Лев-триумфатор - Карр Филиппа (книги полные версии бесплатно без регистрации TXT) 📗

Я внимательно слушала Джона Грегори. Я могла прочесть «Верую», ответить на вопросы, которые он мне задавал. Я делала успехи.

Мы мало разговаривали. Он был грустным, тихим человеком, и я убеждена, что он раскаивался, что участвовал в моем похищении.

Однажды, после наставления, я сказала:

— У вас есть что рассказать мне, если бы вы только захотели.

— Да уж, — неопределенно произнес он.

— Вы грустите, не так ли?

Он не ответил, и я продолжала:

— Вы, англичанин, продались испанцам!

— У меня не было выбора.

И постепенно он рассказал мне свою историю.

— Я был моряком, — сказал он, — и служил у Джейка Пенлайона.

— Так вы знали его?

— Я испугался, когда мы столкнулись лицом к лицу, что он узнает меня, и он узнал. Я боялся, что он опознает меня в Девоне.

— Он сказал, что где-то видел вас раньше.

— Да, видел, но в другой одежде. Он знал меня английским моряком, членом его экипажа. Я и оставался бы им по сей день, если б не был захвачен. Мы попали в шторм, великий океан бурлил вокруг нас. Мы не ожидали, что выживем, и надеялись только на капитана, Джейка Пенлайона. Видеть его, бушующего на палубе, отдающего команды, грозящего тем, кто не подчинится, наказанием, страшнее вечных мук в аду, было великолепным зрелищем для уставших, испуганных матросов. Среди моряков существует легенда, что он непобедим.

Они не затонули благодаря Джейку Пенлайону, но должны были встать в бухте для ремонта. Во время стоянки Джон Грегори с другими матросами сел в шлюпку, чтобы обследовать море и найти, где можно пришвартоваться.

— Нас захватили испанцы, — сказал Джон Грегори, — и увезли в Испанию.

— А там?

— Отдали в руки инквизиции.

— Шрамы на щеках, запястьях, на шее… и другие…

— Это оттуда. Меня долго пытали и приговорили к сожжению.

— Вы были близки к ужасной смерти, Джон Грегори. Что же вас спасло?

— Они поняли, что могут извлечь из меня выгоду. Я был англичанином, который по принуждению принял их религию. Мне сказали, что я могу стать священником. Вспомните, они пытали меня. Я знаю, что значит умереть страшной смертью. Я отрекся. И мне дали свободу. Сам не знаю, почему. Они редко бывают столь снисходительны, и тогда я понял, что меня будут использовать как шпиона. Я несколько раз бывал в Англии во время правления последней королевы. А затем меня отдали в услужение к дону Фелипе. И он послал меня с этим поручением.

— Почему вы не остались в Англии, хотя имели такую возможность?

— Я стал католиком и не знал, что со мной произойдет, если я снова попаду в руки инквизиции.

— А что бы произошло, если бы вас поймали в Англии?

Он поднял руки и глаза вверх.

— А Ричард Рэккел?

— Он английский католик, преданный Испании.

— Дон Фелипе сделал вас орудием своей мести. И вы пошли на это.

— У нас не было выбора. Ради ребенка вы забыли гордость и принципы. Так и я. Моя жизнь дорога мне, ведь я уже страдал от пыток инквизиции. Из-за этого я сменил веру, пошел против своих соотечественников, чтобы спасти свое тело от дальнейших мучений и чтобы жить дальше.

— Соблазн был велик, — сказала я.

— Надеюсь, теперь вы станете думать лучше обо мне.

— Достаточно уже того, что я поняла ваш выбор. Вам надо было спасать не только тело от пыток, но и саму жизнь.

Он облегченно вздохнул.

— Я давно хотел вам это рассказать, и, когда мы сидели днем на площади, я решил, что сделаю это.

Я кивнула, а он оперся подбородком о руки и погрузился в прошлое. Думаю, сначала он вспомнил тюрьму испанской инквизиции, затем свою жизнь до приезда в Англию и похищение трех невинных женщин, а также те далекие времена, когда был матросом у капитана Джейка Пенлайона.

Я исповедовалась в грехах священникам на гасиенде и посетила собор. Окропив себя святой водой, я поставила свечи святым.

