Поцелуй вдовы - Фэйзер Джейн (читать хорошую книгу TXT) 📗

Джиневра прекрасно понимала, что Хью проявил необычную мягкость по отношению к ее людям. Ведь он мог бы наказать их за помощь ей, а он даже не заговаривал об этом. Он не отобрал оружие у Грина и позволил им разбивать на ночевках свои палатки в стороне от его лагеря и самим готовить. Грин охотился, а Краудер и Тилли потрошили дичь. Получалось так, что они фактически путешествовали отдельно. Если бы не часовой, обходивший лагерь по периметру, и Робин, вертевшийся рядом с Пен, когда у него выдавалась свободная минута, можно было бы считать, что они путешествуют врозь.

С той ночи Хью и Джиневра почти не разговаривали. Причем по инициативе Джиневры. Она отдалилась от Хью и на все его попытки завязать разговор давала односложные ответы, а его улыбки встречала холодным безразличием. Однако Хью упорствовал недолго и вскоре уступил ее желаниям. Что ж, если она не хочет признавать того, что было между ними, так тому и быть.

А Джиневра решила, что он никогда не узнает, каких усилий ей стоило заставить себя забыть о подаренном им наслаждении. Сколько раз она убеждала себя в том, что ничего не изменится, если она позволит себе испытать радости его любви. Сколько раз спрашивала себя, к чему приведет ее упрямый отказ признать случившееся… Будет она тайком отдаваться Хью де Боукеру или нет, ее положение не изменится. Теперь ей ясно, что никто, и она в том числе, не может повлиять на его решения, если он делает что-то из чувства долга или ради собственных интересов. Он не бросится спасать ее только потому, что она вызывает у него желание.

Так почему бы не насладиться тем, что дарует судьба? Джиневра признавала, что это, вероятно, последняя в ее жизни возможность испытать физическое удовольствие.

На все вопросы у нее был один-единственный ответ – она не может, не имеет права. Поэтому их общение ограничилось формальностями, и все разговоры сводились к обсуждению путешествия. Каждый вечер Хью сообщал ей о завтрашнем маршруте и любезно осведомлялся, имеются ли у нее какие-либо трудности или просьбы. Через день он устраивал для девочек отдых, хотя Джиневра отлично знала, что задержки выводят его из себя. Он не меньше ее стремился поскорее закончить это ужасное путешествие.

И вот они в Лондоне. Путешествие подошло к концу. А с ним и ее жизнь.

Нет, она не позволит себе думать о поражении. Пока она дышит, она будет бороться.

Они приближались к угрожающего вида стенам Ныогейтской тюрьмы. Дорогу им преграждала толпа, собравшаяся у ворот.

– Что теперь? – громко спросила Джиневра.

Вдруг она услышала звук рога, и вскоре к ним подъехал Джек Стедмен.

– Мадам, я поведу лошадей девочек. А вы пускайте свою кобылу в галоп – нам надо прорваться через толпу. – Он взял пони за поводья. – Барышни, держитесь покрепче.

Он сорвался с места в карьер, пони поскакали рядом. У девочек от возбуждения раскраснелись щеки.

Джиневра последовала его указаниям, и Изольда рванулась вперед. Лошадь магистра поскакала за белой кобылой, а сам магистр, громко стеная и качаясь, как пьяница, пытался удержаться в седле.

Изольда врезалась в толпу, и Джиневра оглянулась. Грин ехал впереди повозок, кнутом расчищая дорогу.

Наконец они выбрались на свободное пространство. Хью остановил лошадь, остальные окружили его.

– В чем дело? – спросила Джиневра, подъезжая к нему.

– Взгляните.

Джиневра посмотрела туда, куда он указывал. Толпа разделилась на две части. Люди размахивали руками и что-то злобно орали. Из ворот выехала влекомая жалкой клячей повозка с решеткой. К решетке был привязан человек.

– Этот несчастный отправляется в путь к Тайбернскому дереву [12], – пояснил Хью. – Если бы мы задержались, то добрались бы до Холборна только к вечеру.

– Мама, мама, что происходит? – в один голос спросили Пен и Пиппа, подъезжая к Джиневре.

– Это казнь, – тут же объяснил им Робин. – Они повесят этого человека в Тайберне, а потом протащат по улицам, чтобы все увидели его. Обычно собираются огромные толпы. Они еще не скоро доберутся до Тайберна, а Холборн находится на пути к Тайберну, поэтому мы бы задержались здесь надолго.

