Роковая любовь - Бурден Франсуаза (книга жизни TXT) 📗
Ты зря забиваешь себе голову, это к тебе возвращаются детские страхи.
Выходит, из-за мальчишеских страхов он, взрослый мужчина, может заснуть только при включенном свете?
Глухой вой за окном предвещал приближение грозы. Лео испуганно затявкал, подняв голову и навострив уши.
– Ничего страшного,– сказал Виктор вполголоса.
Щенку было неуютно на большом ковре, и Виктор пошел за одеялом. Он свернул его в несколько раз и сказал:
– Вот, устраивайся здесь, отдаю его тебе.
Тома будет вопить от радости, когда увидит Лео.
Они договорились, что один месяц летних каникул он проведет с отцом. Планировалось путешествие, но наличие собаки может изменить планы. Впрочем, в Роке столько дел, что проще будет остаться здесь.
Раскаты грома становились все громче, небо озаряли вспышки, а потом где-то совсем рядом ударила молния.
Все ли было закрыто?
Когда они жили в Роке с матерью, едва начиналась гроза, она посылала их быстро проверить, закрыты ли окна и двери. Это был отличный предлог пронестись галопом по всему дому с воинственными криками.
Он вспомнил, что оставил приоткрытым одно окно в гостиной, потому что слишком много курил этим вечером.
Ну и глупый же ты, спрашивается, зачем было менять все замки...
Когда Виктор спустился на первый этаж, свет внезапно погас, и, чтобы сориентироваться, ему пришлось дожидаться следующей молнии. Поскольку выключение электричества не было редкостью – Рок находился на конце линии,– он всегда оставлял при входе фонарь. Обнаружив его на ощупь, он дошел до гостиной и успел закрыть окно в последний момент перед ливнем. Освещаемые беспрестанными вспышками молний, за окнами под порывами ветра сгибались огромные деревья. Виктор замер, захваченный этим зрелищем. Мальчишками они с Максимом обожали летние грозы, от которых мать просто сходила с ума. «Как я ненавижу этот дом»,– повторяла она, зажимая уши, чтобы не слышать раскаты грома.
Разволновавшись от воспоминаний, Виктор спросил себя, как ей удавалось держать удар в течение тех лет, пока отсутствовал отец. Ведь у нее было двое детей. Она часто была вспыльчивой, но иногда ее нежность, направленная на них, переливалась через край. Он сохранил не самые приятные воспоминания об этом периоде, которые со временем стерлись, но сейчас, когда он снова жил в Роке, они вернулись к нему с новой силой. И однако же ни он, ни Максим никогда не чувствовали себя несчастными, в этом он был уверен. Они были встревоженными, да, но не несчастными. Встревоженными из-за чего? Из-за того, что не могли вытянуть мать из ее очевидного отчаяния? Или из-за того, что мечтали тайком о той веселой жизни, которую вел их отец вдали от них?
Виктор еще раз пересек гостиную, машинально высвечивая углы, и вдруг его пригвоздил к месту какой-то странный звук. Ему понадобилось несколько секунд, прежде чем он осознал, что это поскуливает Лео, отправившийся на его поиски.
– Ты здесь не для того, чтобы пугать меня, а для того, чтобы охранять,– сказал он, поднимая щенка на руки.– И стеречь весь этот большой дом... Неплохое местечко для игр, правда? Давай-ка пойдем спать, а то мы с тобой как два дурака – и ты, и я...
А что делать с собакой шестого июня? – об этом дне он продолжал думать вопреки собственной воле. И что он ответит Лоре, если та опять скажет ему чувственным голосом «Мне тебя не хватает»?
Длинная молния осветила лестничную площадку, и вслед за ней дом сотряс невероятный раскат грома. Виктор почувствовал, как щенок прижался к нему всем тельцем, а потом что-то горячее намочило его рубашку.
– Лео, нет, это нельзя делать дома!
Но приучение к чистоте подождет до завтра, так как в настоящее время ливень превратился в потоп. Добравшись до спальни, Виктор решил принять душ – при свете или без, все равно. Он прикрепил фонарь к двери ванной и помылся как можно быстрее едва теплой водой. По крайней мере, этой ночью, если Виржини вздумается болтаться по округе, она не увидит в Роке ни огонька! Скользнув под одеяло, он с удивлением отметил, что ему хочется думать все же о Виржини, а не о Лоре, спящей в объятиях Нильса.
