Венец желаний - Грант Лаура (чтение книг TXT) 📗
Глава 18
Рейнер боялся, что Алуетт будет безутешна после неудачного посещения медицинской школы, а она весело заговорила о предстоящей встрече с легендарной Элеонорой Аквитанской, вдовой королевой Англии, и с будущей невестой Ричарда — Беренгарией Наваррской.
— Подумать только, — восклицала Алуетт, когда они шли по улицам старого Салерно, — ей уже за шестьдесят, а она одолела Альпы, чтобы привезти Ричарду невесту!
— Великая женщина, — подтвердил Рейнер, вспомнив, как встречал ее по просьбе Ричарда, когда она вышла на свободу.
— А Беренгария… Интересно, какая она, — продолжала Алуетт. — Ведь она проехала полмира, чтобы стать женой человека, которого видела всего лишь раз в жизни, да и то много лет назад.
— Таков удел принцесс. Дай Бог, чтобы ей хватило терпения, — задумчиво проговорил Рейнер от души желая, чтобы наваррская принцесса одолела другие привязанности Ричарда. Англии нужен наследник. Если Ричард умрет бездетным, король Иоанн устроит всем веселую жизнь.
Алуетт опиралась на руку Рейнера. Зевс бегал на свободе, изучая всякие интересные запахи. Молчание не тяготило влюбленных.
— Рейнер, — сказала Алуетт, — если я буду фрейлиной Беренгарии, мне придется все время быть с ней? Может быть, даже спать поблизости?
— Наверное. Когда моя матушка была фрейлиной королевы Элеоноры, так оно и было. Но это не каждую ночь, любимая. У нее будут другие женщины, и вы поделите ваши обязанности поровну между собой.
— Дай-то Бог, — с облегчением вздохнула Алуетт. — Конечно, мне приятно быть фрейлиной Беренгарии, но я бы не вынесла, если бы нам все время пришлось быть врозь!
Они остановились возле темной арки, и Алуетт вся потянулась к Рейнеру. Он радостно откликнулся на ее зов и, крепко обняв, стал целовать, хмелея с каждым поцелуем и чувствуя, что Алуетт тоже теряет голову. Он был удивлен и обрадован тем, с какой готовностью она воспринимала его ласки и даже сама иногда требовала их. Невозможно было поверить, что еще несколько недель назад она собиралась стать монахиней и считала любовь греховным чувством.
Он ласкал ее все откровеннее, прячась под темной аркой от нескромных взоров, пока Зевс, облаявший кого-то, не вернул его к действительности.
— Далеко тут постоялый двор? — со вздохом спросила Алуетт, отрываясь от Рейнера.
— Нет, дорогая. Ты устала?
Рейнер подумал, что его Жаворонок никак не может забыть о приговоре лекаря.
— Ну нет. Признаюсь вам, что я вас хочу, мой возлюбленный рыцарь… Мне не терпится остаться с вами вдвоем, ведь в Неаполе командовать мною будет Беренгария. Вы считаете меня бесстыжей?
Он любил, когда ее глаза сияли, а на припухших от поцелуев губах цвела лукавая усмешка.
— Ну, конечно же, бесстыжая, — хмыкнул он. — Однако не скажете ли вы мне, что вы собираетесь делать, когда останетесь вдвоем со мной?
Она притянула его к себе и прошептала ему на ухо:
— Когда мы придем в нашу комнату, я буду целовать вас до тех пор, пока у вас не подогнутся колени… А потом я сниму с вас плащ и все остальное… и положу вас на нашу кровать таким, каким сотворил вас Создатель, и буду целовать вас всего, пока ваше тело не затрепещет от желания… Но я еще не позволю вам взять меня. О нет, — сказала она, услыхав, как он застонал, подыгрывая ей, — нет, сначала я… — И она, поднявшись на цыпочки, еле слышно зашептала ему в самое ухо о тех наслаждениях, которые подарит ему… которым он научил ее для их общей радости. Алуетт оказалась способной ученицей.
На другой день ближе к вечеру они прибыли в Неаполь и сразу направились в монастырь, где их ждали обе королевы. Там им предоставили возможность вымыться с дороги и переменить платье, а потом повели в покои Элеоноры и Беренгарии.
Роскошное убранство комнат говорило о том, что добрые монахи привыкли к посещениям высокородных особ. На стенах висели гобелены с изображением библейских сцен, вытканных в основном в темных тонах. Пол был выложен затейливым узором из плиток. Возле камина, где сидели королевы, плитки покрывал толстый восточный ковер.
