Белый лебедь - Ли Линда Фрэнсис (книги полностью .txt) 📗
Софи зажмурилась, чтобы остановить слезы. Ее переполняли любовь и надежда. Никогда в жизни у нее не было никого, кого она могла бы любить. Виолончель не в счет, потому что инструмент не способен отвечать ей взаимностью. Она любила свою свиту, но ведь это было совсем другое. Она им нравится, она им дорога, быть может. Но суть в том, что стоит ей перестать платить им жалованье, как ее «друзья» исчезнут.
— Ты все время ждала меня здесь? — спросила она, кладя шляпу на столик.
Милаша подползла к ней, давая понять, что соскучилась. Софи рассмеялась и погладила ее по голове.
— Только немножко, а потом мне нужно будет позаниматься.
Последнее время она играла очень мало. Она просто не могла провести смычком по струнам. Всякий раз, принимаясь за «Вальс лебедей» или даже за «Гнездышко любви», она начинала грезить наяву о том, как будет исполнять Баха.
Выпрямившись, она сняла пальто и бросила его на стул, потом стянула с рук перчатки. Тут-то конверт с приглашением и попался ей на глаза.
Погода все ухудшалась, с оловянно-серых небес полил дождь. Жаль все-таки, что она не поехала с друзьями в Нью-Йорк. Будь они прокляты, эти деньги!
Дождь она терпеть не могла. Никогда.
Ей нужно чем-то заняться — кроме попыток играть.
С легким волнением она вскрыла конверт и обнаружила приглашение на бал-маскарад в некоем заведении, именуемом «Найтингейлз гейт». Почти каждый день она получала какое-либо приглашение. Но ничто не звучало так восхитительно — порочно, как это слово: «бал-маскарад»! Это именно то, что может поднять ее настроение.
Раздался осторожный стук в дверь. Софи решила не обращать на него внимания, но тут же подумала, что это может оказаться как раз тем самым вмешательством, которое ей так необходимо. Вдруг это кто-то из клиентов Грейсона? Или поклонник? Может быть, даже старый друг? Сейчас ей сгодится кто угодно.
Но, открыв дверь — Милаша ковыляла рядом с ней, — она замерла на месте. На пороге стояли хорошо одетый мужчина и мальчик. Сначала лица у них были серьезными, но в следующий миг мальчик закричал и опустился на колени. Собака заскулила и бросилась вперед, прямо к нему в объятия.
— Голди! — радостно воскликнул мальчик, потом всхлипнул и вгляделся в собаку. — Что с тобой случилось?
Софи не могла говорить. Внутри у нее снова все заледенело.
Мальчик спрятал лицо на шее Милаши, и Софи поняла, что он плачет, и тоже заплакала.
— Ах, Голди! — всхлипывал он, уткнувшись в ее шерсть.
— Ты знаешь эту собаку? — зачем-то спросила она. Мужчина шагнул вперед и протянул ей руку.
— Я Норвилл Грин. Это мой сын Денни, мы видели ваше объявление. Боже мой, что с ней случилось?
— Я не могу сказать в точности, — с трудом проговорила Софи. — Она была изранена и чуть не умерла, когда я нашла ее через два дома отсюда.
Мужчина покачал головой.
— У нас был пикник в парке, когда она погналась за белкой. Она не вернулась, и мы долго ее искали. — Он встал на колени перед Милашей. — Судя по ее виду, просто чудо, что она выжила. — Он поднял глаза. — Как мы можем отблагодарить вас за заботу?
Горло у Софи перехватило. Дурочка, сказала она себе, это ведь всего лишь собака. Не ее собака. Она уже не один раз говорила это себе.
— Меня незачем благодарить. Я просто рада, что у Милаши — то есть у Голди — есть кто-то, кто ее любит и будет заботиться о ней.
Софи очень не хотелось отпускать Милашу, она присела перед ней на корточки. Милаша, казалось, разрывалась между мальчиком и ею.
Софи помогла своей любимице. Она быстро и крепко обняла ее — и оттолкнула.
— Ну что же, я рада, что вы ее нашли. Может быть, вы как-нибудь зайдете?
Дверь за ними закрылась, и Софи крепко зажмурилась, чтобы снова не расплакаться. Не зная, чем заняться, , она пошла в контору и опустилась в кресло, прижавшись щекой к кожаной обивке и воображая, что ее обнимает Грейсон.
