На осколках разбитых надежд (СИ) - Струк Марина (читаем книги онлайн без регистрации txt, fb2) 📗
О том, что она никогда не сможет родить детей, Лена призналась Рихарду еще тогда, в их первую брачную ночь под крышей тюрьмы, в комнатке на душном чердаке, где их запер британский конвой. Она боялась этого признания, но и промолчать не смогла. И так корила себя, что не сказала перед тем, как Рихард надел ей на палец кольцо. Словно не дала ему возможности узнать обо всем перед столь важным событием в его жизни.
Это стало сильным ударом для Рихарда. Настолько, что он даже не смог говорить в первые пару минут — никак не складывались даже слоги. Она заплакала тогда, видя его побледневшее лицо, и он прижал ее к себе так сильно, что заболели мышцы от его хватки.
— Ма-аааа… — только и смог протянуть он, желая узнать всю правду, и Лена сердцем разгадала его вопрос и поспешила сказать, что вина в ее стерилизации лежит на Биргит, не на баронессе. Чтобы хотя бы на толику стереть из его блестевших влагой глаз чувство безмерной вины.
— В мире много сирот после этой страшной войны, мое сокровище, — так скажет Рихард, когда они будут лежать на узкой койке после того, как отчаянно и страстно любили друг друга, забыв обо всем на свете. — Среди них точно есть и наши дети. Сыновья и дочери. Я всегда мечтал о большей семье с тремя детьми. Что ты скажешь на это, мое сердце? Я уверен, что у нас определенно еще будут дети…
Лена твердо знала, что только с Рихардом она смогла стать матерью и наконец-то перестала чувствовать пустоту в своем теле. Не будь с ней рядом ее мужа, этого бы просто никогда не произошло. Конечно, она любила детей. Ее первые ученицы в студии, которую Лена открыла по совету одной из «бывших», живущих по соседству в La petite Russie [225], немного заполняли эту пустоту. Маленькие русские девочки возраста погибшей Люши своим восторженным щебетанием после занятий, любовью, которой спустя несколько месяцев окружили Лену, помогли пережить те страшные для нее годы ожидания Рихарда из британского плена.
Наверное, все случилось так, как должно быть. Словно кто-то выстроил тонкую цепочку событий, ставшую в итоге ее дорогой к жизненному счастью. Не прикажи ей решительно Рихард уезжать в Швейцарию из разоренной Германии, Лена никогда бы не оказалась в Женеве, которую выбрала как место, некогда приютившее столько революционеров и самого Ленина, барельеф с чьим изображением украшал средневековую башню в центре города. Не поселись она в квартале La petite Russie, где во время одной из прогулок с удивлением услышала русскую речь и заметила магазины и библиотеку с русскоязычными вывесками, не было бы знакомства с Верой Алексеевной, напомнившей ей своей идеальной осанкой и французским произношением аккомпаниаторшу из балетной школы в Москве. Не было бы студии и ее «птичек», которых русские родители с огромным удовольствием по рекомендации Веры Алексеевны отвели к Лене на занятия. Сначала их было мало — пять девочек, но уже через год она репетировала к Рождеству 1947 года «Танец Фей Драже» уже с двенадцатью ученицами.
Рождество, когда Лена получила самый заветный подарок. Ведь в канун праздника на пороге ее студии появился заметно похудевший и небритый Рихард, освобожденный из британского плена вместе с тысячами других осужденных немцев…
Вырвавшись из воспоминаний, Лена вдруг захотела выйти из кухни в парк, чтобы ощутить летнюю свежесть. Пусть даже в домашних туфлях, чья тонкая подошва толком не защищала от гравия на дорожках. Пожалуй, не только кухня осталась в прежнем виде, но и парк, радовавший сейчас глаз своей пышной зеленью, и озеро, манящее ее к себе голубизной воды и отблесками утренних лучей на водной глади.
Это место нравилось Лене. Здесь когда-то она встретила Рихарда, по его словам, навсегда околдовав своими чарами и украв его сердце. Она любила гулять в парке Розенбурга и подолгу ходила по аллеям, пока не начинала болеть нога, напоминая о возрасте. Валентину одновременно и беспокоили, и радовали эти прогулки.