Рейнер сделал несколько шагов и отвесил низкий поклон, подав знак Алуетт, что настало время глубокого реверанса.
— Поднимайся, поднимайся, Рейнер де Уинслейд, и дай-ка мне взглянуть на тебя, — услыхала Алуетт ласковый громкий голос. — Мы уж тебя заждались. Подведи-ка поближе мадемуазель де Шеневи, а то глаза у меня стали старые и плохо видят.
«Какая же еще живая и красивая эта легендарная старуха, — подумал Рейнер. — Наверное, из-за глаз. Лоб весь испещрен морщинами, а глаза, зеленые как жадеит, освещают лицо и очень ее молодят».
— Ну, здравствуй, шельмец! Дьявольски долго ты добирался! — любовно ворчала Элеонора, со вздохом подавая ему руку для поцелуя. — Кажется, ты еще красивее, чем твой отец, а все глаза твоей матушки! Слышала, ты обручился с этой красавицей. — Она повернулась к Алуетт. — Подойдите поближе, дорогая, я не кусаюсь. Да, не удивительно, что англичанки тебе не по вкусу. Она чудо, Рейнер!
Пока Рейнер бормотал слова благодарности, Алуетт вдруг почувствовала на своей руке прикосновение тонкой и прохладной ладони. У Элеоноры были сильные и ласковые руки, и вся она пахла розами. Интересно, где Беренгария? И почему она молчит?
— Вы только недавно покинули двор Филиппа, — продолжала Элеонора, все еще держа ее за руку, словно протягивая между ними ниточку взаимопонимания, которого иначе ей было бы трудно добиться при слепоте Алуетт. — Расскажите же мне об этом короле, который мог бы быть моим сыном, если бы я осталась женой монаха Людовика, — сухо попросила она.
— Он… Он был здоров, когда я видела его в последний раз, мадам, хотя ему не хочется ехать дальше, — сказала Алуетт, не имевшая ни малейшего представления, что Элеонора думает о Филиппе. Ей не хотелось обсуждать его, хотя она была совершенно уверена, в том что вдовая королева не догадывается об их тайном родстве, и очень удивилась бы, узнав об осведомленности Элеоноры, которая знала почти все.
— «Здоров», когда вы видели его в последний раз! Ха! Значит, он все такой же жирный и ленивый! Я же предупреждала, что он так же хочет идти в поход, как куртизанка носить власяницу! Ладно, довольно об этом, дети мои. Позвольте мне представить вам Беренгарию Наваррскую, невесту моего сына.
Алуетт услыхала шорох платья, когда принцесса, с удовольствием прислушивавшаяся к беседе своей будущей свекрови, Рейнера и Алуетт, протянула Рейнеру руку для поцелуя.
Когда же она отвернулась от него, чтобы поздороваться с Алуетт, Рейнер подумал: «Боже Святый, да Ричард проглотит ее и не поморщится!» Беренгария была хороша собой, или, скорее, могла бы быть хороша, если бы не излишне строгое платье. Может, это она в дорогу одевается во все серое, а потом залезет в сундук и встретит королевского жениха при полном параде! Воображение Ричарда, с его пристрастием к воинским упражнениям и равнодушием к женщинам, может поразить лишь яркая красотка. Придется ей стать сильной женщиной, а иначе не стоит и бороться за сердце короля, отданное в полную власть Элеоноре. Рейнеру понравились серые добрые глаза Беренгарии, и сердце у него екнуло. Если она не переменится, Ричард сделает ее несчастной.
С радостью Рейнер отметил про себя, что вдовая королева всем своим видом и словами выражает полное одобрение сыновнему выбору. Дай Бог, чтобы Элеонора не оставила ее! Это будет много значить для Ричарда.
— Сэр Рейнер, как вы думаете, мы можем завтра отплыть в Мессину? — нетерпеливо спросила его Беренгария. — Рассказывайте же! Милорд написал для меня что-нибудь? Рейнеру пришлось принести извинения за своего сюзерена, который будто бы был так занят приготовлениями к походу, что не имел ни одной свободной минутки, и про себя выругал Ричарда за необходимость врать. Ричард Львиное Сердце даже не подумал ни о записке, ни о подарке для невесты, хотя Элеоноре написал длинное и прочувствованнее письмо. Надо будет передать его Элеоноре, когда они останутся наедине. Беренгарии еще не то предстоит, не дай Бог. Она прямо расцвела, когда он сказал, что наметил отплытие на утро следующего дня.