Мысль о великолепном бале-маскараде больше не привлекала ее. Она чувствовала себя одинокой из-за того, что у нее было слишком много времени на раздумья.
Что ей делать?
Вернуться к той жизни, которую она вела в Европе?
Она резко покачала головой. В Европе хорошо к ней относились. Там ее любили. Там она была нужна так, как больше нигде и никому не была нужна.
Хотя, кажется, в Бостоне она тоже нужна. Визитеры. Цветы. Бесконечные приглашения. Разве не так?
Ее злило это неопределенное положение, злило то, что стоило ей прожить в этом городе некоторое время — и ей начало казаться, что время остановилось, а потом вернулось вспять, туда, где она была еще ребенком, который, один раз услышав музыку, запоминал ее наизусть, в то далекое детство, когда мать называла ее вундеркиндом. Другие дети терпеть ее не могли за это. Когда ей хотелось играть с ними в обычные детские игры, мать уводила девочку домой, говоря, что она может испортить себе руки.
Сколько раз проклинала она свой талант и желала быть такой, как все! Но даже она понимала, что она другая. Бывало, ей вдруг хотелось получить куклу, но играть в куклы ей было неинтересно. «Классики», шашки, мальчики? Ерунда. Шахматы? Пожалуй. Но музыка? Ноты и такты, паузы и интерпретации… Все это увлекало ее с тех пор, как она себя помнит. И из-за этого другие дети считали ее странной.
Она закрыла глаза, чтобы отогнать воспоминания. Но отогнать одно из них оказалось не так-то легко. Ей было четыре года, когда Грейсон, который выглядел старше своих лет, встал на ее защиту, потом опустился на колено и вытер ей слезы, поцеловал в нос, взъерошил волосы и отпустил. В это мгновение она и влюбилась в него. А потом стала ходить за ним по пятам при всяком удобном случае.
Где-то что-то щелкнуло, и она вернулась в реальность. Выглянув за дверь, она увидела Грейсона.
Он открыл входную дверь и стоял, глядя на дождь, в руках у него был какой-то сверток.
Неожиданно она вспомнила тот вечер, когда застала его с другой женщиной. Впервые она увидела его обнаженным. По-прежнему ли он такой же крепкий и сильный? Доведется ли ей когда-нибудь прикоснуться к нему?
Эти мысли пронеслись у нее в голове прежде, чем она успела остановить их, пока она смотрела на властные черты его красивого лица. Как обычно, он был одет в темный костюм, к отлично выглаженной белой рубашке был прикреплен жесткий воротничок. Но сегодня на нем был жилет с модным узором, что было не совсем обычно для его строгой манеры одеваться.
Он, кажется, не знает, что она дома. Он смотрел на улицу, где лил дождь, в точности так же, как это недавно делала она. Лицо у него было какое-то странное — взволнованное, что ли? Надменность исчезла, хотя властное выражение сохранилось. Даже будучи погружен в свои мысли, он представлял собой силу, с которой следовало считаться.
Она попробовала потихоньку ускользнуть.
— Я знаю, что вы дома.
— Значит, у вас глаза на затылке, да?
— Я бы сказал, что в ваших туфлях нельзя ходить неслышно.
Она посмотрела на свои домашние туфли без задников на невысоких, изогнутых по моде каблучках.
— Да, пожалуй.
Грейсон повернулся спиной к двери, прислонился к косяку и посмотрел на Софи. Ее красота, как всегда, подействовала на него завораживающе — красота, за которой скрывалась ее страстная, пылкая натура.
— Я вызвал мастера починить замок, — произнес он.
Она смутилась.
— Тот замок, который сломал Генри, когда вы вломились в дом.
— Кому нужно вламываться в дом и красть ваши вещи?
Он оглядел ее с ног до головы. Взгляд его был очень выразительный.
— Я беспокоюсь не о своей картотеке и бумагах. Она вспыхнула, но быстро взяла себя в руки и направилась к лестнице.
— Мне скучно. — Она остановилась и повернула к нему голову. — Почему бы вам не сводить меня в кафе? Или еще лучше — на танцевальный вечер?
Он улыбнулся бы, если бы его не тревожили мысли о матери и Лукасе.
— Я не в настроении пить чай, — проворчал Грейсон, пытаясь отогнать мысли о своей семье, — и вряд ли в Бостоне найдется дансинг, который был бы открыт в это время дня. Хотя я все равно не повел бы вас туда, — добавил он недовольным тоном.
