Бархатная клятва - Деверо Джуд (библиотека книг .TXT) 📗
У Элис не было слов. Почему он не рассказал ей о том, что Уэстон хотел купить этот участок?
— Но, Эдмунд… — начала она как можно мягче.
— Не смей заговаривать со мной! В течение последних месяцев я наблюдал за тобой. Я знаю всех, кого ты затаскивала в свою постель. И Монтгомери тоже! Даже в день его свадьбы ты бросилась ему на шею. Я знаю, что ты была с ним в саду. Самоубийство! Ты? Ха! Ты знала, что его малютка жена смотрит твой спектакль? Нет, не думаю. Я напился до бессознательного состояния, чтобы не слышать, как надо мной смеются.
— Но, Эдмунд…
— Я же сказал тебе, чтобы ты не заговаривала со мной! Я сделал тебе предложение, так как для меня была невыносима даже мысль о том, что земля может перейти к Уэстону. Твой отец пообещал передать мне участок, когда ты родишь ему внука.
Элис откинулась на спинку кресла. Внука!
Она едва не улыбнулась. Ей было четырнадцать лет, когда она забеременела. Чтобы избавиться от ребенка, она пошла к одной старухе, жившей в деревне. Та сделала свое дело, но Элис едва не умерла от кровотечения. Однако она была рада, что отделалась от ублюдка, который мог испортить ее великолепную фигуру. С тех пор прошло много лет, она спала со многими, но ни от кого не беременела. Она всегда радовалась, что в результате операции ей не грозило иметь детей. Теперь же Элис поняла, что ее жизнь превратилась в ад.
Час спустя Джослин, поиграв для кухонной прислуги, направился в большой зал. Он двигался вдоль стены. Напряжение, царившее в замке Чатворт, было невыносимым. Слуги отличались неаккуратностью и недобросовестностью. Казалось, и хозяин и хозяйка наводят на них ужас, и они не теряя времени принялись рассказывать Джослину о своей жуткой жизни в замке. В первые недели после свадьбы ссоры Элис и Эдмунда доходили до жестоких драк. Пока, как со смехом поведала одна служанка, хозяин не обнаружил, что леди Элис нравится, когда ее бьют. Тогда лорд Эдмунд запер ее, лишив всех развлечений и, что являлось его главной целью, удовольствия пользоваться его богатством.
Когда Джослин спрашивал о причине столь сурового наказания, слуги только пожимали плечами. Это было каким-то образом связано со свадьбой наследницы Риведун и Гевина Монтгомери. Тогда все и началось, и слуги часто слышали, как лорд Эдмунд кричал, что не позволит, делать из себя дурака. Он уже успел убить троих мужчин, которые предположительно были любовниками Элис.
Все расхохотались, когда Джослин побелел как мел. Теперь же, после всех разговоров на кухне, он поклялся, что завтра же покинет замок Чатворт. Здесь слишком опасно.
Неясный звук, раздавшийся из темного угла, заставил Джослина вздрогнуть. Он успокоил готовое вырваться из груди сердце, потом посмеялся над собой. Чутье подсказало ему, что в темноте скрывается женщина и что она плачет. Он двинулся к ней, но она отпрянула, подобно загнанному в угол дикому зверьку.
Это была Констанция, девушка, вызвавшая такую жгучую ненависть Элис.
— Успокойся, — тихо проговорил Джослин, стараясь, чтобы его низкий голос звучал как можно мягче. — Я ничего тебе не сделаю. — Он осторожно вытянул руку и дотронулся до ее волос. Она затравленно взглянула на него, и он почувствовал, что его сердце устремилось к ней. Кто мог так ужасно обращаться с женщиной, что запугал ее до полусмерти? Девушка прижимала руку к груди, как будто была ранена. — Дай мне посмотреть, — попросил Джослин и взял ее, за запястье.
Прошло еще несколько мгновений, прежде чем она осмелилась разогнуть руку. Против ожиданий Джослина, кость была цела, на коже — ни царапины. Однако даже в полумраке ему удалось разглядеть, что рука сильно покраснела, как будто кто-то выкручивал ее.
Ему захотелось обнять девушку, приласкать ее, но ее ужас перед ним был почти осязаем. Хрупкое тельце сотрясала дрожь. Джослин понял, что с его стороны будет гораздо милосерднее отпустить ее, и отступил. Она в мгновение ока исчезла. А он еще долго стоял и смотрел ей вслед.
Было уже поздно, когда он проскользнул в спальню Элис. Она ждала его, ее страстные объятия были открыты для него. Несмотря на свой богатый опыт, Джослин был удивлен ее неистовством. Она вцепилась в него мертвой хваткой, ее ногти впились ему в спину. Она с жадностью приникла к нему поцелуем, прикусив при этом его губу. Нахмурившись, Джослин отстранился, и это привело Элис в ярость.
