Рыцарская честь - Джеллис Роберта (читать лучшие читаемые книги .txt) 📗
– Вальтер тебя послушался, Роджер?
Неделю назад младший брат Роджера вдруг появился неизвестно откуда и пару дней пробыл с ними в Уоллингфорде. Он не присутствовал на свадьбе и не появился, как обещал матери, после Крещения. Вместе с ним в Уоллингфорд нагрянула плохо организованная банда безземельных рыцарей со своей солдатней. Никакой дисциплины в отряде не было, вели они себя по-хамски и скоро потеряли одного человека, который неосмотрительно позволил себе вольность с Элизабет. Ее испуганный возглас и его вскрик от боли, когда она ткнула его своим кинжалом в руку, привели к месту события Херефорда, который, не говоря ни слова и не моргнув глазом, мгновенно расправился с наглецом. Элизабет вспомнила о том, что последовало за этим. Прибежал Вальтер, чтобы заступиться за своего человека. Роджер уже знал от Элизабет, что ей ничего не сделалось, и молча стоял над телом убитого, спокойно вытирая руки и нож. Он не отвечал на вопросы разъяренного Вальтера и, казалось, не слышал его криков. Даже когда Вальтер повернул его лицом к себе, положив руку на плечо и подняв другую, чтобы ударить, Херефорд не произнес ни слова. С ножом в руке Роджер стоял не шевелясь, и у Элизабет, наблюдавшей сцену, перехватило дыхание. Херефорд смотрел прямо в глаза брату, и тот сразу стал пунцовым и опустил руку, продолжая выкрикивать, что не останется ни на минуту там, где из-за женщины оскорбляют и убивают рыцарей.
Элизабет думала, что Роджер от этого взорвется; ей была знакома ярость отца, которой тот прикрывал свою неправоту, она знала, как Роджер мог сразу рассвирепеть из-за пустяка и так же быстро отойти, но сейчас она видела нечто совсем иное. Ее муж тихо, даже ласково произнес:
– Это не просто женщина. Это – Элизабет Херефорд, моя жена. Кроме того, Вальтер, уезжать тебе сейчас нельзя. Мне нужно поговорить с тобой, рассказать о своих планах.
Последовала долгая пауза. Вальтер, пряча глаза, что-то говорил о клятве Роджера не подставлять ему ловушку. Херефорд посмотрел на свои руки, как бы желая удостовериться, что они чисты, и продолжал тем же мягким тоном:
– Не надо, Вальтер, не надо со мной лукавить. Ты – плоть моей плоти, ты мой брат, в нас течет одна кровь. Не заставляй меня губить то, что я люблю всем сердцем.
Роджер тронул ее за руку, и они ушли. Элизабет совсем не трусиха, но до сей минуты она ни разу не решилась упомянуть имя Вальтера. Даже сейчас она почувствовала, как напряглись мышцы его плеча под ее головой, и пожалела, что затронула эту тему. Но это было так свойственно ей: она сама шла туда, где ей вовсе не хотелось оказаться.
– Вальтер послушался? – настаивала она.
– Не знаю. Да, сначала он делал, как я ему сказал, пока не прошел его страх передо мной и пока добыча была легкой. Но в любой момент он может повернуть и ударить по ближайшему и богатому союзнику. Ради Бога, Элизабет, ты можешь спросить меня о том, что бы не вынимало душу?
– Ты слишком горд. Если на дереве оказалось одно гнилое яблоко, разве можно яблоню считать плохой?
Херефорд пожал плечами.
– Видимо, так, но дело не только в гордости, я не могу отделаться от мысли, что с Вальтером я поступил как-то не так. Но в чем – не могу понять. Видит Бог, я ему дал больше, чем полагается младшему в семье. Даже обращаюсь с ним, как со своим наследником.
– Зачем ты на себя наговариваешь? Даже если ты что-то сделал или сказал не так, ты же сам еще молод. Зачем ты себя коришь?
– Я не корю себя, просто говорю, что ничего другого сделать не мог. Даже сейчас, когда я стал многое понимать лучше, оглядываясь назад, я не вижу, что сделал ему плохого. И все же…
– Но доверять ты ему не можешь, Роджер… Бессмысленно сейчас говорить, что ты сделал для него или не сделал… Разве можно на него положиться в твоем большом деле? Если он обратится против тебя или, еще хуже, против союзников, это же будет катастрофа!