Я была вынуждена делать то, что от меня ожидали, пока не родится ребенок.

Я ждала этого дня. Более того, страстно желала, чтобы долгие месяцы ожидания кончились.

Дон Фелипе приглашал меня теперь ужинать с ним. Я размышляла об этих встречах и поняла, что он не так равнодушен ко мне, как хочет показать, иначе зачем бы он приглашал меня.

Теперь я располнела. Прошло лето, роды должны были произойти в январе. Повивальная бабка регулярно навещала меня. Она делала это по распоряжению дона Фелипе. Она часто смеялась и трясла головой:

— Этот ребенок получит все лучшее, — сказала она. — Приказ дона Фелипе — ., и все сделано. — Она гордилась своим английским и любила демонстрировать его. — Это совсем не похоже на то, когда бедный младенец приходит в мир.

Она имела в виду Карлоса, и я представила, что было, когда безумная Изабелла ожидала ребенка. Казалось иронией судьбы, что ребенок его жены был столь нежеланен, в то время как появление на свет моего всячески облегчалось.

«Снова его гордость, — думала я, — поскольку, в конце концов, это все же был его ребенок».

Между доном Фелипе и мной установились новые отношения.

Он рассказывал мне, что происходило в Англии, всегда с оттенком предубеждения, которое я научилась не замечать. Мы ужинали без Хани и Дженнет. Не потому, что я стремилась избегать их. Безмятежность Хани, радость Дженнет от ее нынешнего положения утешали меня. Они взяли себе Карлоса. Дженнет обожала его. Он был вторым после ее Жако, и, конечно же, мальчики становились более похожими с каждым днем. Меня веселила нелепость этой ситуации. Два сына Джейка Пенлайона жили с нами, а он не знал об их существовании.

Дон Фелипе, как и все испанцы, несомненно, интересовался Англией и через гостей гасиенды получал сведения о ней.

Он был глубоко разочарован, что события обернулись не так, как он предполагал. Он верил, что конец царствования Елизаветы наступил уже тогда, когда жена Роберта Дадли, человека которому она отдала свое сердце, была найдена мертвой возле лестницы. Но Елизавета вышла из этого положения с удивительной легкостью. Могло быть много слухов, но не было доказательств и не было свадьбы с Дадли.

— Она умнее многих из нас, — размышлял дон Фелипе, когда мы вместе сидели за столом. — Она могла взять в мужья Роберта Дадли только ценой своей короны, она это знала и приняла правильное решение. Дадли не стоит короны.

— Вы восхищаетесь ее умом?

— Она проявила мудрость в этом вопросе, — ответил он.

В другой раз он рассказал о смерти молодого короля Франции, Франциска II, произошедшей в декабре прошлого года, хотя мы и узнали об этом только сейчас.

Дона Фелипе взволновали эти новости из-за того, что это могло касаться королевы Шотландии.

Франциск умер от нарыва в ухе, его молодая жена, Мария Шотландская, поняла, что для нее нет места во Франции. Она должна была вернуться в свое королевство.

— Она станет менее сильной сейчас, — сказала я.

— Она станет большой угрозой для женщины, именующей себя королевой Англии, — возразил он.

— Я не думаю, чтобы наша королева слишком боялась людей за пределами Англии.

— У нее везде есть сторонники, не только в Шотландии, но и во Франции, и я думаю, что в Англии многие католики соберутся под ее знамена, если она пойдет на юг.

— Вы хотите гражданской войны?

Он не ответил, в этом не было необходимости.

Жизнь текла ровно, срок беременности подходил к концу.

Приготовления к рождению были торжественными. Повивальная бабка постоянно находилась в доме, когда начались схватки. Я пришла в спальню — комнату многих моих воспоминаний, — и здесь родился ребенок.

Я никогда не забуду момент, когда его положили мне на руки.

Он был маленький… меньше Жако, у него были темные глаза и венчик темных волос на голове.

Как только я увидела его, то подумала: «Мой маленький испанец».

Я любовалась им. Я держала его перед собой и чувствовала, что любовь переполняет меня, любовь, какой я не чувствовала ни к кому на свете — кроме, может быть, Кари. Но между мной и ребенком не было преград. Он был только мой.