Валентина появилась у них первой. Лена очень боялась, что пустота в теле, так и не исчезнувшая никуда даже после возвращения Рихарда, помешает ей стать полноценной матерью для ребенка, которого они планировали взять в одном из приютов Германии. Рихард был прав — война оставила множество сирот. Был он прав и в том, что страхи Лены совершенно надуманы, и что она станет замечательной матерью. Сердцем они сразу поняли, что именно Валентина, потерявшая всю семью во время одного из налетов на Кельн, станет их старшей дочерью. И дело было не только в том, что она носила то же имя, что племянница Лены, и не в том, что она просто мистически была похожа на Рихарда. Они оба заметили ее из окна кабинета директора во время прогулки, и оба, не сговариваясь, почувствовали, что это их дочь.
А через полтора года, в 1951 году, когда они уже сменили тесную для Рихарда двухкомнатную квартирку Лены в La petite Russie на загородную виллу под Женевой, в их маленькой семье случилось пополнение. Настоящий дар свыше, как назовет ее беременность Рихард, до сих пор ставящий свечи в храме в благодарность за это чудо. Сначала Лена стала сильно уставать на занятиях с девочками в классах (за это время ее студия превратилась в школу с двумя классами разного возраста), затем несколько раз упала в обморок, и встревоженный Рихард настоял на визите к семейному врачу. Тот сразу же отправил ее в кабинет акушера. «На всякий случай!» — проигнорировал доктор заверения Лены, что она никак не может иметь детей.
— Беременность девять недель. Поздравляю вас, мадам фон Ренбек, — заявил после осмотра акушер-гинеколог.
— Это невозможно, господин доктор, — ответила резко, с трудом скрывая раздражение Лена. Обычно она предпочитала не произносить эти слова, пугающие ее до дрожи своим страшным смыслом. Но тут они сами сорвались со злостью с губ: — В 1943 году в нацистском госпитале мне сделали операцию по стерилизации.
— Уверяю вас, мадам, вы ошибаетесь, — решительно заявил доктор. — Я не понимаю, почему вы так решили, но ни о какой стерилизации и речи быть не может. Мадам сомневается в моей компетенции? Я практикую уже почти сорок лет и могу даже с закрытыми глазами при осмотре понять, беременна женщина или нет.
— Возможно, это что-то иное? — настаивала Лена.
— Полагаю, уже через несколько недель — по моим прикидкам, шесть или семь — мадам сама убедится в том, что иного диагноза быть не может.
Доктор оказался прав. Ровно через семь недель Лена почувствовала первое шевеление сына в чуть округлившемся животе. Это было ни с чем не спутать. И это было похоже на настоящее чудо — когда вместо пустоты внутри нее появилась частичка любви. Николай Генрих фон Ренбек появился на свет зимой, когда за окном падали пушистые хлопья снега, напоминающие Лене и Рихарду об их первом поцелуе во дворе Розенбурга. Их третий ребенок — дочь Паулина Мария — появился лишь после восьми лет бесплодных попыток, в 1960 году. Все сбылось, как говорил Рихард когда-то в день их свадьбы на чердаке тюрьмы в Ганновере.
— Ты словно знал, что так и будет, — сказала как-то Лена Рихарду, когда качала Николая на руках в детской, пытаясь убаюкать. — Мне показалось, что ты даже не удивился, когда доктор заявил о беременности.
— Просто я видел это когда-то во сне, — улыбнулся Рихард, касаясь ее заплетенной косы, лежащей на плече. — И я верил, что так и должно быть.
Со временем их небольшая семья стала только прирастать и прирастать: зятья — Франсуа и швейцарский немец Дитер, невестка Эжени, которую с легкой руки Лены стали называть коротко «Женя», многочисленные внуки и внучки. Все они собрались вчера под крышей замка, чтобы разделить с ней и Рихардом день пятидесятилетней свадебной годовщины. И все они были вчера в большой гостиной, когда Лена и Рихард давали интервью.
— Ваши дети и внуки знают вашу историю? — поинтересовалась журналистка, и они оба кивнули в ответ.
Разумеется, дети знали. Они росли, разговаривая дома на двух языках, они сами считали себя «русскими немцами швейцарского гражданства», как однажды сказал Николай. Даже Валентина, чистокровная немка. Именно Валентина предложила недавно создать комитет помощи переезжающим в Германию русским с немецкими корнями, которые сейчас покидали города бывшего СССР в поисках лучшей жизни. И именно Валентина помогала Лене получить все необходимые разрешения, чтобы установить во Фрайтале обелиск в память о советских военнопленных. А его эскиз разработал лично Николай, у которого было свое архитектурное бюро в Базеле. Сейчас сын Рихарда и Лены жил на две страны, восстанавливая родовой замок, к большому удовольствию отца.
