Укрощение герцога - Джеймс Элоиза (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗
Имоджин решила, что Гейб не хотел быть с ней, и это было так. Рейф всем своим существом готов был избавить ее от сознания того, что и Гейб оказался в одном ряду с Дрейвеном и Мейном. Эти мужчины были необъяснимо слепы к ее очарованию и не могли отличить алмаза от простой речной гальки.
– Я понимаю, что вы удручены, думая, что я не желаю вас, – сказал он, голос его походил на тихое урчание.
Она слегка отшатнулась, но проговорила:
– Можно это выразить и таким образом.
Он задернул шторки на окнах экипажа. Без лунного света карета погрузилась в темноту, пространство, едва вмещавшее их обоих, приобрело странный уют. Он мог видеть красоту ее слегка раскосых глаз, щедро оттененных угольным карандашом.
Без дальнейших околичностей он потянулся к ней и посадил к себе на колени.
И первое, что он сделал, – это вытер платком ее накрашенные губы, удерживая ее испуганный и изумленный взгляд своим. Он хотел лишь стереть эту жирную помаду, но его зачаровал изгиб ее нижней губы. Она смотрела на него и не сопротивлялась – просто смотрела.
Ну, если ее намерением было разглядеть признаки желания, то она как раз сидела на его весьма убедительном доказательстве. Но в следующую минуту эта мысль упорхнула. Потому что она облизала губы, после того как он стер с них помаду. Он взял платок и снова вытер ее губы. И она, глядя на него, облизала нижнюю губу розовым язычком.
Он бросил платок на пол и приподнял ее лицо за подбородок. В темноте кареты видны были только ее глаза. Медленно он провел большим пальцем по ее полной нижней губе. И без единого слова она, глядя ему прямо в глаза, облизала его палец.
И это было знаком. Он впился в ее рот с жадностью и страстью, нараставшими в нем в течение нескольких недель, пока она скользила по комнатам его дома, бросая из-под ресниц обольстительные взгляды на Гейба, в то же время оставаясь совершенно равнодушной к нему.
Его язык совершил вторжение в ее рот со всей обжигающей страстью. Конечно, ему не следовало позволять себе подобное со своей подопечной. Но ведь он был Гейбом, а она кокеткой, помешанной на авантюрах, и он не мог остановиться и целовал ее, особенно эту нижнюю губу, воспламенявшую его чресла до такой степени, что он был готов проглотить ее.
Карета качнулась и остановилась.
– Мы должны… – начал Рейф и замолк, испуганный придушенным звуком своего голоса. Он откинулся на спинку скамьи.
Эта умная и изощренная в остротах Имоджин, молодая женщина, удивлявшая и восхищавшая свет своим бахвальством и предполагаемым романом с Мейном, сидела напротив него с таким видом, будто ее поразил удар молнии.
Кучер наемного экипажа открыл дверцу. Рейф помог ей выйти.
– Встретите нас здесь через час. – Он дал вознице соверен.
– Да, сэр, – ответил тот, оглядывая человека в плаще с вновь обретенным почтением.
Уж конечно, он мог бросить на ветер больше двухпенсовика. И эта особа легкого поведения, с которой был джентльмен, в мгновение ока растратила бы эти деньги. Что касается прожигания денег, то никто не подходил для этой цели лучше желтоволосой девицы. Таково было его мнение.
Она вышла из экипажа, и глаза Снага, кучера, широко раскрылись. Да, это была штучка что надо, не просто булочка, но булочка, щедро намазанная маслом. Она выглядела чистой. Возможно, принадлежала к тем, кто обходится в двести фунтов за ночь. Его кузен Берт божился, что в Лондоне такие водятся.
Они направились к гостинице «Черный лебедь». Могло ли быть, что они приехали только послушать Кристабель? Хотя странно было привозить сюда женщину ради этого. Или они собирались воспользоваться здешними постелями? Но если так, то джентльмен выбрал не ту гостиницу, потому что ее владелец Хайнд не принимал такие булочки с их товаром.
И Снаг со вздохом взгромоздился на козлы, свистнув лошадям.
Со всех сторон каждую минуту подъезжали экипажи и останавливались под раскидистыми дубами перед дверью гостиницы. Из каждого выпрыгивал джентльмен в плаще, покрикивая на кучера. Имоджин и Рейф пробирались к открытой двери гостиницы.
