёс до него запах её тела и волос, он ощутил на своей щеке её тёплое дыхание. И тогда точно воздух всколыхнулся от урагана охвативших их чувств. Продолжая одной рукой держать руку Ану-син, юноша другой рукой обнял её за плечи и поцеловал: сначала нежно коснулся губами её губ мягче бархата и слаще мёда, затем впился в них со страстью зрелого опытного в любовных делах мужчины. Этот долгий жаркий поцелуй заставил Ану-син задохнуться от полноты нежданно обретённого ею счастья.
Когда Каданор медленно, будто нехотя, отклонился от неё, Ану-син показалось, что он стал ещё красивее. Его синие, чуть раскосые глаза в обрамлении густых чёрных ресниц были подёрнуты дымкой желания, а в их бездонной глубине вспыхивали огоньки. Его губы, сильные и нежные, разомкнулись, обнажая ровные белые зубы.
— Ты нежданая радость моей жизни, — тихие, пронизанные искренним чувством слова Ану-син тронули сердце юноши сильнее, чем самое горячее признание.
Он обнял девушку и привлёк её к себе на грудь. Прикосновение его горячего мускулистого тела, его гладкой кожи обожгло щеку Ану-син. Она подняла на Каданора глаза, и он взглянул в самую их глубину. И снова для него больше никого и ничего не существовало на свете, кроме Ану-син.
— Хочу, чтобы ты была моей! Хочу любить тебя и жить для тебя! — воскликнул Каданор со страстью, от которой по телу Ану-син пробежала сладостная дрожь и волнующее чувство до краёв затопило её сердце.
Она была счастлива, как никогда прежде. Тот, кто покорил её сердце, покорил и её гордыню — ради любимого ею человека Ану-син была готова на всё…
— Я и буду твоей, если только судьба не разлучит нас, — сказала Ану-син и потёрлась щекой о грудь юноши.
Каданор поцеловал её дрогнувшие ресницы и ещё крепче прижал её к себе.
Какое-то время они сидели неподвижно, наслаждаясь своим счастьем. Неожиданно Ану-син сделала резкое движение и отстранилась от Каданора; её щёки вспыхнули, потупленный взор выдал смущение. Заметив это, юноша обернулся и увидел Дамния. По позе и выражению лица отца он понял, что тот стоял и наблюдал за ними уже давно. Поглощённый своими чувствами, Каданор не видел, как появился отец, тогда как Ану-син, повинуясь своему особому чутью, ощутила присутствие постороннего, третьего, человека.
Дамний стоял молча, сжав губы. Меж его густых бровей залегла суровая складка.
Волшебство уединения было нарушено: эту перемену ощутили все — и Ану-син, и Каданор, и, конечно, сам Дамний.
Юноша взглянул на Ану-син и хотел было что-то сказать, но Дамний заговорил первым, опередив сына:
— Мне говорили о ваших встречах… Я был не против вашей дружбы. Однако сейчас я понял, что между вами возникло нечто большее, и хочу сказать, что это никому не принесёт счастья.
— Отец! — воскликнул поражённый его приговором Каданор.
Дамний нетерпеливо вскинул руку, как бы призывая сына замолчать.
— Не перебивай меня, но выслушай. Я не возражаю против того, чтобы Ану-син пожила у нас ещё немного, я даже успел полюбить её как родную дочь… Но едва ли я смог бы принять её как твою избранницу, твою законную жену — и не только я один. Ану-син не нашего круга. Она чужая кровь, она дочь иного народа, который поклоняется иным богам, который живёт по своим законам, который следует своим, отличным от наших, традициям… А тебе, сын мой, не хуже меня известно, что критяне вот уже несколько столетий не допускают чужеземцев в свой маленький, но сплочённый памятью о нашем прошлом круг.
— Ану-син станет одной из нас, как только боги освятят наш союз! — с пылом возразил Каданор.
Он был уверен в том, что ради любви к нему девушка согласится принять его веру, отринув своих богов и обычаи своих предков. Он уже убедился, что он для неё единственный, что она сама всецело принадлежит ему, и, значит, семья, которую они создадут, будет принадлежать их народу — народу Крита.
Дамний отрицательно покачал головой.
— Ребёнок с молоком матери впитывает и её представления о жизни, и память её предков, и почитание традиций её народа. Заставить человека воспринимать мир не так, как он к этому привык с самого рождения, невозможно. Как невозможно отнять у него веру в богов своего народа и заменить её иной, чужеземной. И даже любовь, какой бы сильной она ни была, не способна сотворить такое чудо.
Ану-син поднялась. В её больших чёрных глазах блеснули грозовые молнии.
— Я больше не желаю слушать, как кто-то решает за меня мою судьбу! Вы говорите так, как будто меня здесь вовсе нет, а это оскорбляет меня! Меня также нисколько не радует то, что отец и сын готовы поссориться из-за меня! — с этими словами девушка встала между Дамнием и изумлённым Каданором. Взгляд, который она метнула сначала в одного, затем в другого, был испепеляющим.
Однако в прозвучавших вслед за этим словах Каданор услышал такую грусть, что сердце его сжалось от неодолимой тоски.
— Я отдаю вам вашего сына, отдаю, так и не назвав его своим, — сказала Ану-син, глядя Дамнию прямо в глаза. — Отдаю, хотя и люблю его больше жизни… Я жертвую своей любовью, своим счастьем ради покоя вашей семьи, ради ваших обычаев. Тех самых обычаев, которые призваны сохранить чистоту критской крови и в то же время обрекают вас на медленное, но неизбежное вымирание. Ибо вы сами, своими же руками, уничтожаете то, что даёт человеку жизнь, — уничтожаете любовь!
Ану-син повернулась, чтобы уйти. И Каданор вдруг понял, что вот сейчас, в эту самую минуту, он может потерять своё счастье безвозвратно. Он резко вскочил и, подбежав к Ану-син, удержал её за руку.
— Во имя Афродиты-Иштар, заклинаю тебя, не уходи! Поверь, всё то, о чём только что говорил мой отец, для меня нисколько не важно. Ты — моя любовь, моя жизнь…
Ану-син посмотрела на него затуманенными от слёз глазами, и он, желая узнать её решение, с мольбой спросил:
— Ведь ты не уйдёшь?
— Нет, не уйду, — молвила девушка так тихо, что её ответ был слышен только тому, для кого предназначался.
Каданор взял её за плечи и глубоко заглянул ей в глаза, проверяя её. После этого он успокоился. Он не сомневался, что она останется.
С гордо поднятой головой Ану-син прошествовала мимо Дамния и вскоре скрылась из вида. Отец и сын остались наедине.
Глава 10. Вадунар
Ану-син едва поспевала за Вадунаром: длинноногий, целеустремлённый, он шёл быстрой размашистой походкой; его спина, затянутая в узкий критский жилет, то исчезала в толпе, то появлялась вновь и снова исчезала. Ану-син боялась отстать от юноши и затеряться среди прохожих, которые спешили по своим делам, снуя по улицам, точно муравьи, и наполняя воздух гулом, подобно пчелиному рою. Однако девушка и не думала роптать на Вадунара — ведь сама напросилась, чтобы он взял её с собою.
