Шотландец в Америке - Поттер Патриция (читать бесплатно книги без сокращений txt) 📗
Помогая Джеду готовить завтрак, она поймала себя на том, что с нетерпением ожидает вечера, когда Габриэль снова увидит шотландца. И они будут одни. От волнения Габриэль стала рассеянной, и повар ее выбранил, после чего она постаралась взять себя в руки и думать только о неотложных обязанностях.
Джед чаще, чем обычно, жаловался на ревматизм, и поэтому дел у нее прибавилось. Ну да повар ведь не только занимался приготовлением еды, он по-прежнему лечил Кингсли, менял ему повязки и хлопотал, словно медведица, у которой появился медвежонок, — при этом все время ворча себе под нос.
— В людей стреляют… Никакого уважения к жизни, — бурчал он, ковыляя. — Засады устраивают, — прибавил он с отвращением.
Кингсли, который лежал на одеяле у главного фургона, шевельнулся — и тут же сморщился от боли.
— Нельзя тебе двигаться, — проворчал Джед.
— Не могу же я лежать вечно, — ответил Кингсли и сделал новую попытку.
В душе Габриэль боролись гнев и жалость. Казалось бы, какое ей дело, что этому человеку больно, — и все же, вопреки своему ожесточению, Габриэль ему сочувствовала. Он потерял много крови, на виске багровел уродливый шрам. Наверное, болит нестерпимо, и от малейшего движения боль становится сильнее. И все же Кингсли упорно пытался встать на ноги. Наконец ему это удалось, и теперь он стоял, держась за колесо. На его суровом лице застыло выражение непреклонной решимости, взгляд показался Габриэль жестким и холодным. И девушка в который раз удивилась, почему все погонщики питают к нему такую преданность. Возможно, именно потому, что он суров и решителен и всегда добивается своей цели, любыми средствами.
Вопрос только в одном: какими именно средствами?
Погонщики поели, Габриэль впрягла мулов в хозяйственный фургон, кто-то из рабочих — в главный, и оба двинулись с места. Габриэль низко надвинула свою неказистую шляпу на лоб, чтобы защитить лицо от жгучего солнца. Взяв поводья, она надела перчатки и вдруг подумала, что ее руки загрубели. Станут ли они такими, как прежде, — белыми, нежными, без мозолей?
Неужели шотландец может питать к ней интерес? Не простое любопытство, а иной, мужском интерес? И неужели сама Габриэль хочет заинтересовать его как женщина? Весь жаркий длинный день ее преследовала эта мысль.
Сэмми стоял в своем закутке в фургоне и раздраженно мычал, но пеший путь в десять миль был ему еще не по силам.
Сэмми. Надо думать о Сэмми. Или о театре. Или о музыке. Нельзя думать только о Кингсли. И о шотландце.
Не думать о том, как ей, черт возьми, убедить Камерона, что она совершенно не умеет стрелять из ружья!* * * Билли Бонса было просто не узнать. Он оказался игривым, порывистым, даже норовистым коньком.
Дрю про себя удивлялся, каким образом Габриэль удалось так выходить полудохлую клячу. Значит, терпение, обильная еда и любовь могут сотворить чудо. Он слишком был занят своими собственными обязанностями, а также мыслями о Габриэль, чтобы обратить на это внимание прежде, — но сейчас, когда эта женщина спокойно ехала рядом, Дрю не мог не заметить волшебной перемены. Билли высоко держал голову, шаг у него стал быстрый и уверенный, не то что месяц назад, когда эта парочка — Габриэль и ее конь — появилась на ранчо Кингсли. Шкура у коня лоснилась, глаза были ясные.
А Габриэль? Разумеется, ей еще далеко до совершенства, но посадка стала твердой и уверенной, и больше не кажется, что она вот-вот упадет с лошади. И хотя внешне она выглядит сущим оборванцем, но спину держит прямо, подбородок вздернут, а глаза полыхают синим огнем.
Дрю отчаянно захотелось обнять ее.* * * Через полчаса, они остановились, оказавшись достаточно далеко, чтобы стрельба не вспугнула стадо. Дрю спешился, подошел к Билли Бонсу и протянул руку Габриэль.
Она, поколебавшись, все-таки приняла его помощь и скользнула вниз, прямо к нему в руки. Дрю понравилось это восхитительное ощущение близости, и на миг он задержал Габриэль в своих объятиях.