– Здесь столько народу, – заметила Имоджин, глядя, как еще четверо мужчин проталкиваются в гостиницу. Свет, льющийся из ее открытой двери, освещал их, и оттуда доносился шум.
– Это из-за Кристабель, – весело сказал ее спутник.
– Вы видели ее прежде?
– Однажды. Она привлекает внимание. Думаю, что эти мужчины собрались сюда из разных графств.
Имоджин обратила внимание на то, как он произнес слово «мужчины», и ее охватила дрожь нетерпения и предвкушения. Но ведь она ждала интересного вечера. Разве не так? Это было много лучше, чем сидеть дома и подрубать кайму на платье и слушать жалобы Гризелды на то, что пьеса неподходящая. Конечно, Кристабель была неприемлемой для общества женщиной. Собственно говоря, Имоджин представляла ее чем-то вроде ночной бабочки. Имя Кристабель как раз подходило для такой.
Она вошла в гостиницу «Черный лебедь», крепко вцепившись в руку своего спутника. Колени ее дрожали. Хоть она и бросала украдкой взгляды на Гейбриела, он ни разу не взглянул на нее, после того как они вышли из кареты.
Возможно, именно поцелуй заставил ее смотреть на него совсем по-другому. Она и прежде находила его красивым. Теперь же свет, падавший из освещенных окон, играл на его скулах и затененных глазах, и от этого он казался еще привлекательнее и опаснее.
Она рассматривала его рот, его губы. Они были полными и будто созданными для обольщения. И ей на память тотчас же пришла реплика из пьесы с описанием Дориманта. В этот вечер Гейбриел Спенсер «чем-то напоминал ангела, но это сходство было глубоко запрятано в нем».
– Я бы предпочел, чтобы вы надели капюшон, – сказал он, бросив на нее взгляд искоса.
Имоджин кивнула и почувствовала, что ее щеки горят под слоями пудры, которыми она щедро покрыла лицо. Они вошли в очень просторное помещение, освещенное несколькими фонарями, ненадежно подвешенными на гвозди, вбитые в стены. В одном конце его находился камин, который, похоже, днем топили, но теперь он был загорожен наскоро сооруженной сценой. Остальное пространство было запружено толпой мужчин, приветствовавших друг друга поднятыми вверх кружками с элем.
– Как можно расслышать певицу в таком шуме, каким бы голосом она ни обладала? – постаралась перекричать толпу Имоджин.
Ее спутник посмотрел на нее сверху вниз:
– О, они заткнутся ради Кристабель.
«Похоже, что Кристабель – женщина многих талантов», – подумала Имоджин, испытав внезапно укол в сердце, будто ее праву собственности могло что-то грозить. Как часто этот профессор богословия ездил в Лондон, чтобы насладиться столь порочным зрелищем?
Хозяин гостиницы был малорослым рябым человечком, тотчас же бочком протиснувшимся к ним.
– Чем могу служить? – выкрикнул он, стараясь перекрыть шум в переполненном помещении. Потом добавил, пронзительно взглянув на желтые кудряшки Имоджин: – Не располагаю комнатами на ночь. Женщинам вход не воспрещен. – Он мотнул головой, стараясь показать, насколько здесь многолюдно. – Но, как видите, тут не много женщин, питающих интерес к Кристабель.
Рейф с трудом удержался от того, чтобы не повергнуть его на пол ударом кулака.
– Бутылку вина, – распорядился он.
Потом наклонился так, чтобы его лицо оказалось на уровне круглой рожицы маленького владельца заведения.
– Я бы очень не хотел, чтобы моя спутница и я оказались в центре потасовки, хозяин.
– Мое имя Джозеф Хайнд, – сообщил хозяин гостиницы, отступая на шаг назад. – Не стоит такому утонченному джентльмену, как вы, беспокоиться о потасовке в гостинице «Черный лебедь».
– В таком случае, – сказал Рейф вполне миролюбиво, – мне бы хотелось столик в конце зала возле стены с видом на сцену.
– Вы хотите все сразу, – ответил Хайнд. – Гостиница переполнена. Люди здесь целый день ждут представления. Они уже стояли у моей двери утром, когда я умывался. А вы желаете, чтобы вам была хорошо видна сцена. Ну, так и все хотят того же!
