Песня сирены - Карр Филиппа (книга жизни .TXT) 📗
Часть вторая. ДАМАРИС
ПОДВАЛ ДОБРОЙ МИССИС БРАУН
Наверное, я всю жизнь буду в тени Карлотты. Она на семь лет меня старше, что и так уже несомненное преимущество, но дело не в возрасте: Карлотта сама по себе очаровательнейшее существо из всех, с кем сталкивала меня судьба.
Когда она входила в комнату, все разом оборачивались. Это происходило помимо воли, согласно какому-то непреодолимому импульсу. Мне лучше, чем кому-либо, известно это ощущение, поскольку я слишком подвержена ему и всегда его испытываю. Темные вьющиеся волосы и эти бездонные голубые глаза делали ее, конечно, ошеломляюще прекрасной, а когда одна из сестер столь мила, разве может сравниться с ней другая? Я не сомневаюсь, что не будь у меня такой сестры, как Карлотта, обо мне говорили бы как о приятной и очень даже симпатичной, но Карлотта была, и мне пришлось привыкнуть, что это ее называют «красавица». Я быстро сдалась и уже не принимала это чересчур близко к сердцу, чего опасалась, должно быть, матушка. А кроме того, я ведь тоже принадлежала к армии обожателей Карлотты. Я любила смотреть в эти глубоко посаженные глаза, когда они полуприкрыты веером невероятно длинных темных ресниц; в следующий миг они могли распахнуться и, если сестра не в духе, полыхнуть голубым огнем. Кожа ее была бледна и в то же время отливала нежным румянцем, живо напоминая мне цветочные лепестки — тот же цвет, тот же оттенок. У меня же кожа была «кровь с молоком», а прямые каштановые волосы, которые не очень-то просто завить, упрямо не желали лежать так, как мне хотелось. Цвет глаз вообще не определишь, я обычно говорила, что они такого же цвета, как вода. «Они такого же цвета, как ты, — заявила однажды Карлотта. — Своего у них нет, они становятся то одни, то другие, в зависимости от того, что сейчас к тебе ближе всего. Вот и ты так, Дамарис. Хорошая девочка:» Да, да, да «, — только от тебя и слышно. Вечно своего мнения нет, говоришь то, что тебе говорят другие». Карлотта подчас могла быть жестокой, особенно если кто-то или что-то выводило ее из себя. В таких случаях ей нравилось срывать злость на ком-нибудь, кто оказывался поблизости, обычно это была я. «Ты такая хорошая девочка», — постоянно говорила она мне, и в ее устах это слово звучало как самое презренное на свете.
Матушка всегда пыталась убедить меня, что любит меня так же, как и Карлотту. Я же была в этом вовсе не уверена, однако знала, что беспокою ее в гораздо меньшей степени, нежели Карлотта.
Однажды я услышала, как бабушка говорила матушке: «Ну, с Дамарис у тебя, по крайней мере, неприятностей не будет». Я сообразила, что и тут они сравнивают меня с Карлоттой.
Карлотта вечно впутывалась во всякого рода истории, вокруг нее постоянно происходили разные события, а она оказывалась всегда в самом центре их.
Все из-за того, что она была не только красивой, но и богатой. Она вскружила голову Роберту Фринтону, который жил в Эндерби-холле, да так, что он оставил ей все свое богатство. Затем пошли слухи, будто бы она собирается «удариться в бега»с неким Бомонтом Гранвилем. Я лично не видала его ни разу, но о нем много говорили, а имя его было у всех на устах, даже у прислуги.
Но это уже в прошлом, а сейчас она замужем за Бенджамином Стивенсом, милым Бенджи, в котором мы все души не чаем, а матушка в особенности, радуется, как малое дитя.
Рождество мы провели в Эйот Аббасе, и опять все крутилось вокруг Карлотты. Матушка настояла, чтобы мы не уезжали, покуда ребенок — маленькая девчушка, которую назвали Клариссой, — не появился на свет, и лишь после этого отпустила нас с отцом домой.
— Теперь, с рождением ребенка, — сказала матушка, — Карлотта угомонится.
— Угомонится! — с усмешкой воскликнул дед. — Да эта девчонка никогда не угомонится! Помяните моя слова, она всегда будет зажженной спичкой в стоге сена.
К Карлотте дед питал особые чувства, а меня он, казалось, вовсе не замечал. Матушка утверждала, что он и на нее внимания не обращает. Это лишь подчеркивало ту теплоту, с какой дед относился к сестре.
Матушка скоро должна была воротиться домой. Причин оттягивать возвращение больше не было, она увидела, как внучка благополучно появилась на свет, и убедилась, что Эйот Аббас стал для Карлотты после свадьбы с Бенджи родным домом, а Карлотта окунулась в мир своего детства, которое некогда провела здесь, будучи для всех дочкой Харриет.
Вчера от Стивенсов прискакал с письмами один из их грумов. Матушка извещала, что в конце недели собирается домой. Путешествие Оттуда занимало по обыкновению не так уж много времени — от силы две ночи придется провести на постоялых дворах, если не поспешить. Однако грумы умудрялись уложиться всего в два дня, причем каждый раз старались управиться в более короткий срок.
То утро выдалось искристое, сверкающее. Март, вопреки устоявшемуся мнению о себе как «о робком ягненке», рвался на свободу, подобно заправскому льву. Воздух был напоен весною. Длинная зима кончилась, ночи становились все короче и короче, и, хотя солнце светило еще не в полную силу, его лучи уже вовсю разгуливали по полям и деревьям. Я любила выезжать верхом в лес, любила наблюдать, как меняется все вокруг. А еще я была без ума от животных, если не считать наших собак и лошадей, я обожала разных птиц и вообще всех диких тварей. Они всегда приближались ко мне, будто понимая, что у меня и в мыслях нет причинить им вред, что я хочу им только помочь. Я знала, как нужно говорить с ними, как успокоить их. Отец утверждал, что этот дар у меня от рождения. Я ухаживала за кроликами и воробьями, а однажды на болоте нашла выпь. У нее была сломана лапка, и я не могла оставить ее в беде. Какая радость была видеть, как она выздоравливает!
Я любила жизнь в имении, но знала и то, что рано или поздно наступит час, когда мне придется уехать с семьей в Лондон, чтобы бывать на балах и, в конце концов, найти себе подходящего мужа. Сказать по правде, я страшилась этого; единственное утешение, что родители не собираются выдавать меня замуж насильно, столь велико их желание видеть меня счастливой.
В любом случае мне еще только тринадцать, и вся эта суета — дело будущего, хотя Карлотта, насколько я припоминаю, вряд ли была старше, когда по уши влюбилась в Бомонта Гранвиля. Но Карлотта и есть Карлотта.