Он знал, что должен ее отпустить, но ему так хотелось продлить эти волшебные мгновенья…
А Габриэль сама прильнула к нему, задев шляпой его подбородок. Обнимая девушку одной рукой, шотландец развязал тесемки шляпы и швырнул ее наземь.
Теперь он ясно видел ее глаза, прекрасные синие глаза, от одного взгляда которых у сильных мужчин подкашиваются ноги. Черт возьми, и впрямь подкашиваются! Темные волосы завивались колечками вокруг ее лица, и Дрю понимал, почему Габриэль никогда не снимает своей проклятой шляпы. Она выглядит воплощением женственности, и смущение в ее глазах пробуждало в нем стремление защитить ее. И желание.
Наверное, это колдовство, тайная женская магия, думал Дрю, потому что ни одна женщина до сих пор не вызывала у него таких чувств. Он отвел от ее лица непослушный завиток — и тогда заметил, что она недавно вымыла волосы. Локоны ее были шелковистыми на ощупь. Кожа — нежной и мягкой.
Дрю наклонился, ласково коснулся губами ее губ. Ответный поцелуй начисто смел остатки его сдержанности. Губы ее были нежными и робкими, но руки обвились вокруг его шеи, и от прикосновения тонких пальчиков к волосам по его жилам потекли реки огня, грозя накрыть его с головой.
Поцелуй Дрю стал глубже, настойчивей, и девушка, повинуясь древнему, как мир, инстинкту прижалась к нему всем телом. Желание, терзавшее его, стало нестерпимым. Он желал эту женщину, и ему стало безразлично, хорошо это или дурно и есть ли в этом поступке хоть капля здравого смысла.
Они целовались все безумнее, неистовей… но вдруг девушка отшатнулась. Испуганно взглянув на Дрю, Габриэль выдохнула:
— Камерон…
— Дрю, — сказал он, — меня зовут Дрю.
А она все смотрела на него, и во взгляде мешались страсть и отчаяние, желание и панический страх.
— Повтори, — велел он.
— Дрю, — послушно повторила Габриэль.
Ему нравилось, как звучит его имя в ее устах. Голос у нее был немного хриплый, чувственный, зовущий.
Легким движением пальцев Дрю коснулся ее подбородка.
— Как это тебе удалось?
— Что удалось? — эти простые слова прозвучали томительно, словно вздох.
— Затемнить кожу.
— Накрасилась.
— А как ты научилась краситься?
— Меня научила одна актриса.
— Чему еще она тебя научила?
Настороженность мелькнула в ее взгляде. Габриэль опустила глаза и хотела отвернуться.
— На этот раз тебе не ускользнуть, Габриэль, — он схватил ее за локоть и повернул к себе. — Чему еще научила тебя актриса?
— Опасаться мужчин, — ответила она сердито, пытаясь освободиться.
Дрю и глазом не моргнул.
— Очень нехорошо, что ты не обратила внимания на ее слова, — сказал он ласково… слишком ласково. — Перегон скота — не место, где можно уберечься от мужчин.
— Кажется, ты собирался поучить меня стрелять? — съязвила Габриэль, стараясь вывернуться из его объятий.
— А мне показалось, что ты не желаешь учиться.
— Я передумала.
— И я тоже. Я бы с гораздо большим удовольствием занялся кое-чем другим.
Он не размыкал рук, и Габриэль подняла глаза. В них метались самые противоречивые чувства — испуг и страсть, непокорность и желание, но прежде всего — отчаянное смущение.
Сердце Дрю забилось сильнее. Что за умная, забавная, задорная малышка! Она ему нравится, даже слишком нравится, хотя он и понимает, что это чертовски глупо с его стороны. Никогда в жизни Дрю Камерон не был всей душой предан женщине — да и не желал такой преданности. И ему очень не по душе была скрытность Габриэль. Нет, он не может мириться с ее тайнами и ложью! Он больше этого не потерпит.
Дрю вздохнул. Ему хотелось касаться ее, целовать, ласкать, овладеть ею… Он знал, что сумел бы этого добиться. Он был уверен в этом так же, как и в том, что его зовут Дрю Камерон. Но все-таки колебался. И наконец неохотно разжал объятия, проклиная себя в душе за подобное донкихотство.
— Ладно, начнем, — сказал он и, вынув револьвер, протянул его девушке.
Габриэль взглянула на револьвер, точно это была гремучая змея, и Дрю сразу понял, что она не солгала. Она действительно не любит оружие.