– А мы увидим казнь? – спросила Пиппа. Ее глаза расширились от любопытства. – Я никогда не видела, как вешают людей. Как в колодки заковывают, видела, как порют на задке телеги – тоже, а вот как вешают – нет.

– И сегодня не увидишь, – сказал ей Хью. – До чего же ты кровожадная. Давайте трогаться, пока они нас не догнали. Кажется, Грину удалось протащить повозки через толпу. Думаю, дальше вам лучше двигаться с нами.

Джиневра едва заметно пожала плечами и подъехала к Хью. Магистр, сердито ворча и поджав губы, пытался заставить свою лошадь идти за остальными, но та, напуганная шумом и сбитая с толку противоречивыми приказами своего всадника – магистр сжимал ее бока коленями и одновременно натягивал повод, – повернула голову и пыталась укусить его за ногу.

– Сэр, покажите ей, кто здесь хозяин, – покачал головой Джек, пряча улыбку. Он вырвал повод из рук магистра и хорошенько дернул, обуздывая норовистую лошадь.

– Спасибо, спасибо, – забормотал магистр, хватая повод. – Ох, когда же все это закончится!

– Вы не одиноки в своем желании, магистр, – проговорил Хью и покосился на Джиневру, но та отвернулась.

Несмотря на все тяготы путешествия, она выглядела свежей, платье нигде не порвалось. И все благодаря тому, что каждый вечер Тилли приносила ей горячей воды для мытья и штопала ее одежду.

Джиневра продолжала оставаться грациозной и элегантной хозяйкой Мэллори-Холла, и ее глаза, хоть и затуманенные грустью, сохраняли свой удивительный серовато-фиалковый цвет. Ее губы были такими же чувственными, однако они чаще, чем обычно, сжимались в тонкую линию, например, как сейчас. Да и лицо ее все реже освещала улыбка. И все же длительное пребывание на свежем воздухе пошло Джиневре на пользу: ее щеки покрывал нежный румянец, а волосы ярко блестели в лучах солнца. Глядя на них, Хью вспоминал, как они, мягкие, шелковистые, струились у него между пальцев…

Великий Боже! Как же он хочет ее! Его страсть превратилась в самую настоящую пытку. Интересно, а она испытывает нечто подобное? Если да, то она мастерски скрывает это, угрюмо подумал он. В ту ночь она была не менее пылкой, чем он, и сейчас, при виде ее холодности и отчуждения, ему остается предполагать, что ее ненависть к человеку, который намерен передать ее в руки жестокого правосудия, сильнее огня страсти. И если быть честным, он не мог винить ее. Ведь именно он, Хью де Боукер, ответствен за то, что она оказалась в таком сложном положении.

Если, конечно, она не убивала своего мужа. А если убила, то ответственность за все несет она, и только она. Однако напоминания об этом почему-то не приносили Хью успокоения. Мысленно чертыхнувшись, он пришпорил жеребца и проехал вперед.

Джиневра старалась не замечать Хью, отвлекая себя размышлениями о предстоящем судебном разбирательстве. Она обдумывала различные линии защиты. Однако перед глазами все время возникало надменное лицо хранителя печати, и она то и дело возвращалась к мысли о том, что вряд ли ей удастся повлиять на этого человека, а потом гнала эту мысль прочь и запрещала себе впадать в уныние. Во время путешествия они с магистром долгими вечерами обсуждали возможную стратегию. Им очень недоставало книг. Вот когда они сверятся с текстом, тогда все станет ясно.

Сейчас они переезжали по мосту реку Холборн, впадавшую в полноводную Темзу. Мост был забит телегами на железных колесах, тачками, с которых женщины торговали яблоками. Юркие мальчишки с подносами на голове разносили яблочные пироги. Между телегами и лошадьми сновали шелудивые собаки, и возчики гоняли их и хлестали кнутами. Пони Пиппы подпрыгнул, когда одна из дворняжек вцепилась ему в ногу. Девочка тут же натянула повод и успокоила животное. Она уже поворачивалась к матери, ожидая услышать от нее похвалу, как вдруг ее котенок выбрался из седельной сумки и исчез в этой мешанине ног, колес и копыт.