Марсьяль перезарядил в последний раз и выстрелил, уперев ружье в бедро. Глиняная тарелка разлетелась вдребезги. Он был превосходным стрелком, глаз его пока не подводил, и он не нуждался в тренировках, но ему надо было как-то разрядить свои нервы, а охотничий сезон был закрыт.
Не обращая внимания на похвалу владельца клуба, он отправился в кассу расплатиться за утреннюю стрельбу, не сказав никому ни слова. Затем он сел в машину и позвонил предупредить Бланш, что обедать сегодня не придет. Прежде чем она успела спросить, что он будет делать, он отсоединился.
Два дня, всего два дня, как он порвал с Жюли, а ему уже безумно не хватало ее. Неужели он так глубоко привязан к ней? Во всяком случае, сцена расставания прошла на пределе его сил. Вместо того чтобы дать Жюли какие-то сумбурные объяснения, которые по большому счету совершенно ничего не объясняли, он ограничился тем, что объявил о своем решении.
Она расплакалась. Расплакалась, да,– эта женщина, которая могла иметь гораздо большие надежды на будущее, чем он! Старый, эгоистичный и лживый... Он привык так вдохновенно лгать, что чувствовал себя дома вполне нормально. Как будто ничего и не было. Ничего? Да неужели? Эта связь была, однако, не такой, как другие. Она здорово отличалась от других, словно была последней!
– Жюли, Жюли...– повторял Марсьяль еле слышно.
Хорошо же он выглядит, разговаривая сам с собой за рулем! И потом, за его долгую жизнь ему приходилось сталкиваться с гораздо худшими вещами, но он всегда преодолевал трудности. Теперь остается только закатить для себя небольшую пирушку – ну хотя бы в Домме, километрах в десяти отсюда, где можно по достоинству оценить фуа-гра в горшочке, фирменное блюдо «Эспланады», ресторана, куда он никогда не возил Жюли. После этого ему хватит смелости вынести взгляд Бланш. Этот инквизиторский, соболезнующий, влюбленный взгляд, доводящий его до изнеможения. Но решено, он никогда ее не бросит, ой не сможет быть таким подлецом, чтобы забыть все, что она сделала для него и Нильса. Нет, нет, он свой выбор сделал, и будет держаться принятого решения, ведь он человек слова.
До сих пор Виктор отлично исполнял роль отца и бывшего мужа: с Лорой он вел себя галантно, но при этом сохраняя дистанцию, а к Тома был внимателен. После спектакля, сыгранного детьми, он подошел к учительнице сына и даже стоически согласился съесть кусочек торта с жирным подтаявшим кремом и выпить стакан мятного сиропа.
– Ну вот, ты свой долг выполнил, пойдем,– шепнула Лора, беря его под руку.
Она повела его во внутренний дворик школы, и они уселись на дальней скамейке, укрытой от солнца. Несмотря на жару, мальчишки, перевозбудившись, носились по двору во всех направлениях.
– Директриса тобою очарована, она говорила о тебе только в превосходной степени, не закрывая рта. А я и забыла, до какой степени ты нравишься женщинам...
Лора рассмеялась, запрокинув голову, а он отвел глаза, рассеянно оглядывая двор.
– Тома очень хорошо рассказал басню,– сказал он бесцветным голосом.
Виктор приехал в Париж не только ради удовольствия видеть сына, и он прекрасно знал это. Словно случайно, Лора надела небесно-голубое платье, он обожал этот цвет. И тот самый браслет, подаренный ей незадолго до того, как он узнал, что жена уходит от него.
– Сейчас у тебя вид получше, чем на Пасху, мне это приятно,– сообщила Лора весело.– Ты и чувствуешь себя так же хорошо, как выглядишь?
Вместо ответа Виктор безропотно смотрел на нее. Восхитительная... Она действительно была восхитительной – более точного слова не было. Если бы он случайно встретил Лору на улице, не зная ее, он бы влюбился.
– Да, нормально,– вздохнул он.– А ты?
– О, я...
Она словно ждала этого вопроса, так резко изменилось ее лицо. О, этот несчастный вид, к которому он не умел оставаться безучастным... Каждый раз, делая такое лицо, она могла добиться от него чего угодно.