— Ты собираешься оставить меня? — прищурившись, с настойчивостью спросила она. — Были такие, кто пытался оставить меня. — Она засмеялась, увидев выражение его лица. — Видишь, я знаю о них, — улыбнулась она. — Если ты доставишь мне удовольствие, у тебя не будет причин присоединяться к ним.
Джослину не понравились ее угрозы. Его первым побуждением было уйти. Но тут свеча у кровати на мгновение вспыхнула ярким пламенем, и он с особой остротой воспринял красоту Элис — красоту холодного мрамора. Он улыбнулся, его темные глаза заблестели.
— Я был бы самым большим глупцом, если бы ушел, — произнес он и провел губами по ее шее.
Элис откинула голову и гортанно засмеялась, ее, ногти опять погрузились в спину Джослина. Она хотела, чтобы он овладел ею как можно быстрее, чтобы его движения были как можно более резкими и он применил всю силу, на которую был способен. Джослин знал, что делает ей больно, и чувствовал, что она от этого испытывает наслаждение. Однако он не получил никакого удовольствия — их соитие превратилось в удовлетворение мазохистских потребностей Элис. Но он подчинялся ей, ни на минуту не забывая о своем намерении завтра же покинуть и ее саму, и ее дом.
Наконец она застонала и оттолкнула его от себя.
— Теперь иди, — приказала она и откатилась.
Джослину стало жалко ее. Что же у нес за жизнь без любви? Ведь она никогда не будет любима, потому что сама никому не отдает свою любовь. — Ты действительно доставил мне удовольствие, — тихо проговорила она, когда он уже был у двери. Он видел следы от своих пальцев, оставленные на ее шее, и чувствовал боль в спине в тех местах, где были ее ногти. — Я увижу тебя завтра, — объявила она напоследок.
"Ни за что, если удастся бежать», — сказал себе Джослин, направляясь вдоль темного коридора. — А вот и ты, парень! — воскликнул Эдмунд Чатворт, распахнув дверь своей спальни, откуда в темный коридор хлынул поток света. — Что ты здесь делаешь, почему ты вдруг ночью вздумал слоняться по замку?
Джослин с беспечным видом пожал плечами и подтянул чулки, давая понять, что ходил по нужде.
Эдмунд некоторое время пристально смотрел на юношу, потом перевел взгляд на комнату жены. Он собрался было что-то сказать, но передумал, как бы решив, что проблема не стоит обсуждения.
— Ты можешь держать язык за зубами, парень?
— Да, милорд, — осторожно ответил Джослин.
— Я имею в виду не мелочь — я говорю кое о чем важном. Тебя ждет мешок золота, если будешь молчать. — Его глаза превратились в щелочки. — И смерть, если проболтаешься. Сюда, — добавил он, отступив в сторону, и налил себе вина. — Кто бы мог подумать, что пара тумаков убьют ее?
Джослин сразу же направился к кровати. На дальнем краю лежала Констанция, ее лицо было разбито и изменилось до неузнаваемости, порванная одежда клочьями болталась на талии. Ее кожа была покрыта царапинами и небольшими порезами, огромные шишки вспухли на руках и плечах.
— Такая юная, — прошептал Джослин и тяжело опустился на колени.
Глаза девушки были закрыты, в волосах запеклась кровь. Подтянув ее к себе и взяв на руки, Джослин почувствовал, как холодна ее кожа. Он осторожно убрал волосы с безжизненного лица.
— Эта чертова сука вздумала сопротивляться мне, — заявил Эдмунд, остановившись рядом с Джослином и глядя на свою любовницу. — Сказала, что лучше умрет, чем снова ляжет со мной в постель. — Он усмехнулся. — В общем-то, я дал ей то, что она хотела. — Он одним глотком выпил остатки вина и вновь наполнил кубок. Джослин не решился поднять на него глаза. Его руки, скрытые телом девушки, сжались в кулаки. — Вот! — произнес Эдмунд, швырнув Джослину кожаный, мешок. — Я хочу, чтобы ты избавился от нее. Привяжи пару камней и брось ее в реку. Только позаботься, чтобы никто не узнал о том, что случилось здесь сегодня ночью. А то могут возникнуть кое-какие проблемы. Я скажу, что она вернулась в семью. — Он отхлебнул из кубка. — Проклятая мерзавка. Она не стоила тех денег, которые я потратил на то, чтобы одеть ее. Только тумаками я мог добиться от нее хоть какой-то реакции. Все остальное время она лежала подо мной как бревно.