– Думаешь, я не понимаю? Оставь это, Лизи. У меня и так хватает забот.
Он надолго замолчал, и Элизабет решила, что он уснул. Она сама начала дремать, когда темноту прорезал отблеск огня в очаге. Это Роджер, откинув полог, выскользнул из постели. Он снова опустил полог, но Элизабет было слышно, как он ходил взад-вперед, шевелил дрова в камине, наливал вино. В этом не было ничего необычного, после этого он снова ложился, озябший и еще более пылкий, но иногда она находила его под утро в кресле у огня или меряющим шагами комнату. Его мрачное настроение менялось молниеносно, как только он замечал, что она проснулась, и он становился шутливо-нежным или поддразнивал ее, но Элизабет знала, что это вывеска, это только фасад, за которым скрывается настоящий граф Херефорд.
Ее начинали душить слезы, она боролась с ними: слезы не облегчали. Было просто невыносимо сознавать, что она, такая умная и предусмотрительная, какой себя считала, не может разобраться в собственном муже, не может разглядеть в нем что-то еще, что существует рядом с бодростью Роджера Херефорда, его умом и сильным характером. Горше всего ей было от мысли, что Роджер не доверяет ей полностью.
Элизабет и в голову не приходило, что Херефорд прячет от нее свою слабость и свои страхи и что она сама бессознательно сделала эту скрытность условием их брака. Она ясно показывала Роджеру, что, несмотря на свою любовь к отцу, она презирает его за безволие, и Роджер именно тем ее и привлекал, что соединял в себе шарм Честера с упорством и целеустремленностью. Более того, она не раз и не два подтверждала, что ее любовь не настолько крепка, чтобы выдержать разочарование, узнай она, что он терзается страхами так же, как все люди. Поэтому второй натурой Херефорда вместе с бессознательным желанием соответствовать представлению Элизабет о нем, как о человеке сильном, было стремление поглубже спрятать свою нерешительность и боязливость. В шестнадцать лет на него свалилась неимоверно трудная задача отстоять свое право первородного сына в стране, где не было никаких законов и порядка, где право утверждается только силой; он стоял перед выбором – либо увлечь за собой людей, показав свою силу и бесстрашие, и расплачиваться за это кошмарами во сне, либо лишиться всех прав и привилегий и кануть в нищету и беззвестность. Херефорд выбрал кошмары сновидений и бился с ними один на один в темноте ночи..
Элизабет вслушивалась во все ночные звуки, время, казалось ей, тянулось вечно, хотя не прошло и четверти часа. Была полная тишина, ставшая невыносимой. Отогнув полог, она выглянула наружу. Сначала она не обнаружила Роджера, и сердце у нее покатилось, но тут послышался легкий скрип, и она увидела его стоящим в тени у щели бойницы.
– Роджер, ты замерзнешь! Что ты там делаешь?
Он замер, словно от удара, втянув голову в плечи.
– Извини, я потревожил тебя. Спи, Элизабет. Мне что-то не спится.
– Что тебя мучит?
Она поняла, что спросила его напрасно. Не время было приставать к Роджеру с расспросами. Он отвечал ей глухо, не повернувшись:
– Это мои заботы. Уверяю, что тут нет ничего, что бы тебя хоть как-нибудь касалось.
Его так и следовало понимать, буквально. Голос звучал мягко, немного устало. Он никогда и не помышлял отстранять Элизабет от своих забот, будь то дела политические или домашние. Только свое внутреннее противоборство он исключал из сферы их общих интересов.
Однако для Элизабет это выглядело совсем в ином свете, и его слова выстроились для нее в самую обидную комбинацию. Она тут же разразилась потоком горьких упреков, суть которых сводилась к тому, что его дела ее нисколько не интересуют, потому что он сам для нее пустое место, и если он не в состоянии ответить на простейший вопрос, значит, все дело в том, что он к ней тоже безразличен.
– И я вынуждена маскировать наши скверные отношения, чтобы никто не догадался о нашей ошибке. Если ты не боишься выглядеть смешным, не желая хотя бы из вежливости ответить на простой вопрос для разговора, то зачем мне все это нужно!
Херефорд повернулся к жене и, выслушивая эту тираду, не прерывал ее. Когда она назвала его пустым местом, тень боли скользнула по его лицу, но последние слова, сказанные просто со зла, были так нелепы в этот час и в этом месте, где, кроме них двоих, никого не было, что неведомые преследователи оставили его, а доброе расположение духа вернулось.